Номер 06 (802), 16.02.2006

Anno domini 1498

Во дворце герцога Валентинуа замерла тишина. Тишина боялась шелохнуться: в покоях Чезаре Борджиа была его сестра, Лукреция. После смерти герцога Гандиа, брата... архиепископа Козенцы... Джема, брата и врага султана Оттоманской Порты Баязида...

Тишина боялась этих членов семьи Борджиа.

* * *

Я – Цезарь... Цезарь Борджиа... Цезарь!.. Государь... Я – князь...

* * *

Сын римского папы Александра VI небрежно гладил свою сестру по бедрам, – Лукрецией... почему ее назвали Лукреция? – это блестящее сочетание: Лукреции... и обе из Рима...

Он схватил ее за волосы и услышал стук в дверь. Чезаре свободной рукой обнажил стилет с отравленным лезвием... выждал... еще немного... еще... еще... оттолкнул от себя голову.

— К-т-о? – его сип пронизал черное дерево, покрытое золотом, двери.

— К-к-т-о-о?..

— Ваша светлость! Срочные вести из Флоренции! Савонарола мертв! Его сожгли на костре!

Герцог узнал голос.

— Я услышал. Иди...

Джироламо Савонарола мертв...

Бывший кардинал Валенсии со стуком вбросил стилет в ножны.

Он наполнил кубки красным испанским вином.

— Выпьем... Еще один враг нашего дома мертв.

Вино было терпким, чуть горьким.

— Как это произошло, Чезаре? Наш отец рассчитал все, как обычно?

— И да, и нет...

— Расскажи, братик, я люблю истории с хорошим концом...

Ты рассказывай...

— Ммм... да... Продолжай!..

Т-тебе все рассказывать, с самого начала?

— Ммм... Рассказывай...

— Да... Бедный монах – доминиканец Джироламо Савонарола...

Бедный монах?.. Бедный монах!

* * *

Савонарола, Джироламо Франческо...

Его род – один из самых знатных в Падуе. Рожден в Ферраре, куда пригласил его семью маркиз Никколо д'Эсте. В 23 года он принял схиму у доминиканцев во Флоренции. Спустя некоторое время Савонарола – настоятель монастыря.

* * *

— Мы были беднее, Чезаре... И все время не было воды...

— Слава Господу отцу нашему!.. Я хочу еще пить. Налей мне и себе.

— Ты рассказывай...

* * *

Я люблю на нее смотреть, когда нагая она...

* * *

Чезаре встал и подошел к ней сзади...

* * *

— Ты рассказывай...

* * *

— Он сошел с ума в своем монастыре... День и ночь: камни кельи... деревянное распятие... Тонкая свеча – он на коленях молился...

* * *

Te Deum Laudamus! Te Deum Laudamus! Te Deum Laudamus!

* * *

Я слышу Тебя, Господи! Я слышу!!! Дай же мне силу... силу Твою...

А! Я слышу тебя... Я слышу...

ИДИ, ПРОРОК, И ОТ ИМЕНИ МОЕГО ГОВОРИ

* * *

У него были видения.

Слабый и без того, довольствовавшийся самым малым в еде и одежде – он умерщвлял свою плоть – Савонарола стал пророком, дух его горел, он поверил в это – он решил изменить людей!

* * *

Они лежали рядом. Удивленная Лукреция переспросила:

— И он отказал в последней милости умирающему? Самому Лоренцо Великолепному?

— Он не дал отпущение грехов на смертном одре Лоренцо Медичи, правителю Флоренции. Это было 6 лет тому назад.

Босой монах ненавидел мир.

* * *

— Умер тиран, говоривший, что Флоренция свободна и счастлива! Ложь! Она в рабстве и нищете! О-оо... Я слышу... Я-я слышу Тебя!.. слышу...

ОДНАЖДЫ С ГОР СПУСТЯТСЯ ВАРВАРЫ, И СТЕНЫ НАШИХ ГОРОДОВ, ПОДОБНО СТЕНАМ ИЕРИХОНА, РУХНУТ ПРИ ЗВУКАХ ИХ ТРУБ.

Слышу...

* * *

— В конце весны 1492 года Лоренцо умер. В середине лета того же года не стало римского папы Иннокентия VIII, и Родриго Лансоль Борджиа принял имя Александра VI.

— Это я и так знаю, о, сын Родриго!.. Рассказывай...

* * *

— Савонарола предсказал нашествие варваров из-за гор...

Лодовико Моро призвал французов. Затем Карл VIII услышал от доминиканца радостную весть: его ждет большое несчастье в наказание за то, что не захотел выполнить освободительную миссию, возложенную Господом. Король франков умер – слава Всемогущему.

— Второе пророчество получше.

— Следующее совсем хорошее. Пророк Иеремия 8 дней кричал: "Горе Иерусалиму!" – лишь на девятый понял все и прошептал: "Горе мне!" Савонарола думал дольше, когда предсказал свою смерть. Но он сказал об этом. Пророк глух и слеп. Жаль, что иногда не нем.

— Глух и слеп? Но не нем? А-а, так это он! Нет, насчет Джулии Фарнезе с отцом – это он неплохо говорил... как это: "Гнусный колосс, сидящий на престоле Святого Петра", нет это не то... как же?.. А "связавшийся с гнусной Лилит!" – вот это! Это он проклинал убийц герцога Гандиа... Извини, Чезаре, я больше не буду... Рассказывай.

— Никогда больше не говори об этом, Puta. – он улыбнулся сестре, и она испугалась.

— Рассказывай, Чезаре, я прошу тебя...

— Хорошо, но сначала...

— Хорошо, Чезаре, хорошо...

* * *

— Итак, он действительно стал говорить повсюду, что наш папа – мерзавец. Возможно, и мерзавец, но народу это знать необязательно. Слушай дальше... Флоренция поделена на три части: Piangione – они хотят реформ, передела; Савонарола был вывеской кающихся; демократы, так сказать, кое-чего добились – всенародных выборов, например;

Arrabiati хотят твердую руку – бешеные, что с них взять.

Bigi – что могут хотеть те, кто были у власти, есть у нее и будут? Те, кто всегда у власти? Серые – в тени и у власти. Мы стали подбирать ключи.

Сначала отец переоценил "вывеску"; объявил его еретиком, запретил читать проповеди... Зачем? С его слабым, скрипучим голосом и невнятной дикцией? Половина прихожан не слышала, вторая половина не могла разобрать. После запрета эту чушь, но уже прекрасным тенором, исполнял Доминико Бонвичини ди Пеша. Не подошло. Пошли другим путем. Если память не изменяет, после канарского. Через Леонардо Медичи, викария Флорентийского архиепископства. Дурак – всегда дурак. С фанерной головой не пишут пастырское послание.

— А он написал?

— Еще бы. Про то, что те, кто слушает Савонаролу, после смерти, как входившие в духовное общение с еретиком и запятнанные ересью, будут протащены через весь город на волокуше и оставлены без погребения. Странно еще, что он не пригрозил весь город казнить. Больного викария выслали в два часа. Совсем не подошло. Пока что этот босяк сжег "Декамерон" Бокаччо, другие книги, картины – зачем нужна массовая культура? (У нас эти книги есть, cara). Через синьорию ему все же закрыли рот. Но "наши друзья" организовали разговоры в массах о его "сбывшихся пророчествах", я бы дополнил это словами: "благодаря хорошей организации дела". Честно говоря, хорошей идеи, настоящей, я имею в виду не было. Но нам повезло. Они расслабились и вошли в азарт. На окраинах заговорили о том, что "пророк" предложил воскресить какого-нибудь мертвеца. Кто воскресит, тот и победил. Кандидат в мертвецы – это уже была заявка на успех.

Наконец, они подставились. Мы нашли человека, который любил доминиканца, как я брата, и готов был на всё. Когда же Франческо ди Пулья узнал, что этим он еще и послужит делу церкви, то в результате горожане Флоренции вскоре обсуждали его предложение, смысл которого сводился к следующему: "Он – великий грешник, слишком грешник, чтобы Господь даровал ему чудо, но зато готов взойти на горящий костер, правда, вместе с Савонаролой". Причем он искренне способен был за это сгореть. Наш "пророк" обалдел. Конечно, он был не здоров, но не до такой же степени. Дальнейшее участие в этой истории могли принимать только полные психи. Они появились мгновенно. Их оказалось столько – даже как для Флоренции – ну, о-очень много. Для начала, чтобы не забыли, о чем, собственно, речь, прекрасный "тенор", которому уже было мало просто петь за Джироламо, сообщил флорентийцам, что готов и сгореть вместо него. Вернее – этот псих был убежден, что Господь заступится за своего пророка и сотворит чудо. Неожиданно Франческо оказался всего лишь полупсихом. Он хотел гореть только с Савонаролой. До "тенора" ему не было дела. Вдруг откуда не возьмись появились еще два раненых на всю голову какие-то францисканцы – Никколо Пильи и Андреа Рондинелли. Дальше уже было легко: незапланированные психи – оттуда; точно такие же добровольцы – отсюда.

— Если я верно поняла, Чезаре, Флоренция была готова сгореть на одном костре, но под разными флагами.

— Что тебе сказать? Дети, женщины, городские магистраты – все требовали огня, как пряника. Вообще, это все звучит, как бред, но это правда. Если, откровенно, ты не представляешь, с каким напряжением мы ждали, во что это все выльется – такой заряд, Mamma mia!.. Отец поставил свой ключ с зазубринами против моего перстня с львиными головами, знаешь? – с ядом; я выиграл, Porco Madonna! Ключ против ключа!.. Все происходило без нашего вмешательства. В городе сумасшедших синьория из полупсихов решила не рисковать: там признали эксклюзивное право за первыми пациентами, тем более народ как бы их выбрал в качестве представителей, делегировав им свои полномочия. Гореть по доверенности должны были, с одной стороны, "тенор" брат Доменико Бонвичини и францисканец брат Андреа Рондинелли, с другой стороны, на площади Синьории 7 апреля 1498 года от рождества Христова в полдень.

Carissima, они готовились к костру так же добросовестно, как к пасхе. Был сооружен эшафот пяти футов в высоту, десяти в ширину и восьмидесяти в длину. Его покрыли толстым слоем хвороста и обнесли барьером из самого сухого дерева, какое только нашли в этой психбольнице. К эшафоту провели две узкие дорожки, которые начинались у Лоджа деи Ланци – для депутатов, ты слушаешь?

— Да, конечно. Чезаре, синьория у них чуть-чуть здорова, как мне кажется. Все равно в конце твоего рассказа будет кровь, так лучше так, чем весь город.

— Cara, если бы ты видела театральные уборные для уполномоченных делегатов, или как Савонарола в торжественном облачении нес святые дары! Ты не можешь себе представить, каких денег стоили наиболее именитым горожанам факелы, предназначенные для поджигания костра, – такого не было даже в стране Дураков!

* * *

— Джузеппе! Как идут билеты?

— Повышай еще на 175 %. Через час придешь за новой ценой.

— Ты думаешь, купят?

— Мадонна! Через час поднимешь на 215 %! Не меньше!..

— Джузеппе! Что у нас осталось?

— Да, синьор, крыша собора – половина, колокольня – три четверти, две террасы...

— Продай три билета на террасу синьору... 275! Джузеппе!.. Идите, синьор Карло, билеты у него.

— Грациа, синьор Карабаццо!

* * *

— Брат Бонвичини, францисканцы бояться гореть с тобой. Их представитель хочет высказать свои требования.

— Пусть зайдет и скажет.

— Брат Бонвичини, мы не хотим вашей смерти, но не хотим и вашего преимущества перед нашим Андреа. Гореть – так вместе. Мы не хотим вас обидеть, но вдруг вы чародей и у вас спрятан талисман от огня. А?.. Переоденьтесь, и мы поверим, что вы честный человек.

* * *

— Что они еще хотят?

— Сейчас узнаем...

— Брат Бонвичини, вы – честный человек, но у вас в руках дароносица из доминиканского монастыря... Это нехорошо. Предавать святые дары огню – это профанация. Такого уговора не было. Мы считаем, что вы должны отказаться от сверхъестественной помощи.

— Но в святых дарах нет ничего удивительного: Человек вручил себя Господу и держит в руках частичку того, от кого ждет спасения.

— Отец Савонарола, мы вас тоже понимаем, но если брат Бонвичини не откажется, брат Андреа не будет гореть.

* * *

— Синьоры, вот билеты.

— Синьоры, но вас десять, а билеты на троих.

— Дети не в счет, синьоры.

— Это тоже дети? И почему их так много?

— У нас был очень ранний брак, синьоры... Ах ты мой сыночек!.. И ты, доченька!!.

— Что делать?

— Пусть идут.

— Проходите, синьор.

— Идемте, дети.

* * *

— Четыре часа, не меньше, стояли на своем, как скалы Альп, Савонарола и францисканцы. Тогда уже стали уговаривать доминиканца свои, верившие в него, как в небо. Тот же говорил, что если бы речь шла о нем, то он бы не спорил, но поскольку в огне должен гореть не он, необходимо принять все меры предосторожности. Свои уговаривали еще два часа. Постепенно начинало темнеть.

* * *

— Папа Карло, мы не можем удержаться!!!

— Писайте здесь, дети!

* * *

— Наконец, "тенор" согласился гореть, как получится. Народу объявили, что все уже договорились. Еще немного и начнут гореть. Еще чуть-чуть...

— Ну!

* * *

— Cara, пошел дождь. Пошел такой ливень!.. Но они не говорили, что утопятся.

— Топиться не хотели, гореть не могли. Но деньги за билеты уже были уплачены.

— В том то и дело. Бедный Джироламо Франческо! Во пророках так неуютно... Тиффози схватили на следующий день и "тенора", и пророка, и не успокоились, пока в синьории им не сказали, что этих героев заставят насильно пройти испытание, которое добровольно пройти те не захотели. Дальше уже все пошло, как после первой рюмки.

Церковный суд; повторили, что Савонарола – еретик; добавили, что соблазнитель народа.

Его пытали: роняли пятками на пол. Естественно, что пророк признался во всем, когда же пятки перестали болеть, он отказался от всего. Его снова уронили, он признался; перестали болеть пятки – отказался. Пришлось ронять еще и так далее до отказа.

Он не мог без затяжек времени. Это натура такая. Короче, опять полдень, опять площадь Синьории, опять зрители – старые билеты объявили действительными, – но бешеные подожгли костер. Савонарола мертв!..

— Савонарола мертв... Ключ подошел.

— Отец ждет нас, Лукреция...

— Чезаре, ты берешь с собой перстень... и ключ...

— Ключ я верну папе... Это его инструмент. А перстень... Очень много работы сейчас, милая, и работать приходится не только с народом – разные ключи.

Одевайся... Ключик... Разные методы, ключи, отмычки...

Он коснулся стилета.

Александр АЙЗЕНБЕРГ

Коллаж А. КОСТРОМЕНКО.