Номер 06 (802), 16.02.2006

НАШИ

С ДОСТОИНСТВОМ И ЧЕСТЬЮ

Газета живет один день.

Теле— и радиопрограммы – и того меньше.

Жаловаться не приходится: таковы правила игры, издержки профессии.

Классик американской журналистики Уолтер Липпман очень точно сказал о своей работе: "Это то, что пишется на песке и смывается набежавшей волной". Он не уточнил только одного: "набежавшая волна" – это Время...

Время – безжалостно. Журналистика – не "красне письменство" и репортажи не пишутся "в стол". В этом деле ты нужен и интересен только пока ты трудишься. Это поэт Баратынский мог надеяться найти "читателя в потомстве"; журналист, ушедший из профессии – в силу возраста или каких-либо других причин, – может рассчитывать лишь на "немногих память благодарную". Но обидно, когда забываются люди, которые могли бы служить примером, образцом хотя бы для тех, кто приходит в эту профессию после их ухода...

На похоронах Риммы Зверевой я не был по уважительной причине: находился в Киеве. Но, будь даже в Одессе, вряд ли бы пошел: не могу представить ее в гробу – и все тут. Понимаю, что неправ, но провожать в последний путь тех, кто моложе – выше моих сил. Тем более, когда речь идет о таком человеке как Римма...

Она была редким профи. Говорю это со всей ответственностью, поскольку есть с кем сравнивать. По счастью, я еще хорошо помню, какие страсти вызывали в свое время очерки Анатолия Аграновского и его брата Валерия, я еще не забыл своих восторгов по поводу статей Мэлора Стуруа или Валерия Хилтунена, наконец, я еще успел увидеть воочию, как работают настоящие профи – из первого, воистину звездного, состава "Вечерней Одессы". Потому моим критериям журналиста соответствуют единицы. В эту звездную компанию Римма, я уверен, вписалась бы вполне органично: она была из того же замеса, из похожего "состава души". Хотя ничего звездного в Римме не было: спокойная, неторопливая, держалась всегда ровно, без амбициозных замашек, но именно ее можно отнести к числу лучших одесских журналистов 1990-х годов. Ибо в ту эпоху, когда в журналистике главным образом стало цениться умение красиво врать (а нередко и просто врать, безо всяких красот: "пипл схавает"), она сумела сохранить верность непреходящим ценностям своей профессии.

Я уже не помню, как мы познакомились. Скорее всего, это относится еще к последнему периоду "Комсомольской искры", газеты, которая в 1980-х уже перестала котироваться, но которая по нынешним меркам делалась вполне прилично. А уж сколько оттуда вышло журналистского люда – не перечесть. Но по-настоящему Римма стала раскрываться в "Порто-франко". Удивительно, но филолог по образованию, она вполне профессионально писала об экономике, и, что самое важное, выверено и аргументировано. Но подлинным "коньком" Риммы Зверевой стала морская тематика. Для Одессы все, что связано с морем, представляет особый интерес. Заниматься этой темой соблазнительно – гарантировано внимание как минимум тысяч читателей или зрителей, но и опасно: ведь тебя будут читать профессионалы, которые не прощают "ляпов". Римма писала о море так, что даже многоопытные моряки черпали из ее статей массу полезной информации. Я не раз был свидетелем, как восторгался статьями Р. Зверевой такой ас, как Владимир Севрюков – бывший народный депутат СССР и Украины, возглавлявший одно время отечественный морской департамент, хотя порою эти статьи были достаточно критичными по отношению к его ведомству. Случалось, разумеется, что ее мнение оспаривали, но в чем Римму невозможно было упрекнуть, так это в предвзятости. Работая над материалом, она собирала и представляла читателям все возможные точки зрения, после чего шли логичные и доказательные выводы. Могут сказать: да это же просто следование нормам профессиональной этики, что же тут особого?! Но, положа руку на сердце, много ли отыщется нынче таких журналистов, а Римма умела плюс ко всему просто и доходчиво рассказывать о самых сложных и спорных вопросах. Таких хотя бы, как трагическая история ЧМП.

Однажды в статье, посвященной Георгию Товстоногову, я прочитал, что, когда профессию олицетворяют люди такого уровня, в ней легче существовать и другим ее представителям. Не сравниваю, разумеется, масштабы всемирно знаменитого режиссера и провинциального журналиста, но знаю по себе: пока была жива Римма Зверева, было кого ставить в пример юным дарованиям, рвущимся в журналистику. Не могу сказать, что журналисты, сочетающие высокий профессионализм и порядочность, в нашем городе совсем исчезли, но каждая такая потеря ощущается особенно остро и кажется невосполнимой.

Римма болела долго и тяжело. За ней самоотверженно ухаживали муж Леонид и дочь Анна. Но смерть оказалась сильнее. На Леню, который тоже одно время работал в "Порто-франко", тяжело было смотреть. Это был удар, от которого трудно оправиться. К несчастью, Римму ее муж пережил ненадолго. Он умер внезапно, что называется, на ходу – отказало сердце. Когда я узнал об этом, то первое, что подумал: нет справедливости на свете. Такие люди, как Римма и Леня Зверевы, должны жить долго. За какие грехи карает их Судьба?!

Сейчас в старой девятиэтажке на площади Независимости я бываю редко. Но иногда, когда прохожу по ее коридорам, вдруг становится горько от сознания, что никогда уже не встречу тут ни Римму, ни Леню...

Александр ГАЛЯС.