Номер 21 (917), 13.06.2008

У Евгения Евтушенко всего много. Он высок ростом. Сочинил невероятное количество стихов. Выпустил не одну сотню книг (поэтических и прозаических). Пять раз был женат. Износил несколько сотен пиджаков и разноцветных галстуков (о его пристрастиях к этим видам одежды ходят легенды). Знаменит, как мало кто из поэтов ХХ века, - даже если брать в мировом масштабе. Безусловный мировой рекордсмен среди литераторов по количеству посещенных стран (около 110) и проведенных творческих вечеров (точной цифры не знает даже он сам, но счет идет на тысячи). При этом ему посвящены сотни, если не тысячи, критических откликов: возможно, и тут он может считать себя рекордсменом. Но, несмотря на свою знаменитость, Е. Евтушенко открыт для общения. В чем автор этих строк не раз имел возможность убедиться...

"И ЛЕГЕНДА МЕНЯ НЕ УБЬЕТ!"

- Евгений Александрович, каково это: быть "живым классиком"?

- У меня когда-то были такие строчки:

Или лица окажутся былью,
Иль легендами быль обовьет,
Но и сплетни меня не убили,
И легенда меня не убьет!

На своем веку я видел всего нескольких гениальных людей. Их вообще немного. Даже можно сказать, что знаменитых людей больше, чем гениальных. Но знаменитые - не самые гениальные люди.

Я, например, помню сибирскую станцию, когда меня направили в эвакуацию из осажденной немцами Москвы. Я добирался туда четыре с половиной месяца. Когда перевалили за Урал, у меня деньги все кончились, и я пел репертуар вагонных песен за кусок хлеба, за несколько рублевок. Помню, сидела бабушка в углу, она достала из-за пазухи завернутую пайку хлеба (пайка черного хлеба - 400 граммов) и разломила ее пополам. Я запомнил, как она гениально разламывала хлеб. Так может разламывать человек, который знает цену хлеба. Я ей спел "На кирпичиках я родилась" - одну из песен моего репертуара. Тогда она достала опять завернутую в платочек свою половину и дала мне половину своей половины. Вот она была для меня гениальна... Она оказала на меня, может, не меньшее влияние, чем Пушкин, в формировании моего характера.

Моя мама... Я маму потерял шесть лет назад, ей исполнился 91 год, но я ощущаю какое-то ее присутствие, не знаю где, но во мне, во всяком случае, часть ее совести. Не то, что я постоянно думаю: а что бы сказала моя мама? Но она мне привила какие-то принципы...

Меня вот спрашивают: почему вы столько писали на еврейскую тему? У моей мамы и у моего папы не было ни капли еврейской крови, но у нас в семье была атмосфера, в которой нельзя было сказать, грубо выражаясь, какой он "чучмек", и вообще унизить человека какой-либо

национальности. Сразу такие люди оказывались за бортом нашей семьи....

Вообще порой бывает так, что человек проходит в жизни два испытания: испытание на признание, когда его никто не знает, а потом испытание признанием. Некоторые проходят первое испытание, но не могут пройти второе. Вот Шолохов, например. Я не согласен с Солженицыным насчет того, что "Тихий Дон" - плагиат. Доказательство Солженицына, что потом Шолохов ничего подобного не создал. Бывает такое со многими людьми, даже с самим Александром Исаевичем случилось. Дело в другом...

Если б Шолохов просто где-то там восславил Сталина, ну, что делать; даже у Пастернака и Мандельштама были такие строки, хотя литературоведы не любят об этом писать. Даже Шостакович сделал много таких заявлений, которые не делали ему чести. Но он думал о своей семье, родных, которые были заложниками, когда он уезжал за границу. Такая эпоха была... Но Шолохов призвал к расстрелу так называемых "врагов народа", и после этого его как подменили. Мама и папа мне говорили, что наказание Божие - оно не где-то ТАМ, оно на ЭТОМ свете..

А вообще у настоящего человека искусства, и не только искусства, нет времени думать, насколько он велик - он занят разными замыслами.

"ПРОСТО ПОЭТОМ БЫТЬ НЕЛЬЗЯ"

- Если бы у вас сегодня родились эти знаменитые строчки: "Поэт в России...", как бы вы их продолжили?

- Точно так же. На меня нападают за эти строчки: "Поэт в России больше, чем поэт", меня обвиняют, что я как бы унижаю этим профессию. Мол, разве недостаточно быть просто поэтом? Но дело в том, что просто поэтом нельзя быть. Между прочим это относится и к ученому, композитору, любому творческому человеку. А мне критики мои заявляют, что их не интересует политика. Но что значит: "настоящий поэт выше политики"? Посмотрите, ни один человек из молодого поколения не написал ни одного произведения о 1993 годе, о расстреле нашего парламента, а ведь это была мини-гражданская война. Так вынужден был Евтушенко написать...

Пушкин никогда бы не стал Пушкиным, если бы у него не было этого: "Товарищ, верь, взойдет она..." У нас некоторые делали попытку заменить Пушкина, как знамя русской поэзии, Фетом. Хороший поэт. Но я читал мемуары Фета. Какой неинтересный был господин, неувлекательный, хотя поэт настоящий. Когда я открываю газету того времени и читаю там о Лиссабонском землетрясении, о голоде или восстании крестьян, а рядом напечатаны даже нравящиеся мне стихи "Я пришел к тебе с приветом", то не возникает большой любви и желания сказать, что Фет - великий поэт...

- Почему сейчас среди молодого поколения нет Поэтов... В чем тут причина: в самих поэтах или в эпохе?

- Политика - мировая, а не только наша, - не дает никаких идеалов и образцов в силу ограниченного прагматизма, в силу того, что никто из нынешних политиков не является философом и даже просто не показывает пример порядочности. Вы обратили внимание, что политики почти не употребляют слово "совесть"? Ну, хоть бы лицемерно притворялись, но они просто забыли это слово!

Нам нужны идеалы в обществе. Но нельзя искусственно создать русскую, украинскую или американскую идею, все это чушь. Идея вырабатывается личным примером. Вот Сахаров - это национальная идея. Его теория конвергенции - лучшее, что существует. Идея очень простая, доходчивая: взять все лучшее из мира частной инициативы минус преступления капитализма, его заблуждения, пошлость, вульгарность, и взять все лучшее из идеи социализма минус опять-таки преступления и вульгарность...

А то на американцев набросились, что они якобы нам поставляют вульгарность. Но ведь кто научил нашу попсу петь такие песни? Американцы?! Мы сами поставщики вульгарности, только не достигшие еще такого международного уровня, может быть, к счастью. Мы не выдержали испытания свободой. Наше время, сегодняшнее, к сожалению, не дает никаких романтических примеров. И тогда молодежь хватается за лживую романтику неонацистов, нацболов... Это не означает, что ребята на самом деле законченные фашисты, просто они - брошенные люди, им никто не подает хороших примеров. Ими заниматься нужно, вдохновлять их чем-то. И на этом фоне нападать на азбучную формулу.

"Поэт в России - больше, чем поэт"?! Это нападение - самозащита людей, которые боятся гражданственности, бояться защитить других людей.

"БЕДА, ЧТО У ОБЩЕСТВА НЕТ ЦЕЛИ"

- Вы сказали, что Россия не выдержала испытание свободой. Но, может, это в какой-то степени естественный этап?

- Никакой это не естественный этап. Это - акселерация истории.

Когда наши пенсионеры из Политбюро испугались голосов из Чехословакии, что социализм должен быть "с человеческим лицом", они скомпрометировали самих себя. А какой может быть социализм без "человеческого лица"? Мне отец когда-то еще в сталинское время сказал: "Ну, разве это социализм?"

Просто в сознании некоторых людей еще сохранились прежние представления...

Беда, что у общества не существует какой-то цели. Я не говорю, что люди должны загоняться как в клетку под эту цель. Жизнь меняется, у нее живой такой рисунок. Люди должны к чему-то стремиться. У людей должны быть идеалы, но не насильственные, а те, которые базируются на личностных примерах.

Вот Андрей Дмитриевич Сахаров был человеком, перед которым было стыдно. Это раздражало многих наших "больших китов" политики, даже многоуважаемого Михаила Сергеевича Горбачева, к которому я отношусь как к хорошему честному человеку. Но и его раздражал Сахаров, потому что будировал совесть. Сахаров понимал, что в людях совесть должна быть.

И что он говорил плохого, когда его освистывали, затаптывали? Он говорил, что нужно остановить войну в Афганистане. А афганский ветеран, потерявший обе ноги, когда выступал, оскорблял всячески Сахарова. За что? За то, что Андрей Дмитриевич не хотел, чтобы люди не теряли ноги ни за что ни про что. Вообще в каждом обществе должна быть должность - человек, перед которым совестно...

"НО МЫ ВАС СДЕЛАЛИ СВОБОДНЫМИ"

- Как вы относитесь к тому, что стали одним из основных объектов критики нового литературного поколения?

- Я об этом давно написал:

Мы для кого-то были модными,
Кого-то славой мы обидели.
Но мы вас сделали свободными,
Сегодняшние оскорбители.

Новое поколение начало с попытки уничтожить наше, условно скажем, "шестидесятническое" поколение. (Вы, может, не следили за этим, но у меня есть такие "евтушенковеды", они заботливо собирают все материалы). То есть начали с "геростратифизма"...

Наше поколение иное. У меня, например, было огромное количество учителей. Я дружил с поэтами-фронтовиками, ведь наше поколение описывало войну глазами детей, и мы тоже в ней участвовали. В Сибири, в музее, хранятся деревянные ящики, которые служили маленькими пъедестальчиками, возвышениями, на которые становились дети, потому что до снарядов, которые они изготавливали, не дотягивались руками...

Нужна взаимосвязь поколений, новое не может начинаться с "геростратифизма", с оплевывания всего и попытки зачеркнуть всех, кто был перед ними. Были такие люди, еще в советские времена, которые хотели "поднять волну" против "шестидесятников". И ЦК комсомола поддерживал их. Они устраивали вечера в библиотеках, где было написано: "Здесь

состоятся общественные похороны Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной..." ЦК комсомола по близорукости не заметил, что там было написано дальше: "поскольку все остальные давным- давно уже умерли". Когда они пришли к Дому литераторов и стали потрясать своими лозунгами: "Мы пришли! Мы пришли!", то к ним вышел директор, Борис Филиппов, хороший человек, и сказал: "Заходите, пожалуйста". И вы знаете, что случилось? Они не знали, что дальше делать...

"МОЛОДЕЖЬ ПОТЯНУЛАСЬ К СТИХАМ"

- Как вы полагаете, возможно ли нынче возрождение широкого интереса к поэзии?

- Я продолжал выступать в самые плохие годы для поэзии. Это были 1992-93 годы. Я приехал в Сибирь, в Ангарск, и собралось двести человек в зале на тысячу. Мне сказали, что когда приезжал Вилли Токарев, то чуть двери не разломали, а когда приезжал Спиваков, на сцене было больше людей, чем в зале. Тогда как раз блатные песни вошли в моду, Шуфутинский и вся эта отвратительная, наглая попса заполняли залы и эфир, пытаясь подменить собой абсолютно все...

Тем не менее я был единственный из поэтов, кто не сдавался и продолжал верить. Я не могу жить без живого общения. Те годы были трудные, но потом пошло. Несколько лет назад у меня был вечер в Кремлевском дворце, там шесть с половиной тысяч мест. Мне говорили, что я с ума сошел, что невозможно вернуть искусство в 1960-е годы, что в этом зале даже попса "сыпется", даже иностранные звезды джаза... И тут я должен сказать доброе слово о братьях и сестрах "второй древнейшей" профессии. Когда мы начали рождать это выступление, а реклама сейчас стоит очень больших денег, я просто звонил журналистам и просил: "Ребята, помогите!" - и они помогали. Тот же Дибров, он специально вставил меня в свою передачу, хотя сказал, что если будет полный зал, то он съест свою шляпу... Я не знал, что будет; как в тумане вышел и вдруг увидел, как будто раздвинулись стены. Оказалось, что продали семь тысяч билетов, не хватало мест, люди стояли вдоль стен. Было замечательно...

А что сделали мои земляки со станции Зима?! Когда мои родственники уехали со станции, и какие-то доброхоты начали разворовывать все, то нашлись люди, которые взяли дом, где я родился, под свою охрану. Я написал стихи про это, и, вы знаете, эти стихи пронзили моих земляков, и не только их. Стали звонить из заводов, в основном сибирских, уральских, что решили восстановить мой дом. Собрали деньги, реставрировали его, библиотеку сделали, двор очень большой, какого не было в мое время. Но мне сказали: это для того, чтобы можно было фестивали делать, сцену поставить и т. д.

Несколько лет назад я был в Братске. Там выпустили новое издание моей поэмы "Братская ГЭС". Поразительную историю мне рассказали. Деньги на это издание дали несколько предпринимателей, родившихся в 1965-м, в год выхода поэмы, а двое из них были на руках их матерей, когда я туда приезжал и читал ее. Это просто фантастика, что такие вещи происходят. Все-таки я был прав: "Поэт в России - больше, чем поэт"...

Беседу записал Александр ГАЛЯС
(Одесса).