Номер 22 (665), 13.06.2003

Игорь ПОТОЦКИЙ

Рассказ

(Продолжение. Начало в №№ 17, 19, 21.)

4

На следующий вечер мы с Баськой поехали в гости к журналисту Виталию Амурскому и его жене Лин. Это был замечательный вечер. Легкий, как волны Сены при жаркой погоде. Мы много смеялись, словно никаких печалей у нас не было. И пили легкое французское вино, чтобы беседа набирала обороты. А затем мы даже играли в карты, но нам с Баськой не везло. Но в остальном все было замечательно.

Амурский, к примеру, вспомнил, что Иосиф Бродский признался ему, что он из всех композиторов предпочитает Гайдна. Он, вспоминает Виталий, тогда подытожил: "Самое феноменальное в Гайдне – что это абсолютно непредсказуемый композитор. Вы никогда не знаете, что произойдет дальше. Это примерно то, что меня и в литературе интересует..." Баська подергала меня за локоть: "А я пока не знаю, что произойдет со мной в твоей повести, но мне думается, и ты пока об этом не догадываешься".

Лин нам здорово рассказывала об Израиле, особенно о кибуце, в котором работала в молодости: "У коренных стариков-израильтян на лицах проступили морщины, наподобие земли, обрабатываемой ими всю жизнь. Представляете, сухая земля, пропитанная их потом, дала зеленые всходы. И над этой землей была особая аура, заставляющая сердце ликовать и радоваться, как сердце кочевника под первыми каплями дождя в неуютной пустыне".

Мы с Баськой провели чудесный вечер и не заметили, как за окнами сгустилась ночь. Мы вышли все вместе, а Баська сказала Лин и Виталию: "В моих ушах звучит непредсказуемый Гайдн, и свечи то вспыхивают, то гаснут, словно луна и солнце играют в прятки друг с другом".

...Таксист-негр нас довольно быстро довез до дома Баськи на улице Розье. Он вез нас по ночному Парижу, расцвеченному тысячами фонарей, и насвистывал одновременно грустные и радостные джазовые мелодии, а фонари Парижа, как мне казалось, танцевали сложные па, радуясь своей постоянной прописке в этом великом городе.

А Баська на пороге своей квартиры попросила осипшим голосом: "Согрей меня". И у нас с ней была удивительная ночь, фантастичней любой истории, будоражащей воображение читателей в книгах Курта Воннегута, Роберта Шекли или Пола Андерсона.

В этой фантастической ночи мы умели целоваться в скафандрах, бродить по юпитерским лесам, разгадывать самые сложные концепции времени, упиваться сентиментальностью, но при этом цитировать Гегеля, Эйнштейна, Канта и Ньютона. А потом от прекрасного тела Баськи у меня перехватило дыхание, и все слова потеряли значение, словно их никогда и не существовало. И я, засыпая, помнил почему-то только мягкий изгиб ее руки, а еще ее лицо, наклоненное над ним, а в глазах Баськи счастье напоминало два потока расплавленной лавы...

(Продолжение следует.)

Рисунок Николая ДРОННИКОВА (Париж). 1999 г.