Номер 44 (1141), 23.11.2012

Петр ВАХОНИН

Из всех видов человеческой деятельности
власть над себе подобными,
хотя и вызывает наибольшую зависть,
наиболее разочаровывает,
ибо она не дает уму ни минуты роздыха
и требует постоянных трудов.

М. Дрюон. "Яд и корона".

(Продолжение. Начало в № № 41-43.)

Казалось, что мой, так сказать, куратор меня просто избегает. Иногда он забегал в кабинет, бросал на стол несколько исписанных листков и цедил сквозь зубы:

- Вот материалы, разберись.

Объяснить, с чем и как нужно разбираться, он не удосуживался.

Я находился в идиотском положении. Без году неделя проработал в изоляторе, не имея специального образования, я просто не понимал, чего от меня хотят. Поинтересоваться тоже было не у кого: наставник просто меня избегал; казалось, ему даже нравились ситуации, в которые он меня ставил. Идти жаловаться я считал ниже своего достоинства. Так и сидел целыми днями за захламленным бумагами столом, мечтая, чтобы стажировка побыстрей закончилась и меня вернули на корпус. Позже я узнал, что зря не пошел к руководству, так как я не только не ощущал помощи и элементарной дружеской поддержки, но за моей спиной меня еще и оговаривали.

Прошел почти месяц, и вдруг все кардинально изменилось. День, как обычно, начался скучно, я зашел к себе в "бункер" (так я называл кабинет), сел за стол и тупо, с ненавистью уставился на выросшую кучу опостылевших бумаг. Делать ничего не умел, и поэтому ничего делать не хотелось. Вдруг без стука, но с грохотом распахнулась дверь - и вкатился крепенький, излучающий тысячевольтную энергию мужичок.

- Ты что ли стажер? - казалось, еще не открыв двери, поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, продолжил, растягивая каждое слово: - Паанятно! Какого хера сидим? Ты опер или канцелярская мышь? - И, снова выкатившись на продол, заорал пуще прежнего: - Дневальный! Гвоздь и молоток сррочно-о-о!

Буквально через секунду дневальный приволок заказанный инструмент. Я не успевал сказать ни слова, просто, как завороженный, фиксировал происходящее, а шоу продолжалось.

- Тебя поднять или сам задницу от стула оторвешь? - почти ласково поинтересовался мужичок.

Я встал, он подхватил мой многострадальный стул, ловко перевернул его и двумя ударами загнал гвоздь острием вверх в сиденье. Сам ненамного старше меня, он сказал, как маленькому:

- Запомни, мальчик, в тюрьме опер - волк, а волка ноги кормят. Так и ты: если будешь сидеть за столом, никогда ничему не научишься... Впрочем, если хочешь, присаживайся, - и подвинул мне стул с похожим на заточку торчащим гвоздем.

И хотя говорил он со мной покровительственным тоном, несмотря на всю мою амбициозность, я не огорчился, почему-то поняв, что этот пляшущий комок нервов говорит то, что он имеет право говорить и позволить себе тон, за который любому другому я бы немедленно заехал в рыло. Жизнь показала, что я был прав. Слава, назовем моего коллегу так, был человеком удивительной судьбы. Свою службу он начинал рядовым в дивизии внутренних войск имени Дзержинского, имея моторный, не спутайте с суетливым, характер и недюжинную волю. Уже через полгода Слава стал сержантом, командиром отделения, а к концу службы замкомандира взвода. По должности он ходил старшим караулов и секретов. Секрет - особая форма караула, нечто вроде засады.

Однажды, далеко не в радостную ночь, отделение заступило в секрет, старшим назначили Славу: включая его самого - пять человек. Надо же было случиться именно в эту ночь побегу, ожидающая смена спала в палатке. Три человека в одном углу, и чуть в стороне старший - Слава. Погода была зябкая, местами лежал снег, блестели кусочки льда, в общем, земля напоминала кавказский кинжал с чернью. Такая погода - искушение, так и хочется завернуться в теплый караульный тулуп и хоть на минуту закрыть глаза. "Змей искушения" у каждого разный, вовсе не обязательно вкусить от "древа познания" добра и зла. Иногда наше желание подумать, увидеть, совершить и есть то самое искушение, и чем оно больше греховней - тем с гораздо большим удовольствием мы поддаемся этому искушению. Самое тяжелое искушение для часового - сон, и молодой парень этому искушению поддался. Беда уже была рядом с секретом, в виде четверых бежавших зеков. Натолкнувшись на секрет, не слыша предупреждающего крика часового и мертвенного клацанья затвора, побегушники подобрались вплотную к караульной палатке. Искушение завладеть оружием превысило чувство самосохранения, и вооруженные заточками, они вырезали всех, находившихся в палатке, кроме Славы: они попросту его не заметили. Забрав автоматы, повернулись, чтобы уйти. От шума Слава проснулся, он мог бы не подавать звуков, отлежаться, но тогда он был бы не он.

Бывает одинокое мужество, оно всегда во много раз ценнее мужества группового - ведь на миру и смерть красна. Одинокое же осознанное мужество, о котором, быть может, никто никогда не знает, воистину не имеет цены. Даже не рассчитывая на победу, Слава вытащил штык-нож и один пошел на четверых вооруженных бандитов, шансов на победу не было, но все-таки он победил, положив четверку рядом с их жертвами, а после подал сигнал тревоги. К тому времени часовой, испугавшись последствий, убежал, а виновный нужен был обязательно. Зачем его искать, если есть готовый - начальник караула Слава, и наплевать всем, что парень совершил подвиг, это может быть лишь смягчающим его преступную халатность обстоятельством. Кажется парадоксальным, но очень часто Закон бывает без Правды, соответственно - Правда без Закона, зачастую наперекор ему.

Полгода тюрьмы и следствия, но, на Славкино счастье, нашелся истинный виновник - часовой, и Славика отпустили, полностью реабилитировав. Другой бы сломался, но не он. Он остался служить, и служба привела его на централ, где и произошло наше знакомство.

"Кто был в тюрьме, тот в цирке не смеется", - гласит тюремная поговорка. Действительно, в тюрьме веселья хватает, существуют даже специфические выражения. Например, когда человек (будь то сотрудник или зек) требует то, что не положено, или совершает какое-либо действие, не соответствующее установленной системе взаимоотношений, ему говорят: "не весели программу", то есть "не совершай необдуманных действий". Говорить-то говорят, но тем не менее обе стороны программу веселят, то и дело "въезжая в заборы", то есть совершают ошибки. Невольно вспоминается такой эпизод.

В "красной" тюрьме запреты в камерах - редкость. За обнаруженную "стирку" (карту) - карцер, за колоду могут загреметь несколько человек. Найденная заточка (кусок заточенной металлической пластины, например обувной супинатор или заостренная ложка, короче, любой неразрешенный предмет) - это скандал на всю губернию, начальство потом несколько месяцев будет упрекать сотрудников в нерадивости. Со своей стороны, руководство реагирует правильно, хотя объективно понимает, что контролировать ситуацию до таких мелочей очень сложно, практически невозможно. Но если за мелочи снимают стружку, то несложно представить себе, что грозит сотруднику, например, за найденный нож. Поэтому достаточно часто проводятся досмотры, обыски (шмоны) и беседы, для этого контингент выводят в "боксы". У нас на централе "боксом", то есть обособленным помещением, служила просто металлическая клетка.

(Продолжение следует.)

Литературная обработка
Валентина РОЕВА.