Номер 2 (998), 22.01.2010

Наверное, все помнят этот детский розыгрыш. Тебе с невинным видом задают вопрос: "На бал кони ходят?". Ты пожимаешь плечами: "Конечно, нет", - и вызываешь смех. Оказывается, ты должна была ответить на вопрос: "На балконе ходят?" Для меня этот розыгрыш обернулся тем, что соседская девчонка - дочка хозяйки, у которой мы снимали в эвакуации комнату, долго не пускала меня на балкон, вернее, на деревянную галерею, опоясывающую двухэтажный дом, как принято в Грузии.

Но в годы моего детства и ранней юности на балы не ходили не только кони. В самом слове "бал" тогда находили что-то дворянски-буржуазное. Только к середине 50-х годов стали устраиваться именно балы, и самый главный - Новогодний бал и елка в Кремле.

Но какая девочка не мечтает о бале, о первом бале?! Кстати, была с таким названием - "Первый бал" - очаровательная картина с Диной Дурбин. Был и еще один фильм, не помню уж, как он назывался (после войны было много трофейных картин), в котором героиня в белом бальном платье сходила по лестнице к гостям. Вот такой в мечтах я видела и себя. Именно та киногероиня, а не Наташа Ростова грезилась мне. Бедной Наташе не хватало мраморной лестницы, ведущей на праздник, к счастью.

Балов не было, но танцы были. Были танцплощадки. "Приличные девочки" из "приличных семей" на них не ходили. Там и впрямь можно было нарваться на неприятность. Были вечеринки. Изредка их устраивали в школе, чаще в квартире у какого-то счастливца или счастливицы, где, кроме "понятливых" родителей, была относительно свободная от мебели комната (жили в те годы очень тесно).

Наши первые "балы", точнее вечеринки, проходили в доме Папудовой в квартире мальчика из нашей компании, которого звали Клим Абраменко. Мы, девочки, учились в школе № 58. Здание нашей школы стояло на Соборной площади. Мы занимали два первых этажа, соседствуя с 121-й украинской школой - 3- й этаж и школой им. Столярского - 4-й этаж. Мальчики наши были учениками школы № 47, что на углу нынешней Нежинской и улицы Льва Толстого. Свел нас в одну компанию драмкружок, который организовал наш классный руководитель, преподаватель русского языка и литературы Рувим Борисович Рубин. Мы были пятнадцатилетними семиклассницами. Мальчики учились уже в восьмом и по-донкихотски помогали нам справляться с уроками.

Ставили мы пьесу "СНЕЖОК" о мальчике-негре. Главную роль Дика Демсея играл Костя (Тронев??? - забыла!!!). Его душераздирающий монолог: "Мой дед был швейцаром, отец:" вызывал у нас слезы, мы были в восторге от Костиной игры. Но любимцем всех девочек был самый добрый, тихий и умненький беленький мальчик - Клим Абраменко. Впрочем, все наши мальчики были отличными ребятами: и наш премьер - Костя, не страдавший звездной болезнью, и маленький Юрочка Шафрановский, и Вова Эфросман, и Тосик-Антон (фамилии не помню, но помню, что он был сыном крупного функционера):

Репетиции спектакля уже подходили к концу, когда понадобилось осуществить музыкальное оформление. Кто-то притащил патефон и пластинки. С этого все и началось. После репетиции мы остались в школе и устроили танцы. Но вскоре нас выставила техничка (так по-пролетарски называли уборщицу). И тогда Клим повел нас к себе домой.

Никогда не забыть мне маму Клима - тетю Фаню. Она стала нашим добрым ангелом. Готовила нам застолье - компот и винегрет. Уводила молчаливого отца Клима в другую комнату, чтобы он не мешал нам. Мы поверяли ей все наши маленькие тайны. На ее груди можно было всласть выплакаться. Спасала нас, когда мы, не выучив какой-то урок, казенили его. Ведь очень удобно было сидеть на подоконнике у тети Фани, жуя ее бутерброд с чаем, и наблюдать за расположенной как раз напротив школой, чтобы, как только прозвенит звонок и девочки высыпят на улицу, выбежать и влиться в их гурьбу. После окончания школы я ни разу не встречала Клима. Помнится, он окончил мореходку и служил где-то на Дальнем Востоке. Лет шесть-семь назад я встретила его младшую сестру Лялю, узнала, что нет в живых уже тети Фани. Очень хотелось бы, чтобы эти воспоминания попались Лялечке на глаза.

Одновременно с вечеринками в доме Клима для меня начались "балы" в квартире моей соседки по парадному Вали Балон. Валя училась по классу виолончели в 8-м классе школы Столярского. В ее классе было много учеников, ставших в будущем известными музыкантами. Выдающиеся, но рано ушедшие из жизни скрипачи - Семен Снитковский и Неля (Елена) Бучинская. Пианист Валентин Семенов, впоследствии - директор филармонии, а затем Оперного театра. Борис Цуркан, возглавлявший несколько лет Театр музкомедии: Валентина Балон-Рымашевская - одна из ведущих в мире педагогов по классу виолончели. Света Зосина - преподаватель кафедры общего фортепиано консерватории:

Дом у нас на Нежинской был особенный - дореволюционный особняк. В коммунальной квартире Валиным родителям принадлежали две комнаты - более пятидесяти и около семидесяти пяти метров. Вот во второй комнате мы и устраивали танцы на набранном мозаикой паркете. Правда, в нашем владении была не вся комната, а лишь две трети ее. Одна треть была предоставлена для проживания беленькой козочке по имени Джали (читай "Собор Парижской Богоматери), привязанной длинной веревкой к ножке стола и непрерывно роняющей на мозаичный паркет "маслинки".

Когда я была уже в 10-м классе, вечеринки переместились в нашу квартиру, но уже в другом составе. Я тогда перешла в вечернюю школу № 13, которая располагалась в помещении 105-й школы на Пастера. По воле случая в моем классе учились ребята из школы Столярского, которые хотели получить общеобразовательный аттестат на год раньше, чем давала им музыкальная одиннадцатилетка. Моими одноклассниками были: будущие профессора Анатолий Кардашев (фортепиано) и Леонид Мордкович (скрипка), солист Московского радио Гарик Вакс, Лида Вайсер и др. Эти вечеринки резко отличались от всех предыдущих. Конечно же, мы танцевали. Но, кроме танцев, на вечеринке устраивался еще и концерт силами самих участников. Звучали скрипка и фортепиано, звучали куплеты под Бунчикова и Нечаева, выступления под Мирова и Новицкого, сольные танцы (под Майю Плисецкую). В вечеринках, к удовольствию ребят, принимал участие и мой отец - кинодраматург Григорий Колтунов. Его устными рассказами заслушивались. Иногда он садился за пианино и исполнял забавные песенки собственного сочинения или отрывки из своей оперы.

Было так здорово, что я и думать забыла о балах в освещенных тысячами лампионов залах, о мраморных лестницах и бальных платьях. Впрочем, о каких бальных платьях могла идти в те годы речь. Много лет спустя, читая "Унесенные ветром", где Маргарет Митчелл, строя свой роман на контрастах, дает подробное описание того, как Скарлетт выбирала наряд для барбекю, я улыбалась. Ни о каком выборе наряда в мое время не было речи - разве что о более блестящей атласной ленточке в косы и новом кружевном белом воротничке.

Лишь один раз, в 8-м классе, передо мной встал серьезный вопрос о бальном, именно бальном, наряде. Речь шла о бале- маскараде. Началось все с того, что родители наотрез отказались отпустить меня на новогодний маскарад, проводимый не помню уж в каком техникуме. Я ревела белугой. И тогда папин двоюродный брат Павел Шиссель (он много лет был ведущим педагогом английского языка в школе № 9, что на Гаванной улице) предложил устроить бал-маскарад у нас дома, а он, мол, приведет своих друзей.

Павлику тогда было года двадцать четыре, друзьям его - и того больше. Павлик был очень красив. Когда он проходил педпрактику в нашей школе, мне завидовали все девчонки восьмого, девятого и десятого классов. Под стать ему был молодой красавец-стоматолог Игорь Суцкевар. Красив был и хирург-фронтовик Ося Лебединский (самый старший из всех). Четвертым был Изя Кандыба - добрый, смешливый толстяк.

Вот когда встала проблема бального, да еще маскарадного наряда. Мамы засели за шитье. Лучше всех решила вопрос мама моей самой близкой подруги Бебы Гранатуровой. Из выкрашенной в темно-синий цвет марли она сшила ей платье Царицы ночи, расшив его серебряными звездами из фольги. Полумесяц на голове - и самая неимущая (ее отец погиб на фронте), и самая некрасивая из нас длинноносенькая Беба затмила всех.

На мне был костюм Коломбины из костюмерной Оперного театра, где тогда администратором был друг нашей семьи Семен Аронович. Костюм очень шел мне, но от него исходил ужасный запах пота. Это портило удовольствие от бала, на котором нас, шестнадцатилетних, в общем-то, еще маленьких девчушек, приглашали танцевать взрослые красивые, высокие парни.

Потом мы все вместе пошли разводить девочек по домам. Самое забавное произошло, когда мы дошли до дома одной из моих подружек - Талы Сапожниковой. Она жила на Петра Великого ( ныне Дворянская). Ворота ее дома были заперты (в те годы - а бал состоялся 4 января 1950 года - ворота запирались, и надо было вызывать звонком или стуком дворника, которому в благодарность вручался рубль). На звонки и стук никто не отзывался. Мы стучали, мы орали: "Миша, Мишка (так звали дворника), Мойше, Михась, Мишка- аристократ (был такой персонаж забавной венгерской комедии)". Бесполезно. Тогда Изя Кандыба, под общий хохот, несколько раз разбегаясь с другой стороны улицы, всем своим огромным телом стал бить по воротам. Ворота затрещали, и лишь тогда появился дворник:

Бедный Изя. Неудачно, не при тех, при ком стоило, он рассказал анекдот, возможно, даже достаточно невинный, и исчез: О дальнейшей судьбе его я ничего не знаю. Игорь Суцкевар уехал на родину, в Прибалтику. Ося Лебединский много лет работал ведущим хирургом в Еврейской больнице и ушел из жизни в 1984 году (с его женой Светланой мы близко дружим и по сей день). Павел уже давно в эмиграции в США:

Этот мой первый бал (не вечеринку с ровесниками, а бал с "кавалерами") я вспоминала в 1996 и 1997 годах, когда находилась в круизах по Средиземному морю. Накануне окончания круиза на судах устраивается так называемый "пиратский ужин". На него все должны прийти в маскарадных костюмах. Я этого не знала и нашла выход из положения, нарядившись цыганкой: три юбки, с помощью булавок подколотые так, чтобы виднелись все три. Шаль, купленная в Барселоне, - вокруг бедер, все бусы - на шею, макияж: Большинство пассажиров было в заранее купленных костюмах.

На следующий год я снова оказалась в круизе - это была акция, организованная адмиралом Бараболей "Мир океанам". Вопрос о моем участии решился в считанные часы. Так что к "пиратскому ужину" я снова была не готова. Но на этот раз я нашла более интересный выход из положения. У меня с собой был желтый пиджак. Заняв у соседки по каюте желтые шорты и желтый гольфик, я решила изображать желтую прессу. Через плечо нацепила бумажную ленту "Мисс желтая пресса-97", на шею - ручку и блокнот с надписью: "Беру интервью и доллары" (интервью давать соглашались, доллары - никак). В волосах бант из засвеченной фотопленки...

Так я вошла в пятерку лучших (отбор шел пятерками). Я очень гордилась своим остроумным костюмом, думаю, он заслужил первое место, тем более, что в призеры вошли и те, кто покупал маскарадный костюм в магазине. Но как мне было жарко! Как я завидовала тем, кто был в легких нарядах одалисок или нимф, а не парился в плотном гольфике и пиджаке!.. А вокруг кружились "русалки" в чешуйчатых костюмах; пожилая профессорская жена водила на поводке своего супруга - "морского волка" (на нем была маска просто волка и морская полосатая тельняшка); крутился юлой подросток, наряженный в легкий панцирь морского конька: Но не было никого, кто надел бы на себя маску и сбрую лошади, и это подтверждало, что, действительно, "на бал кони не ходят".

Елена КОЛТУНОВА.