Номер 12 (757), 01.04.2005

Игорь ПОТОЦКИЙ

ДЕСЯТЬ ОДЕССКИХ ИСТОРИЙ

Моя первая любовь вошла в море и ко мне больше не вернулась.

Моя вторая любовь вошла в море и пропала. Не для всех, а только для меня.

Третью свою любовь от моря я старательно оберегал.

Софку море притягивало, но я ее притягивал еще больше. Я мог стоять за пятьдесят метров от нее, а она пробиралась ко мне сквозь поток людей и всегда знала, где я нахожусь. Больше у Софки никаких талантов не было. Но вот этот ее талант – всегда и везде меня находить – притягивал меня к ней. И я ничего не мог поделать с постоянным своим желанием разыскать Софку, но всегда она меня находила первой.

Я не хотел причинять Софке лишние неприятности и все свободное время проводил на Дерибасовской. Там я накапливал материал для своих будущих разговоров с Софкой. Для этого я просто самым нахальным образом подслушивал разговоры мужчин и женщин. Потом я их анализировал и оставлял в памяти только самые неожиданные монологи и диалоги.

Тогда я не собирался писать книги. Почему? Софочка не любила читать книги. А я тогда мог сочинять романы и повести исключительно только для нее.

— Фи! – говорила мне Софочка. – Можно десять раз перечитать "Трех мушкетеров", но кто будет перечитывать Достоевского? – Она кокетливо мне улыбнулась. – В школе я выкрутилась...

Софочка умела выкручиваться из любой ситуации. Есть такие девушки, которые умеют пользоваться своей неотразимостью. При этом обходиться минимумом косметики – всего лишь пудрой и помадой. В подобных случаях она говорила мне: "Меня декан пообещал турнуть с института, но разве я могу ему позволить принять ошибочное решение?" И тогда я пылко говорил заранее заготовленную фразу, услышанную мной два часа назад: "Детка, не доводи себя до инфаркта!" Софочка благодарно мне улыбалась и заявляла, что завтра все будет в полном порядке.

Софочка в своем институте пыталась выучить все о народном хозяйстве, но лекции и семинары она почти всегда прогуливала. "Мне, понимаешь, нужен воздух и пенсия". До пенсии тогда не хватало всего лишь тридцати пяти лет жизни. Воздух в Одессе и тогда был бесплатным.

Декана, разумеется, она победила. Пришла в его кабинет и стала рассуждать о романе "Три мушкетера". Декан не смог прервать монолога своей студентки, словно она была народной артисткой Украины и почетной гражданкой Одессы. В конце монолога Софочка пустила слезу и пылко пообещала стать примерной студеткой. Декан размяк и записал в своем ежедневнике, что студентку Коган надо такой-то группе взять на поруки. Софочка сказала декану: "Иван Петрович, какой вы добрый и милый!" Но таким он был только с Софочкой, а для других лодырей и прогульщиков он был волкодавом в приличном пиджаке, купленном на деньги, полученные вне зарплаты от... Лучше промолчим. У нас сейчас как-никак эпоха повсеместных рыночных отношений.

Но и мне при встрече Коган по инерции прощебетала: "Какой ты милый, что любишь "Трех мушкетеров". Потом добавила: "Один мушкетер у меня есть", а я тогда понимал все буквально, зверски обиделся и закричал на всю Дерибасовскую: "Мушкетеры, ко мне!" И на мой крик сразу подбежал сержант милиции и два десятка мужчин разного возраста. Я обрадовался, но Софочка шепотом спросила: "Мне можно начинать делать выбор? Выберу трех – пусть один будет запасным".

Сержант грозно поинтересовался:

— Почему кричите в общественном месте?

— По моей просьбе, – ответила за меня Софочка. – Просто мне сейчас необходима мушкетерская двойня.

— Кричать на Дерибасовской не полагается, – напомнил сержант милиции, который не понял Софочкиных слов, будто она говорила одними софизмами. Потом он снял фуражку, почесал затылок указательным пальцем и веско добавил: – Нас об этом постоянно инструктируют. Нет у товарищей граждан права нарушать общественное спокойствие.

Толпа, прибежавшая на мой истошный крик, была на стороне Софочки, но с милицией связываться не хотела, ведь младший сержант не был заурядным сотрудником кардинала, а представлял собой ЗАКОН.

Толпа отхлынула, как волна от берега, но едва милиционер отошел, как она вновь прихлынула к миниатюрной Софочке, а потом послышались вопросы-возгласы: "Зачем звали?"

Софочка никому не отдавала инициативу. Даже возбужденной толпе. Только женское тело не позволяло ей стать лучшим гладиатором Одессы в коротенькой тунике и с мечом в руке.

— Мой мушкетер закапризничал, – сказала Софочка. – Он перестал понимать шутки. Оброс ревностью, как щетиной...

Толпа заликовала, и некотрые личности стали предлагать Софочке заменить меня ими.

Софочка сказала:

— Для этого надо выдержать жесткий отбор. – К ней пришло вдохновение. – Конкурс, растянутый на десять лет, но я ничего конкретного не обещаю. В Одессе мушкетеров много, а такая девушка, как я, в одном экземпляре. При этом у меня принцип: никакой физической близости первые двести недель. Мною воздыхатель должен любоваться издали, как статуей, имеющую несомненную художественную ценность. Но воздыхатель должен еще принести мне документ, что в пятом колене его предок не был импотентом...

Вся толпа поняла, что ее разыгрывают. И мигом рассосалась. Софочка поинтересвалась:

— Бросил обижаться?

— Думаю, – пробурчал я, – куда мне идти: направо или налево?

Софочка никогда долго не думала. Она просто, вся засветившись, взяла меня под руку и повела вперед. При этом она сказала:

— Если ты потеряешься, я все равно тебя найду. Такая моя участь, потому что ты неординарный молодой человек.

Я, сами понимаете, с ней спорить не стал.

Софочка была очень красива. И любила не только фотографироваться, но и раздаривать всем свои фотографии. Даже в купальнике.

— Зачем ты так поступаешь? – спрашиваю тоскливо у нее.

— Не будь собственником, – отвечает. – Красота должна спасти Одессу.

Я всегда помнил, что море забрало у меня двух невест. Теперь я стал бяться парней, у которых имелись фотки Софочки, но она только смеялась над моими страхами:

— У них всего лишь фотки, а у тебя я вся. Делай со мной, что хочешь?

А я, будучи олухом, не знал, что я могу с ней делать? Что мне разрешено, а что запрещено? Лучше бы она мне написала инструкцию, где все бы четко расписала, но она не желала ничего писать.

— Делай со мной, что хочешь, – говорила Софочка мне, – только ничего не повторяй с другой женщиной, по причине моей ревности. Соперницу я могу убить, как Миледи в "Трех мушкетерах".

Ее поцелуи были на мне, как несмываемые печати. Я был весь в печатях. Они просвечивали сквозь одежду, как на конверте почтовый штемпель.

Печати следовало смыть, чтобы снова стать молодым и свободным.

Однажды я ушел в море и не вернулся.

А Софочка Коган четыре года бегает по Дерибасовской, но меня не находит.

Вот такая история.

Ха-ха, веселая история про меня, человека, боявшегося моря.

Рисунок А. КОСТРОМЕНКО.