Номер 16 (1063), 29.04.2011

Эти заметки передал нашей газете известный композитор, режиссер и организатор международного фестиваля юных талантов "Звездочка" Александр Степанов. Наверняка многие одесситы найдут в них что-то созвучное своим детским воспоминаниям.

Май

Мой самый любимый месяц - май. Я родился в мае. В это время Одесса не просто красива. В мае природа вдруг внезапно вскипает, взрывается. Она обрушивает на нас такой шквалистый коктейль запахов, цветов и желаний, что хочется сочинять стихи, музыку, мчаться в неизведанные дали или, в крайнем случае, влюбиться без памяти. Наверно, это и произошло с моими папой и мамой в конце 1950-х годов. Весёлый кудрявый моряк по имени Юрий с белоснежного двухтрубного парохода "Крым" встретил озорную одесситку с романтическим именем Агнесса... А остальное довольно прозаично, хотя и колоритно: коммунальная квартира на двадцать пять человек, где я увидел свет, находилась в самом центре Одессы - на Екатерининской площади у знаменитого Приморского бульвара. Дюк и Потёмкинская лестница, дворец Воронцова и порт - мои первые детские впечатления. И ещё солнце, встающее над морем и совершенным, как античная архитектура, Воронцовским маяком. В туманную погоду маяк монотонно гудел, предупреждая корабли об опасности, и эти загадочные звуки в утренних детских снах навевали жюльверновские мечты о дальних странах и приключениях. Наверно, если бы не музыка, моя профессия была бы связана с морем, как у многих в нашем городе и в нашей семье.

Бабушка

Вера Дмитриевна Левичева, или просто бабушка Вера - мой самый дорогой человек. Бабушка трудилась на судоремонтном заводе № 1. В корабельных доках, где женщинам "доверяли" нелёгкую работу в переборках, потому что туда не каждый мужчина мог проникнуть, она отчищала ржавчину. Здесь от грохота стала терять слух. Бабушка пережила румынскую оккупацию, а затем немецкую. Перенесла голод и бедность. В 1944 году получила извещение о том, что ее муж Александр в боях за Севастополь пропал без вести... Замуж больше не вышла. Посвятила себя дочери и внуку. А когда родились мои дети, до 90 лет варила каши и воспитывала правнуков. Спасибо тебе, бабушка!

Музыка

В годы моего детства Одесса была одержима музыкой. Как собственными родственниками, мы гордились Ойстрахом, Гилельсом, Рихтером и Фихтенгольцем. А как же: ведь они из Одессы! В нашем дворе, например, соседи всерьёз обсуждали: "Интересно, что это сейчас разучивает дочка мадам Глушкиной?" - скрипачка, уже поступившая в московскую аспирантуру. "Скажите, то, что играет ваша Галя, - это соната или партита Баха?" - спрашивали они у стоявшего на балконе отца дарования. "Это партита соль минор", - отвечал он не без гордости. "Ну, конечно, мы так и думали! Я же вам говорил!" - завершали свой спор соседи.

Или вот бедный соседский мальчик целый день занимается на скрипке. Соседи не выдерживают и кричат через весь двор: "Рома, Рома! Твой Зорик уже замучил всех концертом Ридинга!". "Какой Ридинг, дилетанты?! - отвечает шофёр Рома. - Мы уже целый месяц учим концерт Комаровского! Не мешайте!" И с треском захлопывает окно. Мне в наследство от соседей по коммунальной квартире досталось старое трофейное пианино. Оно пережило оккупацию и плохо держало строй. Но для меня это пианино было настоящим счастьем! Я сам подтягивал строй ключом, прилагавшимся к этому "счастью", и с упоением подбирал по слуху всё, что звучало во дворе. Особенно мне удавалась фортепианная классика, которую разучивала мадам Куклинская, концертмейстер из музыкального училища, со своими студентами. Она жила на первом этаже, а мы на третьем. Пока нерадивые студенты, сбиваясь, по несколько раз проходили какой-нибудь сложный фрагмент из сонаты Бетховена, семилетний вундеркинд, то есть я, успевал подобрать его по слуху и с победным фортиссимо исполнял этот отрывок во всю мощь трофейного пианино. Моё музыкальное хулиганство не осталось незамеченным. "Какой у вас талантливый мальчик! - сказала мадам Куклинская моей маме. - Я замечаю у него прекрасный слух. Он обязательно должен заниматься музыкой. Это я вам говорю!". В те годы детей отдавали учиться "на Ойстраха" или "на Гилельса". Говорили так: "Если одесский ребёнок идёт без скрипки, значит, он играет на фортепиано". И вот в один прекрасный день моя мама, поддавшись этой моде и разговорам соседей, отвела меня в величественный, как древнегреческий храм, Воронцовский дворец на Приморском бульваре - Дворец пионеров, как его тогда называли. Надо сказать, что нас, одесских мальчишек, этот дворец с детства манил таинственностью и был овеян разными легендами. Мы обшарили все склоны высокого холма, на котором когда-то стояла турецкая крепость Хаджибей. Нашли пещеру и потайной выход из дворца. Особенно нас впечатляли чугунные ядра, застрявшие в толстых стенах из ракушечника ещё при обстреле англо-французской эскадрой в 1854 году. История, которую можно было попробовать руками! Позже мы услышали легенду о том, что Михаил Семёнович Воронцов установил в одном из залов мраморный камин, вывезенный им из Санкт-Петербурга. Этот камин будто бы раньше находился в "инженерном" замке, а отбитый от него кусочек мрамора - след покушения на императора Павла Первого. В ту ночь, когда заговорщики с факелами ворвались к нему и потребовали отречения от престола, завязалась борьба. В этой схватке Павел ударился об угол камина...

И вот мама ведёт меня в этот величественный и загадочный дворец. И (о радость!) я зачислен в знаменитый тогда на весь город хор мальчиков. А ещё я учусь играть на виолончели - божественном инструменте, который удивительно звучит в огромном зале с мраморным камином (быть может, тем самым, Павловским?!) Руководитель хора, Татьяна Азарьевна Кагель, сумела создать из простых одесских мальчишек яркий сильный коллектив. "Стабат Матер", "Лунная соната", "Щедрик" и другие сложнейшие произведения она терпеливо разучивала с нами, непоседами и шалопаями с Приморского бульвара. Всему хору (около ста человек) были пошиты белые костюмы, с каждого сняли мерки и на заказ изготовили модные модельные туфли. И вот всех нас на белом теплоходе везут на концерт в Николаев. Сегодня такое себе трудно представить. Скажу по секрету, что в пути мы, запершись в каюте, с упоением дубасили друг друга подушками. А на следующий день, как ни в чём не бывало, ангельскими голосами покоряли зрительский зал. А ещё нам, мальчишкам из хора, посчастливилось выступать в спектаклях нашего знаменитого оперного театра. Оперы "Кармен", "Жорстокiсть", балет "Щелкунчик" - вот репертуар, который мы ждали с нетерпением. Те дни, когда шли эти спектакли, были для нас самыми счастливыми, потому что нас ждал Театральный переулок (переулок Чайковского). Там через служебный вход мы попадали в сказочный мир закулисья. Мы приходили за час до спектакля, распевались. Нам выдавали костюмы, гримировали, и мы под звуки музыки, транслируемой во всех помещениях и на всех этажах, направлялись к сцене. Знали наизусть все реплики. Но оперу мы всё-таки любили больше, чем балет, потому что зарплата, которую получали 9-10-летние артисты, начислялась так: выступление в опере - 1 рубль, в балете - 50 копеек. Дело в том, что в балете "Щелкунчик" хор поёт не на сцене, а в оркестровой яме, что оценивалось вдвое дешевле. Заработанные 10-11 рублей в месяц, за вычетом мороженого, я, конечно, с гордостью отдавал маме и бабушке. А потом я поступил в школу имени профессора Столярского. Сказка закончилась, началась "взрослая" жизнь...

Александр СТЕПАНОВ.

На фото:
с разницей в 20 лет.