Номер 7 (1003), 26.02.2010

(Продолжение. Начало в № № 4, 5)

6.

18 января (по старому стилю) 1920 года белые оставили Херсон и Николаев. Для красных открылась перспектива широкого наступления на запад, с выходом в глубокий тыл белых войск. Отрезались коммуникации и базы снабжения.

Деникин в своём честном и грамотном труде "Поход на Москву" сказал об этом коротко и ужасно: "С того дня фронт неудержимо покатился к Одессе".

Наиболее чувствительные, как и наиболее информированные, круги городского населения стали паковать вещи - подаваться южнее. В центре пустели квартиры; подвальные, переулочные и окраинные жители уже подозрительно часто ошивались тут, перемигивались с местной прислугой и как-то нехорошо поглядывали на атлантов и кариатид, подпирающих фасады. У парадных подъездов высились горы мебели, чемоданов, коробков. Оттуда доносились вопли и пахло валерианкой: всё время что-то пропадало. Настроеньице Одессы...

Оно, впрочем, мало занимало белое командование. Оно уже не просто не исключало эвакуацию, а практически уверилось в её необходимости. И чем раньше, тем лучше. Чего нельзя сказать о союзниках: они были решительно против оставления Одессы и категорически убеждали ставку не обнажать одесский район. Разумеется, стратегических аргументов они предложить не могли. Зато имели политические - если в Париже и Лондоне узнают об эвакуационных настроениях Одессы, прекратится снабжение армий юга.

Дерзну предположить, с получением такового известия русские генералы искренне позавидовали своим красным коллегам, научившимся воевать без импортных инвестиций. Тут любой перерыв в снабжении грозил полному развалу фронта, поглощавшего эшелоны снарядов и патронов, винтовок, карабинов, револьверов и гранат. А сколько он съедал ботинок и сапог, шинелей и гимнастёрок! Сколько штанов навыпуск и в сапоги. Десятки километров портянок, сотни пудов хлеба, мяса, рыбы. А жиры! А мыло! Людские потери были ещё вполне терпимы. Бабы новых нарожают. Но чудовище это пожирало штыки и шашки, пики и сёдла. Ремни и портупеи. Горюче-смазочные материалы, продовольствие и фураж. Деньги, наконец. Валюту. И всё это, главным образом, в долг. С погашением после победы.

При этой смете в самом конце девятнадцатого года Шиллинг получил директиву об удержании и Одессы, и Крыма. Политика опять раздавила стратегию. Правда (и, видимо, понимая всю реальную шаткость ситуации), Деникин снял с себя историческую ответственность широко опубликованной телеграммой от 22 декабря - главам английской и французской военных миссий при Ставке. Антон Иванович благоразумно, хоть и туманно, предупреждал о возможной неудаче. И требовал - в таком разе - обеспечить эвакуацию своих войск и союзным флотом, и уходом в Румынию сухим путём.

Ещё в первых числах 1920 года англичане гарантировали (в случае проигрыша кампании) выполнение деникинских требований. Вероятно, из свойственных им скромности и лаконизма союзники опустили в своей информации русских несколько моментов. Во-первых, румыны не взяли на себя ответственность за самостоятельное решение о пропуске галицийских войск. И запросили мнение Польши. Симпатии же последней к украинским вооруженным силам (как и к идее независимости Украины в целом) было общеизвестным. Румыны, во-вторых, предупредили категорически об интернировании и, соответственно, разоружении белых войск на их территории. И, в-третьих, они не брали на себя ответственность за жизнеобеспечение и охрану беженцев, милостиво предоставляя эту гуманную миссию союзникам.

Торговля по этому поводу продолжалась весь январь двадцатого. Этим месяцем датированы многочисленные донесения контрразведок о головокружительном падении духа в войсках и "чистой публике". И это понятно: клинок фронта всё больше изгибался к Одессе. За её спиной были море и неверие в возможности эвакуации. К тому же новая мобилизация успешнейшим образом провалилась - бесчисленное одесское офицерство охотно и бодро становилось в строй, но на фронт не торопилось. Рапорта интендантов подчёркивали: по получении обмундирования, вооружения и денежного довольствия большая часть разбегалась, унося с собой полученное. Англичане и французы, перекрестившись и зажавши нос, предписали мобилизацию немцев-колонистов. Но и эти благорастворялись в дымке Люстдорфа, Мариенталя и прочих пригородов. А угольный кризис сводил к мизеру возможности войсковых перевозок. Дело пахло катастрофой...

7.

В январе 1920-го командующий войсками одесского района генерал Шиллинг послал письмо генералу Бредову.

"В случае непосредственной угрозы Одессе я со штабом перееду в Севастополь. В этом случае на вас и ваш штаб возлагаю объединение командования и управления во всех отношениях всеми войсками, учреждениями и управлениями, находящимися в одесском районе, равно как и галицийской армией. К вам же переходит гражданская власть. Одесса должна быть удерживаема возможно дольше, дабы успеть вывезти раненых, больных и семьи офицеров, а также лиц, служивших в Добровольческой армии, коим грозит опасность быть убитыми большевиками и кои не могут идти походом..."

Далее их превосходительству предписывалось (опять-таки, в случае оставления города) максимальное число войск грузить на корабли, суда и иные плавсредства союзников. Остальным - пешим порядком отходить к Днестру - с выходом к Беляевке, Маякам и Тирасполю. А там организовать переправу на правый берег. Между прочим, берег тот был румынским. По сему поводу письмо рекомендовало самостоятельно вступить в дипломатические переговоры с румынской властью по следующим тезисам:

1. Отход на Бессарабию явился вынужденным в силу вещей.

2. О возможности такого отхода заблаговременно было сообщено через нашего представителя в Бухарест румынскому правительству и представителям Антанты в Екатеринославе и Одессе и что ответа с отказом не последовало.

3. Из телеграммы генерала Деникина следует, что вообще русские могут быть направлены в Бессарабию.

Ясно: в отношении румын предписывалось сохранить полную лояльность и ни при каких обстоятельствах враждебных действий не открывать. Настаивать на пропуске с оружием в руках в Тульчу для посадки на суда и вывозки в Крым или Новороссийск. Правда, не детализировался вопрос - как это сделать? И с какой стати суверенные румыны пропустят на свою территорию тысячи чужих и чуждых военных с оружием? Но впопыхах один генерал вопрос не поставил, а другой его не закрыл. Что имело серьёзные последствия.

К галичанам, пока они лояльны, вменялось отношение также лояльное, как к родным братьям. Но тут имелось и уточнение: в случае их перехода на сторону большевиков надлежит быстро разоружить те части, которые расположены на путях отхода наших войск. Правда, опять-таки без деталей в смысле осуществления.

Генерал был профессионалом. И понимал: речь шла не о цыганах, которые, кочуя по Бессарабии, так или иначе самоснабжались. Перемещение такой массы войск и обозов предполагало мощную интендантскую базу. Приказ уделял некоторое внимание и этому аспекту. Здесь фигурируют места, с которыми у нашего современника связаны самые разные ассоциации. Для обеспечения довольствия генерал повелел "образовать в Тирасполе и Маяках продовольственные магазины". (Имелись в виду отнюдь не торговые точки - в то время термин "магазин" употреблялся в смысле средоточия тех или иных предметов. В данном случае речь шла о вещевом и продовольственном складах). "Все не погруженные в повозки боевые припасы и все ценное, что не может быть возимо с собой на походе, грузить на суда по указанию соответствующих начальников отделов штаба".

Что касается денежного снабжения - приказ хоть и не обошел щекотливого вопроса, однако же посвятил ему крайне туманную формулу. "Относительно денежных знаков - мною предпринимаются шаги по снабжению войск, которые отойдут в Бессарабию, валютой, но нет надежды на своевременное благоприятное осуществление этого вопроса, почему о способе дальнейшего довольствия в Бессарабии поручаю вам сговориться на месте с румынскими властями, указав, что за все взятое будет уплачено. Можно производить товарообмен или частично для получения румынской валюты продать часть вывезенного имущества по вашему усмотрению, разрешаю деньги обменять в Одессе".

Согласно указаниям главкома, лица мужского пола в возрасте от 17 до 43 лет, способные к строевой и тыловой службе, не имеют права на отъезд за границу, посему таковые лица в случае выступления в Бессарабию должны быть присоединены к войскам и с ними отправлены на фронт.

"Местоположение своего штаба предоставляю избрать вам самим. Радиостанцию получите у командира 3-го радиотелеграфного дивизиона. О времени передачи вам командования сообщу дополнительно.

Одесса, 23 января 1920 г.

№ 0231895

Генерал-лейтенант Шиллинг".

8.

Но, как говорится, гладко было на бумаге. Современный читатель давно вправе знать: а как же, собственно говоря, вышло, что уже в феврале 20-го в Одессе были красные. Причем, как бы вдруг, неожиданно? Мнение официальной советской науки здесь общеизвестно. Закономерность! Не говоря уже о продукции нашей талантливой и передовой творческой интеллигенции. Один только эпизод появления Котовского (в одноименном блокбастере) на сцене Одесского оперного чего стоит. Помните: "Вашей Одессы больше нет! Есть наша Одесса!" Хотя всякому дураку ясно, что в той обстановке даже и заядлые балетоманы воздерживались от посещения театров, синема и прочих зрелищ. Для объективности сошлемся на воспоминания того самого генерала Н. Н. Шиллинга. В последний день января он докладывал главнокомандующему о том, как всё складывалось именно на самом деле.

Дав общую характеристику трудностям обороны Одессы (с этого, замечу, в военной истории начинались почти все реляции о невыполненных задачах), генерал жаловался на союзников, политиканство которых заставило раздваивать силы вместо собирания их в кулак. Они же подвели и с флотом, и с другими плавсредствами для эвакуации - это оказалось вульгарной авантюрой. Как и договор с румынами. Наиболее серьёзная сила - галицийская армия - также оказалась не чрезмерно боеспособной.

Господин генерал командировал в Севастополь своего начштаба. Каковой в ходе милой беседы с комфлотом адмиралом Ненюковым и командующим британской эскадрой понял одно: транспорты в Севастополе имеются, но задерживаются на случай эвакуации самого Севастополя. Своя рубаха, как говорится... Сюда же Шиллинг присовокупляет трудности сношений со Ставкой - единственная радиостанция в Севастополе, перегруженная работой. Ах, знал бы старый заслуженный воин, что и эта единственная артерия была осёдлана советской агентурой!

Генерал подробно перечисляет тем не менее принятые меры. Среди них - телеграммы о необходимости для эвакуации Одессы выслать уголь, а также хотя бы два буксира и один ледокол. В конце концов, некоторое количество английского угля попало в Одессу. Но к концу двадцатых чисел "генерал Мороз" так сковал портовую акваторию, что о движении обычных плавсредств нечего было и думать. А единственный в природе нашего юго-запада ледокол № 3 ещё шел из Николаева, где он пробивал лед для выхода застрявших судов. Только по его приплытии и снабжении углем началась отправка судов. О количестве нервов и матюков, поглотивших этот процесс, оставляю догадываться интеллигентному читателю. Судя по портовому журналу, доставшемуся красным, первым делом были выведены пароходы "Саратов", "Тигр" и "Ксения". Тоже не без дискуссий. Затем приступили к погрузке угля на другие суда. Ввиду лютого мороза и организованного саботажа шла она крайне медленно - даже по меркам мирного времени. В день едва удавалось погрузить один пароход.

Командующий, глядящий на оперативные карты чаще, чем в окно своего кабинета, по конфигурации фронтовой линии уже знал: Одесса в скором времени не только может, должна пасть. "...О чем мною доводилось за № 01195 от 22 января и № 01196 от 23 января, и что рассчитывать на эвакуацию морем нельзя. Войска, отошедшие к городу, и в частности к порту, попадут лишь в ловушку. Вместе с тем, несмотря на распределение имеющегося ничтожного топлива между учреждениями, не могущими двигаться походом, как то: кадетского корпуса, института, довольствующих учреждений с их складами - вывоз их за отсутствием угля представлялся сомнительным".

Не знал и не мог знать этот, вообще говоря, неглупый человек, что рождает некий исторический анекдот, в котором дважды за четыре пятилетки фигурируют люди, лошади, эвакуация и корабли. Генерал настоятельно предлагал: "Хотя бы кавбригаду генерала Склярова (часть была казачьей. К. К. ) направить морем в Новороссийск, для чего был предназначен транспорт "Николай" № 119, приспособленный для перевозки лошадей. Однако этим транспортом завладели англичане. И на мой запрос 24 января начальник британской миссии лично ответил, что ни одна лошадь перевезена морем не будет". Анекдотическая судьба сыграет с Одессой в очко: ровнёхонько через двадцать один год, в Великую Отечественную в ночь на 16 октября армия одесского района уйдёт в Севастополь. И кавдивизия трёхполкового состава бросит в Одессе всех своих лошадей. Попробуйте вообразить, мирный мой читатель, какое поголовье, кованное на передние ноги, цокало табунами по нашим улицам-переулкам. И как разжились наименее впечатлительные одесситы с хозяйственной жилкой, получив бесплатно лошадей под седло и для тяги. Я, например, знал одного негодяя, который - уже в возрасте и при партбилете - блаженно жмурился при воспоминаниях о том октябрьском дне и с увлечением рассказывал, как с брательником поймали двух лошадей, запрягли в телегу и - айда по магазинам. Запаслись и мучицей, и сахарком, и жирами. Помню, мой маленький сын с недоумением слушал его и смотрел на меня. Он ведь знал, что в тот день другой его дед и мой отец в ранге комиссара батальона уходил из Одессы на "Коминтерне".

(Продолжение следует.)

Ким КАНЕВСКИЙ.