Номер 35 (625), 23.08.2002

ПЕРЕЖИТОЕ

УДАР НИЖЕ ПОЯСА

(Окончание. Начало в № 34.)

Я тогда сказал: "Учитывая ваши научные интересы, предлагаю так сформулировать тему: "Национально-освободительная борьба народа Иудеи во II веке до н.э.". Ведь мне было известно, что профессор Карышковский серьезно занимался эллинизмом, писал о Византии, собрал великолепную нумизматическую коллекцию, знал и любил археологию, блестяще читал спецкурс по истории происхождения христианства, наконец, был подлинным библиофилом.

Но знал я и другое: время от времени вокруг имени ученого возникали (не исключено, что кем-то инспирированные) слухи и сплетни, из уст в уста передавались нечистоплотные домыслы и просто дезинформация.

Впрочем, преподавательский мир этим не удивишь, но все равно было противно. Когда на вопрос своего сокурсника, в настоящее время доцента аграрной академии, Василия Бабия, кто будет руководить моей работой (точное название темы я не разглашал), был назван П.И. Карышковский, мой приятель искренне удивился: "Ты что, рехнулся? Ты же знаешь, что о нем говорят и какой у него характер? – вырвалось тогда у простодушного парня.

Разумеется, мне было понятно: у Петра Иосифовича хватало недоброжелателей. Факультетские сплетники лишь с нетерпением ждали очередные грязные слухи, чтобы тут же профессионально их распространить...

После разговора с П.И. Карышковским я чувствовал огромный прилив вдохновения. Еще бы: теперь я могу, как мне казалось, на законном основании заниматься любимой темой. После лекций, едва успев что-то перехватить в студенческой "гастритовке", я мчался в нашу научную библиотеку, проводя в ней долгие часы.

Усердное копание в зале каталогов не прошло незамеченным. Первым не выдержал наш главный библиограф Виктор Семенович Фельдман. По-моему он что-то подозревал, однако сам еще не мог понять, что происходит. По-видимому, ему было известно, что среди многочисленной литературы по истории Востока в эллинскую эпоху, которую я заказывал, мелькали труды Греца, Дубнова, Франка и других исследователей истории евреев в разные эпохи и странах.

"Как продвигается наука?" – неожиданно спросил меня Виктор Семенович, подойдя к столику, за которым я сидел и внимательно изучал карточки каталога. Я поднялся с места и вежливо, хотя и без всякого энтузиазма, ответил: "Спасибо. Все в порядке". Однако мой ответ только усилил интерес заслуженного книголюба к моей более чем скромной персоне.

Фельдман, будучи изрядно близоруким, сильно наклонился и тихо, что было для него нехарактерно, проговорил: "Вы пишите курсовую, не так ли?" – "Нет, Виктор Семенович, дипломную работу". "Гм... похвально, похвально. Редко кто в начале IV курса усиленно трудится над дипломной. Очень хорошо..." – задумчиво произнес он. – На какую тему?" Виктор Семенович даже улыбнулся, дав понять своему визави, будто его вопрос – не удовлетворение обычного любопытства, а лишь дань уважения студенту и его творчеству.

К подобному вопросу я был готов и коротко объяснил, что исследую историю Передней Азии в период эллинизма, то есть после развала империи Александра Македонского. В.С. Фельдман был историком по образованию (из его слов – И.Ш.), однако не в такой степени, чтобы по одной фразе понять суть данной проблемы.

"Ну, – нетерпеливо продолжал он, – как сформулировано название работы, и кто ее научный руководитель?" Я чуть покраснел, капельки пота предательски покрыли мой лоб. Вряд ли Виктор Семенович заметил мое смущение. Вздохнув, я ответил: "Профессор Карышковский – мой научный руководитель, а пишу я о восстании в Иудее во II веке до н.э.".

Наступило гнетущее молчание, которое, к счастью, длилось недолго. В.С. Фельдман – человек умный, начитанный, к тому же коренной одессит и более чем ассимилированный еврей. Так, во всяком случае, он хотел, чтобы все знали.

Виктор Семенович быстро пришел в себя. "Вы хоть понимаете, чем рискуете?" – почти прошептал он, заметно нервничая. – Вас непременно занесут в "черные списки". Да, так и сказал: "в черные списки". Между прочим, мои родители мне ясно давали понять, что теперь КГБ будет более внимательно присматриваться к моей особе, однако, зная мой характер, они не пытались меня переубедить.

А вот товарищ Фельдман, как видно, опасаясь даже себе признаться в своем неудобном этническом происхождении, решился уговорить меня отказаться от еврейской темы, что равносильно было, по мнению доморощенных интернационалистов, преступлению против Советской власти. Более того, он даже пообещал поговорить лично с Петром Иосифовичем. Увы, но мне не известно, состоялся ли такой разговор. К месту будет сказано: профессор Карышковский никакого отношения к народу Библии не имел.

Шло время. Черновой вариант дипломной был написан. Нет возможности подробно описать, как Петр Иосифович руководил моим исследованием, сколько полезного я вынес, чему научился, и как все это в дальнейшем пригодилось. Отмечу лишь непреложную истину: блестящий исследователь и талантливый педагог, как правило, превосходный научный руководитель. У Петра Иосифовича, несмотря на занятость, всегда находилось время для серьезных бесед и консультаций. Я старался впитывать все лучшее, что знал и чем владел этот знаток истории, этнографии, нумизматики, археологии, ряда современных и древних языков.

И вот – начало июня. За день до защиты дипломных работ нам, выпускникам, стало известно, что председатель экзаменационной комиссии задерживается в Киеве и присутствовать на защите наших трудов не будет. Я обрадовался этому обстоятельству, не подозревая, что ждет меня впереди.

Защита моей дипломной прошла более чем успешно. Профессор Карышковский в своем кратком выступлении ставил меня в пример, отмечая мои упорные искания и было, честно говоря, приятно слушать.

Теперь уместно хотя бы в нескольких словах поведать нашему читателю, не совсем сведущему в античной истории, самую суть проблемы, которую я, отмечу не без кокетства, с блеском защитил.

Во II веке до нашей эры, то есть почти две тысячи двести лет тому назад, Иудея (часть территории, где ныне – государство Израиль) оказалась под властью сирийцев, в свою очередь находившихся под управлением греков (эллинов). Последние, будучи наследниками великой империи Александра Македонского и владея обширной территорией на Востоке, из кожи лезли вон, насаждая среди подвластного населения свою культуру, язык, религию, образ жизни... Однако упрямые иудеи в массе своей не желали отказываться от религии отцов, следовать чуждой им культуре и традициям. Но завоеватели стремились силой уничтожить единобожие, заставить сынов Израиля отвергнуть Закон Моисея в пользу идолопоклонства. Язычники-греки осквернили иудейскую святыню – Иерусалимский храм. И тогда в маленькой стране вспыхнуло восстание, возглавляемое семьей (отец и пятеро взрослых сыновей) Маккавеев (написание, принятое на русском языке – И.Ш.). Началась ожесточенная война, но иудеи знали, за что проливают кровь, и одержали победу над более многочисленным противником. Иерусалимский храм был очищен и освящен. Народ иудейский торжествовал!

Теперь, если не верите, можете проверить: не успели просохнуть чернила у секретаря экзаменационной комиссии, как на Ближнем Востоке разразилась война, вошедшая в историю под названием "Шестидневная". В ней Израиль одержал изумившую всю планету победу над Египтом, Сирией и Иорданией, официально воевавших с небольшим еврейским государством, хотя фактически с ним сражался весь арабский мир, подстрекаемый Советским Союзом и его сателлитами.

Но если во II веке до н.э. греко-сирийцы стремились лишь подчинить иудеев эллинской культуре и сделать Палестину прежде всего объектом религиозного влияния, то современные враги потомков Макковеев желали уничтожения Израиля как этно-политического образования. Не вышло! И вновь народ Израиля во всем мире ликовал.

Но вернемся в аудиторию, где мне и моим товарищам предстояло сдавать государственный экзамен по истории КПСС. Теперь нас можно было поздравить: председатель комиссии, академик Гуржий прибыл в Одессу.

Когда я начал отвечать на вопросы экзаменационного билета, председатель, прервав мое выступление, встал со своего места и стал ходить по аудитории, словно маятник, взад и вперед. Молчание длилось пару минут, и затем на меня обрушился град дополнительных вопросов. И вновь, не дослушав ответы, академик требовал разъяснения на новые вопросы. Только тогда я окончательно убедился: меня пытаются завалить.

Представь себе, уважаемый читатель, что историю КПСС я знал, более того, знал лучше, чем этого требовала вузовская программа. Проводя каникулярные дни в московских библиотеках, я заказывал литературу, позволявшую лучше понять деятельность многих большевистских вождей, уяснить события сложных 20-30-х годов. Мне было интересно, и я читал, тщательно конспектируя.

И вот на государственном экзамене академик Гуржий, не имевший возможности зарезать меня на защите дипломной работы, откровенно, по-хамски пытается свести счеты со студентом-выпускником.

Я не знаю, что происходило на обсуждении членами экзаменационной комиссии наших ответов, но, когда нам объявляли результаты, Гуржий, называя меня, заметил, что результат – удовлетворительный, хотя и с предупреждением. Это означало невозможность получения диплома с отличием и поступления в аспирантуру.

Выпускной вечер мы проводили в одном из лучших банкетных залов того времени, в ресторане при гостинице "Одесса" (теперь – "Лондонская"). Я точно не помню, кто из преподавателей, кроме П.И. Карышковского, был приглашен на банкет. Я сидел за столиком где-то в конце зала. Петр Иосифович, оглядевшись, заметил меня. Он приветливо махнул рукой и улыбнулся, как бы говоря: "И все же мы победили".

И. ШКЛЯЖ, доктор исторических наук, профессор.