Номер 46 (1241), 28.11.2014

Время между шестнадцатью и семнадцатью. Воздух тут густой, насыщенный зноем и своеобразным запахом, который обычно называют "зоновским". Этот запах неуловим теми, кто находится за решеткой - сидящими и смотрящими. Но зато улавливают его те, кто приходит сюда извне.

Дверь с грохотом захлопнулась, и я оказалась на территории женской колонии. Еще несколько метров, и я - в жилой зоне. Тут женщины всех возрастов размеренно коротают свое свободное время: кто примостился в тени, кто - в курилке. Самые молодые расхаживали по зоне, как по бульвару. Гул многоголосия как бы озвучивал эту однообразную картину из одинаковых зеленых халатов и белых косынок. На этом фоне особенно выделялись глаза. Жадно провожали они каждого нового посетителя. В этих взглядах был сосредоточен весь спектр человеческих чувств: от боли и озлобленности до тихого смирения.

На ступеньках примостилась худощавая женщина - с ручкой и тетрадкой.

- Наверное, письмо родным пишет, - подумала я.

Случайно мы встретились глазами.

- Здравствуйте! Письмо, наверное, пишете? - спросила я как можно ненавязчивее.

Женщина свернула тетрадь в трубочку, спрятала за спину и что-то невнятно пробормотала.

- Как много тут молодых женщин - я изменила тему разговора. - Интересно, а за что сидят?

- За разное. За наркотики, за воровство. Есть за тяжкие телесные, - женщина покраснела. - Здесь у каждой - горе свое.

- А вы между собой делитесь своими переживаниями, воспоминаниями? Тяжело, наверно, все в себе носить-то, - не унималась я.

- Да как сказать... Делимся. Но чаще все на бумаге остается: в письмах, дневниках, стихах, - женщина опять смутилась.

В это время из здания вышла начальник отделения. Поздоровавшись, она пригласила меня в свой кабинет, где за чашкой чая рассказывала о своей работе.

- Я разговаривала с женщиной на ступеньках. Она из вашего отделения?

Взгляд осужденной не давал мне покоя.

- Которая с тетрадью? Это Елена. Намотались мы с ней, пока не увлеклась стихами. Теперь строчит стихи, не нарушает режим, проблем нет.

Увидев мой интерес, начальник отделения объяснила, что многие заключенные уходят в романтику: пишут стихи, лирические письма, участвуют в самодеятельности. Есть и такие, что с головой в работу окунаются. Так они бегут от собственных мыслей и воспоминаний. Конечно, есть бунтарки, которые нарушают все и вся. Но и среди них есть разные: одни по-другому жить не умеют, другие таким образом вызов бросают - себе и обществу.

- Нелегко нашему психологу приходится с ними, - делилась сотрудница. - Она же с каждой из них жизни их заново проживает, разбирает по полочкам, пока не доберется до критической, переломной, так сказать точки. Тогда осужденную будто прорывает, и без рыданий не обходится. Теперь ее душа оголена, и тут особенно необходима поддержка, помощь, а иначе - обозлится на жизнь с еще большей силой. К нам в колонию приходят представители церкви и общественных организаций. Они проводят различные мероприятия, помогают в реабилитации, в становлении на законопослушный путь. Мы, сотрудники, только рады такому взаимодействию. Осужденным психологически легче раскрыться именно им, приходящим со свободы.

- А можно мне с Еленой пообщаться? - спросила я.

- Если не откажется, чего же нет. Вы подождите, я узнаю.

Ждать пришлось недолго.

Когда Елена вошла в кабинет, на ней был все тот же зеленый халат с нагрудным знаком, а на голове - белый платок, но уже другой, нарядный, с окантовкой, плетенной крючком.

Она несмело присела на стул, поглядывая на меня исподлобья. Так она напоминала, скорее, запуганного подростка, чем взрослую женщину.

Я представилась. Елена, нервно теребя тетрадь, отвела взгляд. Мне даже показалось, что сейчас она встанет и уйдет.

- А что рассказывать? - тихий голос нарушил тягостную тишину. - Жила в селе, дом, семья, хозяйство, дети... трое. Муж очень часто пил и обижал меня. Из родных - только бабушка. Она нам деньгами помогала. В селе - оно как: пенсионер в семье - это хорошо, это всегда деньги вовремя и гарантированно. Бабушка давала деньги на уголь, коммунальные услуги, детям, если надо было. Я работала уборщицей и копать огороды по селу ходила. Так и перебивались. Муж, как напьется, гонял меня с детьми. Только к бабке не отпускал - еще больше злился. Приходилось терпеть. Никогда не кричала, чтобы детей не пугать. А на работе уже и не спрашивали о синяках... В милиции говорили - сами разберетесь, в семье всякое бывает. Детей жалко было... Старшему - 10, а младшей - уже четыре. Она не разговаривает еще...

- Как так? - удивилась я.

- Муж водителем работал. Его из-за пьянки с работы в тот день и выгнали. А у среднего день рождения как раз был. Я стол накрыла для детей. Пригласили соседских. Песни поем, хороводы водим, компот пьем с пирогом.

Елена прервала свой рассказ. Остекленевшие глаза глядели в одну точку. По выражению ее лица было понятно, что сейчас она там, в том самом дне, поделившем жизнь на "до" и "после"...

- Он пришел злой и выпивший. Молча сел за стол и попросил выпить за сына. Я предложила компот, сказав, что день рождения - детский и спиртного нет. Дети продолжали веселиться, смеяться. Было радостно. А потом... резкий звук бьющейся об пол посуды. Одним махом он все смел со стола. Помню, как, схватив меня за горло, толкнул на пол. Я уже ничего не могла разобрать: дети плакали.

Елена опять замолчала. Слезы проложили тонкую, блестящую дорожку по ее смуглым, обветренным щекам.

- Когда я очнулась, сказали, что, если он выживет, срок дадут меньше. Я его, оказывается, графином по голове ударила...

Елена замолчала на несколько секунд.

- Он выжил. Пока я здесь, дети больше с бабкой. Я несу наказание за то, что единственный раз не стерпела, попыталась защитить себя. Но детей же жалко. Среднему уже восемь, а он с того дня свой день рождения не признает, не празднует...

Тяжело было слушать откровенный рассказ. Что в таких случаях нужно сказать? Держись, крепись... Но женщина и так держалась и крепилась долгие годы в браке, который губил ее. Все будет хорошо? Слишком ответственно давать такие обещания. Да и к тому же: будет ли хорошо?

Потом я узнала, что, прибыв в колонию, Елена пыталась покончить с собой. Тяжело переживая случившееся, она замкнулась, ушла в себя. Священники, волонтеры их общественных организаций два года работали с ней. Не оставляла отчаявшуюся женщину и психолог. И вот однажды, получив письмо от детей, Елена написала стихи. Это было душеизлияние, без права быть обнародованным. Очень личное.

К счастью, рядом с ней оказались понимающие, небезразличные люди. Как ни парадоксально это прозвучит, но в колонии она впервые в жизни получила одобрение и поддержку. Ее стихи осужденные читали со сцены на праздничных концертах, переписывали и отправляли родным.

"Превращусь я в белую лебедку,

С голубями вместе улечу,

Больше находится здесь, в неволе

Ни за что на свете не хочу.

Так летите, голуби, летите,

На свое крыло меня возьмите!"

- Я боюсь признаться даже самой себе, но именно тут я почувствовала себя человеком. Меня услышали, меня слышат, - произнесла Елена и разрыдалась.

Женщин с похожей судьбой в исправительных учреждениях, к сожалению, немало. Это та категория осужденных, которые совершили преступление от безысходности, от отчаяния.

Елена должна освободиться в следующем году. Но что будет с ней после освобождения? Поедет она домой, станет на учет в отделении милиции и попадет в ту же атмосферу, где совершила преступление? Нет, не в ту же... Теперь ее ждут еще более разъяренный муж, затравленные дети, соседи, которые вряд ли будут общаться с "зечкой"...

Как сложится ее дальнейшая судьба?

И не только ее. Ведь таких, как Елена, - тысячи. Они, освобождаясь, остаются один на один с миром, который бросает им вызов и готовит новые испытания. И тут уже нет сотрудников колоний, которые проследят, чтобы все было, как должно, по расписанию. И нет волонтеров, которые обязательно помогут. И психолога нет. А есть жизнь со своими заботами и проблемами. Есть общество со своими правилами и стереотипами. Именно в этот сложный период социальной адаптации освободившимся из мест заключения необходима максимальная помощь. Нужно помочь вернувшимся на свободу освоиться в быстроменяющейся жизни, найти себя в социуме, чтобы мысль о том, что за решеткой лучше и легче, никогда не посещала их.

Комментарий специалиста.

Елена Грибова, председатель Общественного совета при Управлении ГПтС Украины в Одесской области, руководитель общественной организации "Молодежный центр развития".

- Вопрос, который поднимается в этой статье, очень актуален и, к сожалению, останется таковым еще надолго. Общественные организации совместно с соответствующими госучреждениями проводят большую работу, направленную на адаптацию в социуме тех, кто освободился из мест лишения свободы. Это и помощь в оформлении документов, и трудоустройство. Нередко таких людей, которые не имеют постоянного места жительства, поселяют в соответствующие центры, где им оказывают необходимую помощь и поддержку. Но такая работа проводится преимущественно в областных и районных центрах. А в селах и поселках, к сожалению, работа общественных организаций не носит систематического характера. В таких населенных пунктах не только бывший осужденный, но и обычный, законопослушный гражданин сталкивается с тем, что ему не к кому обратиться за помощью. При этом часто помощь заключается просто в моральной поддержке, но там нет квалифицированных работников. А ведь только совместными усилиями мы можем достигнуть положительных результатов в решении данной проблемы. Общественные организации, церковь, представители власти, мы все, каждый на своем месте обязаны уберечь человека от рецидива.

Для справки. Те, кто столкнулся с социальными проблемами и нуждается в квалифицированной помощи, могут обратиться в "Молодежный центр развития" по адресу: Одесса, ул. Ак. Филатова, 14. Тел. 704-10-01.

Ирина ТЕРЗИ.