Номер 41 (1286), 30.10.2015

БАБУШКА ШУРА
Воспоминания о дорогом мне человеке

БАБУШКА И ЕЁ ДОМ

Сестра моего дедушки, Александра Владимировна Бедрицкая (моя бабушка Шура), родилась примерно в 1882 г. В юношеские годы она, как и её сестра Лёля (Елена Владимировна), помогала родителям содержать кафе в парке "Ботаник", а со временем устроилась на службу в кондитерскую, расположенную на улице Садовой по соседству с аптекой Гаевского. Туда принимали лишь хорошо воспитанных барышень с хорошими манерами и привлекательной внешностью. Из её рассказов знаю, что хозяин кондитерской прекрасно относился к своим служащим. Они получали хорошее жалование, по праздникам получали подарки. Весной и летом хозяин нередко в выходные дни нанимал брички и вывозил своих служащих на загородные пикники.


Где-то в то время Александра встретила своего будущего мужа Николая Сергеевича Хрипко. Его родители держали бакалейную лавку на улице Приморской. Сам Николай Сергеевич получил специальное образование и был грамотным и высококвалифицированным механиком. Николай Сергеевич и Александра Владимировна проживали на улице Маразлиевской, в доме № 3. Если войти во двор, то по левую руку находится небольшой двухэтажный домик, весь второй этаж которого занимала чета Хрипко. Квартира состояла из трёх комнат, просторной кухни, большой ванной комнаты и большого коридора и была с любовью уютно обставлена мебелью в стиле конца ХIХ начала ХХ вв.

Я бывала в этой квартире со времени, когда в 1952 году мой отец демобилизовался с армейской службы и вернулся с семьёй в родную Одессу (2 ноября 1952 г.). Основной её достопримечательностью для нас, детей, был стоявший в гостиной шкафчик со стеклянными стенками и подсветкой, в котором хранились старинные фарфоровые статуэтки. Здесь были китаец и китаянка, покачивавшие головками, всевозможные ангелочки, застывшие в танцевальных па испанки, цыганки, балерины. Было множество статуэток животных и красивые представители морского дна - ракушки, кораллы. Также в гостиной стоял кожаный диван с очень высокой спинкой, украшенной сверху резным деревом, и большой обеденный стол. На стенах располагались репродукции с полотен великих мастеров, помещенные в красивые рамы. Это были "Последний день Помпеи" Карла Брюллова, "Юдифь с головой Олоферна" Джорджоне, "Матерь Божия и Мария Магдалина возле распятого Христа", "Св. Себастьян" Пьетро Перуджино со стрелой, пронзившей шею.

В спальне стоял старинный мраморный умывальник с овальным зеркалом, к которому прилагались эмалированные кувшин и таз с красочными рисунками райских птиц. На кровати красовалась огромная смуглая с обликом цыганки кукла по имени Аза в красном платье. Кукла эта под своим платьем могла сохранять чайник с кипятком, чтобы он не остывал. В небольшой клетке, подвешенной возле окна, всегда жил щегол. Ещё у бабушки Шуры жила абсолютно черная кошка Тафа, шею которой, как правило, украшал красный бант. Окна всех комнат квартиры были украшены подвесными цветочными вазонами с ампельными растениями.

Чета Хрипко не имела собственных детей, однако воспитывала племянника - Николая Тимофеевича Копельца (для меня - дядя Ника). Дядя Ника был сыном сестры Н. С. Хрипко. Он остался сиротой, жил и воспитывался в доме моей бабушки Шуры. Дядя Ника получил хорошее техническое образование, работал в солидной строительной или архитектурной организации, часто ездил в командировки в Москву. Он считался материально очень хорошо обеспеченным человеком, баловал нас детей, вручая всякий раз, когда мы уходили от бабушки, по 3 рубля каждому. А приходило нас трое - я, моя родная сестра Женя и двоюродная (по маме) сестра Светлана. В то время это были значительные деньги. Так за 28 копеек можно было купить самое дорогое мороженое "Эскимо", за 5 копеек большой стакан семечек, а за 30 копеек стаканчик очищенного арахиса. Всем этим мы лакомились на обратном пути с Маразлиевской к Куликовскому переулку. В то время на углу улицы Канатной и Итальянского бульвара, там, где сейчас расположен клуб "Палладиум", сидела вереница старушек, продававших семечки и орешки, у которых мы и покупали лакомства. Дядя Ника очень уважительно и заботливо относился к своим приёмным родителям. Он был холостяком, однако его часто сопровождали очень интересные женщины. Одна из них была солисткой нашего одесского оперного театра. Как-то бабушка Шура даже водила нас на спектакль - оперу Римского-Корсакова "Садко", где она исполняла партию Любавы.

ПОХОДЫ В ТЕАТР


О наших посещениях оперного театра нужно рассказать отдельно. Дело в том, что Николай Сергеевич Хрипко, будучи уже в преклонном возрасте, работал главным механиком одесского оперного театра. У него была возможность брать контрамарки на спектакли театра. Так вот, на каждый воскресный дневной спектакль он брал пять контрамарок, и каждое воскресенье бабушка Шура вела в театр компанию из четырёх девочек. Это были я, моя родная сестра Женя, моя двоюродная сестра Света и бабушкина крестница Нина (дочка дворничихи, обслуживавшей бабушкин двор и жившей в этом же дворе в подвальном помещении). Нина все дни проводила в бабушкиной квартире, уходя домой только на ночь. Бабушка её одевала, кормила, воспитывала. Остальные же приходили только по воскресеньям. Ежевоскресный ритуал был таким. С утра после завтрака мы отправлялись к бабушке Шуре. Жили мы в Первом Куликовском переулке, ныне переулок Катаева, в доме № 9б, что находился на углу с улицей Сельскохозяйственной, ныне улица Семинарская. После 1969 года на месте нашего дома построено девятиэтажное общежитие сельскохозяйственного института, фасадом выходящее на улицу Канатную. Шли по Куликовскому переулку, затем через Куликовское поле наискосок, затем по улице Канатной до Базарной, а с Базарной выходили на Маразлиевскую. Дорога занимала около получаса. В доме бабушки, пока она заканчивала последние приготовления, развлекались с любимыми нами куклой Азой, кошкой Тафой, щеглом, некоторыми экспонатами из стеклянного шкафчика, которые нам разрешалось брать (ракушки, залитые в стеклянные шары фрагменты морского дна и т. п.). Перед самым выходом в театр между девочками, как правило, шёл спор о том, кто понесёт бабушкину серебряную театральную сумочку. Сумочка была выполнена из чистого серебра. Верхняя рамка с замком и ручки были жесткими. Корпус сумочки был набран наподобие кольчуги из мелких колечек. На лицевой стороне был изображен рисунок в виде букетика цветов незабудок. Рисунок получался за счет использования колечек разного размера и использования расположения их при наборе под разными углами. Боковые края и низ сумочки были отделаны бахромой из тончайших серебряных цепочек. Серебряная бахрома при прикосновении к ней ласкала пальцы, а сама сумочка была настолько необыкновенной и красивой, что, безусловно, каждая из нас мечтала нести её. Бабушка с лёгкостью соглашалась доверить нам эту прекрасную уникальную вещицу, а мы соблюдали очерёдность в обладании ею. Это были примерно 1953-1958 гг.

Эти посещения театра оставили в моей душе след на всю жизнь. Безусловно, в 7-8 лет я ещё не могла разобраться во всех сюжетных линиях и интригах спектаклей, однако прекрасная хорошо исполняемая музыка, хороший вокал и балет, сама атмосфера праздника во время спектаклей и пребывание в роскошном и красивейшем театре мира сделали своё дело. Я полюбила классическую музыку, оперное и балетное искусство. В то время шли спектакли, которые теперь уже давно не ставятся в нашем театре. Это были "Паяцы" Леонкавалло, "Демон" Рубинштейна, "Тоска" и "Чио-Чио-сан" Пуччини, "Русалка" Даргомыжского, "Сильфида" Адана, а также ставящиеся по сей день "Травиата" Верди, "Севильский цирюльник" Россини, "Евгений Онегин" и "Пиковая дама" Чайковского. Моими любимыми спектаклями были балеты "Щелкунчик", "Лебединое озеро", "Спящая красавица" Чайковского, "Дон Кихот" Минкуса и "Жизель" Адана. Бабушка ненавязчиво учила нас хорошему поведению и хорошим манерам. Сидели мы, как правило, в пятом-шестом ряду партера. И поскольку посещали театр еженедельно, то знали каждый его закуток от партера до галёрки. Иногда во время перерыва или после спектакля Николай Сергеевич заводил нас за кулисы. Мы с интересом разглядывали вблизи грим и костюмы артистов, наблюдали за сменой декораций на сцене. После завершения спектаклей дедушка показывал нам, как опускается бетонный занавес, отгораживающий сцену от зала на случай пожара. Этот занавес был установлен в целях безопасности, так как наш театр пережил несколько сильных пожаров. Кстати, первый одесский оперный театр полностью сгорел в 1873 году, а современное здание построено в 1887 году архитекторами Фельнером и Гельмером в стиле венского барокко. Архитектура зрительного зала выдержана в стиле позднего французского рококо. Уникальная акустика подковообразного зала позволяет доносить даже шёпот со сцены в любой уголок зала. Одесский оперный считается мировой архитектурной жемчужиной.

Переоценить щедрый бабушкин дар, который получали наши детские души, невозможно. Учитывая, что ей в то время было за 70 лет, можно лишь преклонить голову перед её благородными хлопотами по отношению к нам, детям, и её желанием дать нам как можно больше духовной пищи.

Очень часто по пути в театр или из театра бабушка заходила с нами в православный храм (Успенский собор или Святоильинскую церковь на ул. Пушкинской), там покупала нам свечи, чтобы мы их поставили перед иконами, и подводила для поклона и поцелуя к иконе перед алтарем. Иногда подводила нас к священнику для причастия. Я думаю, что, с точки зрения православных канонов, не всё в действиях бабушки Шуры было безупречным, так как двое из нас, а именно я и моя сестра Женя, были некрещёными и не носили нательных крестов, однако в моих глазах её оправдывает огромное желание приобщить нас к Богу и православной культуре. А некрещёными мы были, так как наш отец Константин Константинович Бедрицкий был членом коммунистической партии и мог поплатиться исключением из рядов партии в случае, если бы стало известным, что его дети крещёные. Такое исключение вело за собой множество неприятностей для бывшего члена партии и его семьи.

(Окончание следует.)

Наталья ЛЕНСКАЯ

На фото: чета Хрипко - Александра Владимировна
и Николай Сергеевич.