Номер 05 (648), 07.02.2003

(Продолжение. Начало в № 4.)

"НЕВМЕНЯЕМ, НО ЛЕЧЕНИЕ ПРОТИВОПОКАЗАНО"

— Было это в августе, лет десять назад. Во время моего дежурства поступило сообщение об убийстве парня. Обстоятельства случившегося выяснились потом в ходе следствия.

Еще светло было, когда возле многоэтажки проходили два парня. Были они навеселе, но вели себя нормально.

Мимо них проехал мопед с водителем и пассажиром. На ходу проезжавших задела сумка одного из шедших парней.

Мопед остановился. Его водитель слез и пошел назад к идущим парням, высказывая им претензии. Водитель был несовершеннолетний, года на три младше парня с сумкой, который только что вернулся из армии.

Демобилизованный был настроен очень мирно: "Ну что ты, брат?" И... получил удар ножом в сердце.

После чего нападавший спокойно уехал. Его жертва села под стенку дома. Пока кинулись вызывать скорую, парень умер.

* * *

— Преступника задержали быстро?

— Меньше суток прошло.

У нас был свидетель, друг погибшего. Знали, что искать нужно владельца мопеда "Ямаха" (их тогда у нас было еще мало). В общем, обложили подозреваемого со всех сторон, вычислили его.

И отец пошел сдавать сына – моему начальству.

Я закрыла подозреваемого на трое суток. То, что начнутся "хождения", знала сразу: отец подозреваемого был отставным военным достаточно высокого ранга (у убитого родители были инвалиды). У меня же к тому времени была уже стойкая репутация: искать к ней подходы – бесполезно.

Как я понимала, речь шла о том, чтобы подозреваемый пошел на подписку. Я полагала, что в связи с тяжестью содеянного его обязательно нужно арестовать.

— Он признался?

— Нет, были другие доказательства.

— А могло быть так, что парень погиб в результате пьяной ссоры с другом, и задержанный не виновен?

— Могло. И, кстати, такую версию защита тоже выдвигала. Но на самом деле было иначе.

— И что же "хождения", Наталья Викторовна, завершились, едва начавшись?

— Нет, это было только начало.

Отец подозреваемого и адвокат – сильный процессуалист – были уверены, что к концу третьих суток задержания прокурор не даст санкцию на арест, подозреваемый уйдет на подписку о невыезде, ну а дальше можно будет поработать, чтобы он ушел и от ответственности.

Но я их переиграла: собрала материалы на санкцию гораздо раньше, через сутки, и задержанный был арестован. Сделала все спокойно и тихо, воспользовавшись своей процессуальной независимостью. Знали об этом только те, кому положено по закону знать.

На другой день меня вызывают, спрашивают, что, мол, с этим делом. И не столько спрашивают, сколько убеждают, что убил непонятно кто, в деле очень много неясного, и парня задержанного надо бы на подписку.

И тут я выдаю: "А я уже его арестовала".

О, крику было и, извините, мата.

Как?! Кто разрешил?!

— Я, – говорю, – так решила, и прокуратура со мной согласилась.

— Смотри, будут у тебя неприятности с этим делом, – заверили меня.

* * *

Работаю по делу, экспертизы поназначала. Два месяца проходит, продлилась на третий, потом в области продлили до пяти. В Киев ехать продлеваться с таким делом никто бы уже не позволил.

Та сторона тоже работает, причем очень активно.

При осмотре мопеда я обнаружила пятна бурого цвета, похожие на кровь и назначила экспертизу.

— Преступник прятал под поликом нож?

— Утверждать это я не могла, хотя и предполагала (в конце следствия обвиняемый наконец-то признал это). Экспертиза дала заключение, что обнаруженные на полике мопеда пятна бурого цвета – не кровь.

— А что?

— Не кровь, пятна непонятного происхождения.

А новая адвокат обвиняемого потребовала провести судебно-психиатрическую экспертизу. Она выдвинула версию, что обвиняемый когда-то во время детской игры был придушен, и асфиксия повлияла на его дальнейшее психическое здоровье, что часто приводит его в состояние аффекта.

Назначаю судебно-психиатрическую экспертизу.

* * *

Тем временем ко мне в кабинет начал заходить отец обвиняемого.

Поначалу все было достаточно прилично, проскальзывали какие-то намеки. Но однажды, когда он убедился, что я плотно и целеустремленно работаю, то не выдержал:

— Слушай, майор. Я уже со всеми договорился, ты только осталась. Я знаю, где ты живешь и как. Ты же нищая. Даю семь тысяч, освободи сына.

Когда, получив отказ, выходил из кабинета, злобно добавил:

— Смотри, в жизни у каждого горе может случиться. Дети через дорогу в школу идут – пролетел БМВ и все...

Конечно, за сыновей стало страшно. И машину стала за собой замечать, вернее, их три было, сменявшихся. Девочки-сотрудницы тоже видели: "Наталья Викторовна, за вами – машина".

Манией преследования я не страдала. А тут еще прибегает коллега следователь, рассказывает, что когда ехала в трамвае, на Черноморской дороге сел мужик пьяный. И рассказывает соседу, что несчастье у него, сын сидит (только что передачу ему относил).

А следователь, сволочь, не хочет денег брать. Она еще, мол, пожалеет. "Твое это дело, Наташа, о тебе речь", – уверяла коллега.

Некоторые меры я предприняла, а когда отец обвиняемого пришел ко мне в следующий раз, то сказала ему:

— В прокуратуре уже знают о ваших угрозах и о машинах, которые меня преследуют, – тоже. Вы не думаете, что положение вашего сына в тюрьме может усугубиться?

Он изменился сразу в лице, как-то обмяк: "Что вы, Наталья Викторовна, вам показалось".

Машин больше не было.

— Хорошо, что у вас оказались некоторые рычаги влияния. А что делать беднягам потерпевшим или свидетелям, в большинстве своем не имеющих подобных возможностей? Ведь их защита, предусмотренная законом, в жизни срабатывает очень редко.

— Я им по-человечески всегда сочувствую и взываю только к их совести.

* * *

— Наталья Викторовна, давайте вернемся к психиатрической экспертизе. Обвиняемый оказался нормальным?

— По жизни в общем-то нормален, но экспертиза сделала совершенно иной вывод, по-моему, до той поры еще не виданный судебный психиатрией:

"Невменяем, но лечение противопоказано".

— То есть, судить его нельзя, бесчеловечно это и незаконно, но и лечить невозможно? Можно только выпустить на свободу и предоставить возможность вновь "мочить" первого встречного?

— Получается так. Но я по-прежнему была убеждена, что находиться на свободе обвиняемому не следовало.

Бегу к прокурору, объясняю, показываю бумаги. Получаю разрешение на повторную психиатрическую экспертизу.

Возвращаюсь к психиатрам, говорю, что нас с вами, мол, прокуратура подозревает в очень нехороших делах.

Вывод повторной экспертизы: "Вменяем, в момент совершения преступления мог находиться в состоянии аффекта".

Вот это уже ближе к истине, и с этим можно работать.

В последние часы перед освобождением обвиняемого предъявляю ему для ознакомления вывод экспертизы. Чуть позже передаю для утверждения в прокуратуру обвинительное заключение.

Успела, хоть и палки в колеса все время ставили, хоть и адвокат уже приехала его освобождать, хоть и получила я все равно выговор за сроки следствия. Главное, что свою работу я сделала хорошо и честно.

* * *

— И чем эта история закончилась?

— Смотрю в окно: идут два красавца – отец и сын, становиться на учет в криминальную милицию по делам несовершеннолетних. Суд перевел на 105-ю – "Убийство в состоянии аффекта" и осудил его на четыре года с отсрочкой приговора на два года.

Тут я не выдержала, выбежала к ним: "Рада за вас, что в другом месте у вас все получилось".

Вскоре они продали квартиру и уехали из Одессы.

Я спокойна, он свое найдет.

(Окончание следует.)