Номер 21 (1510), 23.07.2020

Аркадий РЫБАК

Художественно-документальная повесть

(Продолжение. Начало в № 20.)

4

Советы, конечно, планировали возврат Бессарабии, но на разработку деталей явно не хватило времени. Военный гарнизон разместился в Аккермане прочно. А вот с гражданскими властями случилась легкая неразбериха. 7 августа была образована Аккерманская область в составе Украинской ССР, но уже через четыре месяца центром области стал Измаил. Всю Бессарабию разбили на несколько районов. Каким-то удивительным образом старинный город, только что бывший областным центром, вдруг был перемещен в подчинение... соседнего села Шабо. На самом деле на жизни обывателей отразились не эти организационные выкрутасы, а быстрая смена привычных правил. Вчерашняя частная собственность вдруг стала общей. Вчерашние владельцы магазинов, лавок, ресторанов, винных погребков и складов могли теперь надеяться разве что на работу по найму в своих собственных заведениях. Некоторые оказывались и вовсе с пустыми руками. Такое нравилось не всем. Впрочем, бороться с красными никто не рвался. Между собой аккерманцы продолжали обсуждать, стоило ли оставаться или нужно было драпать вместе с румынами. Мишин дед стоически перенес национализацию его магазина вместе с закупленным на солидные суммы товаром. Семье позволили продолжать работать на привычном месте, спустили штатное расписание и назначили каждому некую зарплату. Довольно смешную для коммерсантов, привыкших вести дела на свое усмотрение. Ясно, что о закупке товаров во всяких там Парижах и Бухарестах речь уже не шла. Впрочем, и в Париже уже тоже были немцы...

Сборища в доме деда стали ежевечерними, многолюдными и очень шумными. По мере того, как фашисты подминали под себя Европу и даже бомбили острова за Ла-Маншем, возникало все больше вопросов. О том, что Гитлер объявил желание полностью уничтожить европейское еврейство, знали уже давно. Аккерманские мудрецы пришли к выводу, что их семьи могут спастись только на просторах Страны Советов или где-то очень далеко за океаном. Но туда попасть шансов не было. Оставались Советы. Среди аккерманцев было немало людей, успевших повоевать в рядах русской армии в годы Первой мировой. Многие относительно молодые мужчины прошли службу в армии румынской. Все понимали, что столкновение с немцами неизбежно, и большинство было готово воевать с ними.

...Провокации на границе бывали и раньше. Но когда из черных тарелок репродукторов, развешанных на высоких столбах, вылетели скрипучие слова и вещи были названы своими именами, людей охватила паника. Знали, что зло неизбежно, но не хотели верить, что оно уже пришло. Снова были каникулы. Опять июнь. Миша с отцом и дедом были в тот момент на базаре, наполненном ароматами спелых плодов и запахами брынзы, рыбы, специй. Вокруг все гомонили и привычно торговались, здоровались с приятелями и перебрасывались незначительными фразами. Рядом со взрослыми бегали дети. И вдруг все замерло. Мише показалось, что он в огромном павильоне, где невидимый фотограф сказал всем этим людям: "Замрите, я снимаю!" Скрипучие фразы из репродуктора заставили всех замолкнуть и замереть. Только с последними словами люди стали твердить себе и окружающим: "Война! Война! Война!" Некоторые тут же брели к выходу, словно забыв, зачем сюда пришли. Бойкие торговцы перестали выкрикивать, зазывая покупателей и нахваливая свой товар. Новость одним махом прибила всех.

Беня с Яшей на следующий день пошли в военкомат. Там уже собралась огромная толпа. На порог вышел весь издерганный военный в сдвинутой на затылок фуражке и промокшей от пота гимнастерке. Он зычно гаркнул в толпу:

— Остаются только те, кто имеет опыт службы в армии. Остальные — по домам!

Яша еще потолкался среди добровольцев, поговорил с Беней и отправился к родителям сообщить новость. Беня в тот день своей очереди так и не дождался, но следующим утром ему вручили повестку, приказали быть готовым через двое суток для отправки на сборный пункт и отпустили домой. Вскоре стало ясно, что батальоны бессарабских добровольцев будут формировать в Одессе. Ясно было и то, что румыны уже готовы вместе с немцами опять прибрать к рукам этот край. Времени на раздумья не было. Дед принял решение за всех — срочно перебираться в Одессу, где есть родственники и откуда, если что, можно двигаться дальше. Такое решение принял в те дни не только Мишин дед. Тысячи людей собирали скарб и любыми способами переправлялись через Днестровский лиман...

5

Вся эта суета с подготовкой к отъезду прошла мимо Миши. Он проводил отца только до военкомата и вернулся с мамой домой. Приготовлениями руководил дед, а главным его помощником стал Яша. Начало июля было жарким. Мальчишки носились по городу, лазили по стенам древней крепости и по полдня проводили на лимане. Плавали, иногда ловили рыбу. Выходить на лодках можно было только по специальным разрешениям, которых у пацанов, естественно, не было. Взрослым стало не до них. Но один за другим уезжали Мишины друзья. Город пустел с каждым днем. Отбыла и семья Рыбаков.

Не скажешь, что Миша никогда не выезжал за пределы Аккермана. Нет, бывало, брал его отец в свои деловые вылазки. Они важно катили на бричке в окрестные богатые села. Но до больших городов было далеко. Трудно даже передать, какой восторг вызвал у мальчика приезд в Одессу. Дед, который бывал здесь до революции, известил всех: "Приехали!" Хотя они были на окраине. Потом еще долго ехали до нужного места. Немножко сбились с пути, но еще дотемна добрались до дома, где жил двоюродный брат деда.

То был обычный одесский дом постройки прошлого века, сложенный из ракушняка в три этажа. По аккерманским меркам, дом был огромным. Внутри двора были разбиты палисаднички с цветами и деревьями, лестницы-галереи опутывали побеги дикого винограда. Во дворе всегда было полно народа. Бегали с воплями дети. Женщины стирали белье возле массивной колонки с водой и громко между собой перекрикивались на смеси языков, включавших русско-украинский суржик, слова на идиш, на молдавском и болгарском. И все друг друга понимали.

Блюма первым делом бросилась в военкомат узнать о судьбе мужа. Ей коротко ответили: жив-здоров, проходит переподготовку. Вести с фронтов были менее приятными. Фашисты уже прошли Белоруссию и двигались дальше на восток. С юга враг шел вместе с румынами, которым была обещана вся территория под названием Транснистрия. Уже 28 июля 1941 года противник вошел в Аккерман. Срочный отъезд из города оказался правильным шагом.

За неделю до этого Мише исполнилось одиннадцать. Событие прошло настолько незамеченным, что сам парнишка вспомнил о нем только на следующий день. В Одессе была совсем другая жизнь. Да и вообще в те месяцы жизнь стала совсем другой. На следующий день после дня рождения Миши город впервые бомбили. Главными целями стали порт, железная дорога, склады и промышленные объекты. По скупым сводкам с фронтов было понятно, что немцев остановить не удается, и они стремительно движутся вглубь страны, разрушая города и села, уничтожая мирных людей.

Миша хоть и был пареньком озорным и непоседливым, но с началом войны словно вмиг повзрослел. Он беспокоился за отца, уже отправленного на передовую в составе стрелковых частей только что сформированной Приморской армии. Он искал повод пообщаться с дедом и хоть чем-то помочь маме. С Яшей виделся редко. Тот уходил рано утром и возвращался ближе к ночи. Валился с ног от усталости. Целый день Яша работал в порту. Его сила нашла применение. Миша полюбил бродить по городу. От Базарной и Александровского проспекта, в районе которых они обитали, было рукой подать до Греческой площади и Дерибасовской в одну сторону, до Привоза — в другую, а в третью — до большого парка над морем. Дней через десять парнишка отлично ориентировался в Одессе, казавшейся ему огромной. При этом мама просила его не бегать на Молдаванку, о которой шла дурная слава, и не болтаться допоздна.

Не моя цель подробно описывать оборону Одессы 1941 года. Об этом сняты фильмы, написаны стихи, песни, мемуары и романы. В тех воспоминаниях немало противоречий. Как, впрочем, не может быть истины, единой для всех. Я в разные годы много общался с людьми, помнившими то время. Спрашивал о тех днях у отца и деда. Сложилась мозаика. Бенцион хоть и был в рядах оборонявших Одессу с первых же дней, но особо на эту тему говорить не любил. Да, он знал, что фашисты берут город в кольцо. Да, он отступал вместе с товарищами в первых числах августа на рубежи в районе Раздельной — Кучурганы. Конечно, замполит им объявил о том, что с 8 августа Одесса на осадном положении и фашисты вышли к Днестровскому лиману. Дед помнил, что для поднятия духа им сообщили, что немцы сбросили десант, переодетый в форму красноармейцев в район Аджалыкского лимана, но вся группа была уничтожена. Бойцы знали, что население города помогает строить оборонительные рубежи, что предприятия пытаются выпускать продукцию военного назначения. А вот о том, что последний поезд на восток ушел 13 августа, в войсках разговора не было. Дело в том, что кольцо сжималось. Немцам удалось перекрыть железную дорогу и выйти к Черному морю восточнее оборонявшегося города. Единственным путем сообщения стал морской.

Кто был в Одессе летом, знает, какое в это время здесь изобилие любых продуктов. Все окрестные села стремились выгодно продать горожанам свой урожай. Тем летом было не так. Из прифронтовой полосы запросто не приедешь. Кое-что выращивали в пригородах. Но больше рассчитывали на складские запасы и на то, что подвозили морем. В конце лета ввели карточную систему. К примеру, работник оборонного предприятия стал получать 800 граммов хлеба в день, прочие работающие — по 500 граммов, члены семей — по 400. Еще было положено работающим по три килограмма крупы в месяц, по килограмму сахара и жиров. Членам семей выдавали в разы меньше. В большой семье распределять дефицитные продукты было проще. Но возникали проблемы с водой и керосином. В ряде районов города воды не видели сутками. Приходилось таскать в ведрах, бидонах и прочих сосудах, а потом бережно расходовать.

Во дворах с утра жужжали примусы и керогазы. Эти приспособления были незаменимы. На них готовили еду, кипятили воду. Керосином пахло еще похлеще, чем жареной рыбой. В каждой квартире хранился бутыль с этой ароматной жидкостью, плотно закупоренный пробкой или бумажной затычкой. В городе была целая сеть невзрачных будок, где отпускали керосин. Очереди к ним выстраивались километровые. Ожидание порой растягивалось на часы. Одна такая будка стояла вблизи Кировского сквера. В очереди к ней застряла порядком подуставшая Блюма, не получавшая в последние дни никаких весточек от мужа. Было начало сентября, но солнце палило по-летнему. Уже третий час Блюма вела житейские беседы с такими же, как она, измотанными и озабоченными женщинами. Сюда долетали обрывки слухов о фронтовых делах. Кто-то говорил, что наши скоро погонят немцев обратно. Кто-то якобы знал, что Одессе дадут серьезное подкрепление. Кто-то, напротив, слышал, что враг вот-вот зайдет в город. Обсуждали последние бомбежки и то, как можно уехать на восток. Говорили, что порт забит людьми и грузами, которые пока некуда грузить. Упоминали названия пароходов, пришедших из Крыма или ушедших в море. За такими разговорами коротали время и отвлекались от тяжелых мыслей. Ведь у многих в окопах на передовой находились мужья, братья, сыновья, отцы.

Сентябрь уже начался, но Миша в школу не пошел. Хотя власти велели начать учебный год и открыли большинство учебных заведений. Работали даже кинотеатры в центре города. Но Миша только что прибежал из дома, куда доставили сообщение из госпиталя. Мальчишка пулей метнулся к бесконечной очереди, нашел мать и закричал:

— Бежим быстрее! Папу ранили!

Блюма растерянно обернулась и тут же закрыла лицо руками. А сын уже тянул ее за руку. Она глянула на него, потом на очередь за керосином. Сказала:

— Я стою тут уже третий час, еще немного осталось...

Но Миша и слушать не хотел.

— Бежим в госпиталь! Ну его, этот керосин!

Блюма на всякий случай сказала, что, может, успеет вернуться, и пошла за сыном. Они двинули по Базарной в сторону моря. Отошли квартала на два, когда в небе появились самолеты со свастикой на крыльях. Рев моторов нарастал. Потом раздались характерные звуки рассекающего воздух металла. Бомбы. Куда от них спрячешься посреди улицы? Потом прозвучали взрывы. В том конце улицы, откуда они с мамой только что убежали, Миша увидел взметнувшееся вверх красно-черное пламя. Оно пожирало ветки деревьев и сильно воняло керосином. Бомба попала в лавку, возле которой стояла очередь усталых женщин...

Миша подумал: "Как хорошо, что мы с мамой остались живы!"

(Продолжение следует.)