Номер 06 (649), 14.02.2003

ФОТОРАССКАЗ

Михаил РЫБАК.

(Окончание. Начало в №№ 4, 5.)

Колхоз, которым руководил Посмитный, дружил с единственным в Одессе предприятием коммунистического труда (такой "вид труда" был тоже узаконен сверху) – швейной фабрикой имени Воровского. Однажды фабрика устроила выставку-продажу своих изделий в Доме культуры, который еще недавно был всего лишь клубом села Расцвет.

Два крытых автофургона (вся сельская детвора собралась поглядеть на эти чудеса) привезли женские пальто и мужские куртки, рубашки, блузы, брюки и другие швейные изделия, которых в местном сельмаге и близко не было, да еще по весьма низким ценам от производителя. И неудивительно, что в фойе Дома культуры, где расположились со своим товаром швейники, было многолюдно, как во время гастролей оперетты. На собранных гостями полках, стойках-вешалках, прилавках многочисленные швейные изделия привлекали модным аккуратным исполнением, привлекательными расцветками, широтой ассортимента.

Мне довелось приехать на этот настоящий праздник вместе с директором фабрики, и первым нас встретил у входа сам Макар. Два руководителя обменялись рукопожатиями, вошли внутрь и тут Посмитный поручил директора парторгу, а сам пошел знакомиться с обстановкий. Я последовал за ним, ибо прежде всего меня интересовала эта незаурядная личность, действия которой никогда непредсказуемы. Он просмотрел выставленные образцы, подошел к парнишке, который примерял куртку.

— А ты не сынок Евдокии?

— Так, Макар Анисимович.

— Ты старшенькiй? Скiльки ж вас у неï, бiдноï жiнки? А скiльки годков маєш?

— Нас у мамки четверо, а менi вже 16 минуло.

— Як звать, що робиш?

— Зовуть Василем. Роботав три мiсяцi скотником, вмiю трактор водити. А хочу на комбайнера, вже весь комбайн знаю, помогав у ремонтi.

— А курточка нравиться, береш?

— Нравиться, добра куртка, та не беру.

— Чого ж так?

— Та грошей немає. Що заробив – усi мамкi вiддав, батька ж у нас немає

— Петро Семенович, – отвернувшись от парнишки позвал кого-то. Подошел сбитый такой, плотненький, небольшого росточка мужичок, маленькие глазки из-под надломанного козырька фуражки бегают.

— Слухаю вас, Макар Анисимович, – и подошел вплотную, уверенно, совсем по-свойски.

— Ти, Петро, спитай, скiльки ця курточка тягне, та розчитайся з людьми. Та запиши на цього Василя. Заробить грошi, вiзьмеш з нього, та не всi, а половину. Останнє за рахунок колгоспу. Батько був труженик.

— Ой, Макар Анисимович, спасибi вам, не знаю, що сказати.

— Добре, добре, тiльки ти знай, хлопець, що задаром нiчого не буває. Работай, заробляй грошi своïми руками, головою, от так.

Тогда-то я вспомнил, как в свой первый приезд в знаменитый колхоз мы прощались с Посмитным. Он пожал всем нам руки, уселся за стол и произнес:

— Эх, журналiсти, хорошi ви люди. Ваше дiло писать, фотографiрувать. А наше дiло – роботать. Вопроси до мене є, чи парторг все сказав, це, мабуть, його дiло.

Мы только кивали головами, ибо материала собрали больше, чем на целый газетный номер.

— Вы у нас, хлопцi, скiльки дней були?

— 6 дней, – ответил кто-то за всех.

— В готелi ночували, в столовой пiтались, не обiдели вас?

— Спасибо, Макар Анисимович, все нормально.

— Спасiбо – это одно дело. А командiровочнi вам платять, так? 3а готель, считайте, нiчего не надо, молоко та вино – наше угощение. А за пiтанiє в столовой треба грошi внести в бухгалтерiю. I з наших усiх вичитають за пiтанiє.

После расчета с бухгалтерией (то была смехотворно мизерная сумма) мы всю обратную дорогу рассуждали, спорили, что же он за человек – Посмитный? При том, что каждому, когда уже сидели в машине, вручили по пышной высокой буханке свежеиспеченного хлеба. Кто же он, Посмитный – щедрый, богатый председатель или просто мелочный крестьянин? И решили единогласно: он мудрый, расчетливый хозяин. Знали мы, что он из так называемой "кулацкой" семьи, то есть из зажиточных работящих крестьян, которых в 30-е годы репрессировали, а Макар сумел понять новую власть, признал на деле колхозный строй и завоевал авторитет своим трудом да смекалкой, а уж хозяйские гены легли в основу его характера, и для него колхозное добро было так же дорого, как собственное, и никогда не считал он, в отличие от многих советских и партийных руководителей, что общее добро – ничейное и разбазаривать его можно безнаказанно. Эту разумную бережливость, умение считать каждую копейку переняли у Посмитного многие, кто с ним работал. Было такое время, когда колхозы имели возможность продавать, минуя посредников, в вид коопторгов, потребсоюзов и прочих, как называл их Посмитный, "нахлебников", излишки сельскохозяйственной продукции. И немедленно на Новом рынке, "Привозе" в Одессе появились сначала деревянные ларьки, а со временем и магазины колхоза имена XXI съезда КПСС, куда регулярно завозили с колхозных полей овощи, фрукты первой свежести и, наконец, "щоб добро не пропадало" Посмитный построил в селе небольшой заводик, где в стеклянных полулитровых, литровых банках, а то и в трехлитровых бутылях консервировали фруктовые компоты, всевозможные соленья. Там же готовили сухофрукты.

Однажды, это было уже в конце 60-х, я приехал в колхоз в канун уборки кукурузы, когда еще не покинуло нас лето, но еще не наступила настоящая осень. С Посмитным мы уже были добрыми друзьями, и он был со мной раскован, в меру откровенен, хотя по натуре всегда "себе на уме". Отвез он меня в какое-то дальнее поле, а там завел в такую кукурузную чащу, что друг друга пришлось разыскивать с помощью звуковых сигналов. Нас окружали стебли выше человеческого роста, на которых устроились огромные пахучие початки. Макар откровенно любовался этими кукурузными джунглями, как малое дитя, и с гордостью обращал мое внимание то на один початок, то на другой. Пройдя не более сотни метров, я неожиданно очутился в окружении редких невысоких стебельков кукурузы, как будто гулливеры внезапно превратились в лилипутов. Подошел Посмитный и с ходу заговорил:

— Це вже не наше поле, тут межа – то поля сусiднього колгоспу. Однакова начебто земля, в одно время саджали, i на тобi... У нас вже зерно буде, i силосу багато, а шо з цих кущикiв вiзьмеш. I зерновi на наших полях були повновагi, шо ячмiнь, шо пшениця, – не стидно перед людьми зерно показувать – красота! А допомогла мелiорацiя, i не всi в неï повiрили, а я зразу сказав, шо це дело, а одесити допомогли трубами, та i механiки з мiста були у нас. А от глянемо, тут пiд боком поле люцерни, це вже буде в цьому роцi третiй урожай. Це ж корма полезние, инакш яке молоко тобi корови дадуть?

Приезжал я в село Расцвет и на открытие памятника-бюста дважды Герою Социалистического Труда Посмитному. Макар Анисимович не удержался, даже слезу пустил, но был бодр и даже пошутил:

— Живой еще, а уже памятник поставили, наче на своих похоронах присутствую.

Но чувствовалось, что был доволен.

Прошло несколько лет и тяжелая болезнь свалила этого сильного человека. Казалось, внешне он не унывал, но со временем очень угнетала его ампутация ноги:

— Так я и в поле выйти не смогу. Только проехать на "Волге" вдоль посадки та глянуть из окошка, як у тому кiно...

В последний раз мы встретились осенью 1972 года. Первый секретарь обкома комсомола Алексей Якубовский предложил поехать с ним к Посмитному, чтобы вручить полученную для него из Москвы награду – Почетный знак ЦК ВЛКСМ.

Мы застали Макара Анисимовича дома сидящим на кровати в нижнем белье перед столом, уставленным тарелками с квашеной капустой и другими солениями, салом, колбасами, над которыми возвышались две водочные бутылки. Напротив на табурете сидел незнакомый нам пожилой человек, как оказалось, боевой товарищ Посмитного, с которым прошли всю войну.

— Тут вам награду прислали, – начал Алексей Петрович, – Почетный знак ЦК ВЛКСМ.

— Людка! Давай мой пинжак парадный! – крикнул кому-то командным голосом. Было ему тогда 77 лет и если бы не болезнь, еще многое успел бы сделать.

Через несколько минут в комнату вошла молоденькая девушка (как мы потом узнали, прикрепленная к нему медсестра), которая принесла тяжеленный от огромного количества орденов, медалей, депутатских и прочих памятных значков разных уровней и достоинств темно-синий пиджак, который немедленно был надет на белую исподнюю рубаху. Ну, думаю, при таком количестве орденов да двух золотых Звездах Героя, какой ему толк от нашего Почетного знака ЦК ВЛКСМ? Но я ошибался: Посмитный принял Знак и удостоверение к нему с такой неподдельной радостью, как если бы вручали третью золотую звезду. И приказал Людмиле "пришпилить на пинжак" эту награду немедленно. То ли из уважения к комсомолу, то ли чувствовал, что это последняя в жизни награда.

— Ну, а зараз наливай, Людка, гостям, та по полному водочки. Глянь, якi хлопцi приïхали! Це Алексей, так? На якому ж з'ïздi ми з тобою в готелi московському по сусiдству проживали? А це Михаïл iз своïм фотоапаратом, мабуть и спить з ним, не розстається. Що зараз мене безногого фотографувати? Лучше не треба, у тебе багато моïх фотокарточок.

Но я уже успел сделать несколько снимков самого и с боевым товарищем, и быстро спрятал в сумку фотоаппарат.

Тем временем на столе появились еще два пустых кристально чистых граненных стакана – медсестра Люда не зевала. Макар налил в каждый до половины водку и буквально приказным голосом потребовал:

— А ну, хлопцi, випивайте, а от и закусочка добра, ну, поïхали, за комсомол!

Видя нашу нерешительность, Макар Анисимович произнес вполголоса:

— Може сказати Людке, шоб штани вам спустила та вколола по доброму уколу? Так шо давайте все до дна, як положено!

Якубовский, что называется, был вообще не по этому делу, да и мне не хотелось, так что оставалось пожать руки гостеприимному хозяину. Попрощались, как оказалось, навсегда.

А когда садились в машину, из хаты вышла какая-то женщина, едва удерживая в руках три огромные буханки хлеба, вручила каждому из нас, включая водителя.

Хлебосольная традиция оставалась в силе и после смерти Посмитного, когда колхозу присвоили его имя. В этом мне тоже пришлось убедиться, когда председателем колхоза избрали бывшего парторга Бондаренко, того самого, которого через какое-то время выдвинули на должность секретаря обкома партии по сельскому хозяйству. И это была большая беда для человека, непривыкшего к кабинетной жизни, чиновничьему чинопочитанию, лишеного видеть и чувствовать воздух полей, аромат цветения, радость уборки урожая. И потому недолго продержался он на секретарской работе, о которой многие партийные функционеры мечтали безрезультатно.

А имя Посмитного, думаю, будет известно многим поколениям, им названа и одна из улиц Одессы в районе Аркадии.

Фото автора.