Номер 16 (912), 8.05.2008

(Продолжение. Начало в № 6, 15.)

VIII.

Среди ниагары изданий, низвергнутых на головы советского обывателя к 50-летию Октября (1967), едва ли на что-то претендовала книжка В. Коваля "60 лет на флоте", изданная одесским "Маяком". Рекомендую стр. 41, 42: "Я получил пакет, это был приказ стать у причала Карантинного мола и ждать команды. Эвакуация шла полным ходом, и суда уже выходили на внешний рейд. Мой "Бойкий", таким образом, должен был уйти из одесского порта последним...". "Бойкий" - кажется, единственный, уцелевший в той мясорубке и не угнанный Врангелем из Севастополя в Бизерту, вернулся в Одессу уже в феврале 20-го. И его капитан Василий Иванович Коваль так письменно объяснялся в ГубЧК: "Это неправда, что я был в курсе. Я не знал, кого ожидаем на Карантинном, и что дальше. В 11.00 подошла группа товарищей, двадцать человек, все с оружием. Они несли мешки, чемоданы и сундуки. Их вел Старостин, которого я хорошо знал лично по Одесскому совету и Январскому восстанию. Я их принял на борт. И по приказу Старостина пошел на внешний рейд к транспорту "Афон". Там они перенесли груз и сами перешли на транспорт. И больше я их не видел. Уже в конце 19-го мне сказали, что Старостина на "Афоне" убили моряки-анархисты из одесской дружины. И что в чемоданах были драгоценности и валюта".

Видимо, чекисты поверили тогда старому моряку (иначе не видать мне этой книжки, да еще и с автографом). Но в 1973 году я встретился с личным другом П. И. Старостина А. М. Борисовым. Некогда молотобоец завода Гена, ветеран Красной гвардии, член исполкома Одесского горсовета 1917-18 годов. Поэт, журналист, сотрудник областной газеты "Знамя коммунизма" и наставник молодых журналистов. Так вот, он был категоричен: "Петр Старостин бывал, конечно, и на "Бойком", и на "Афоне", потому что лично отвечал за эвакуацию. Но ушел он из Одессы на крейсере "Алмаз". Это подтверждает и друг Петра Ивановича И. К. Черница, возглавлявший наш горсовет в 1937-38 гг. Котельщик РОПиТа, он был близок к Старостину с 1917 года и до эвакуации: "Речь идет вообще не об одесских деньгах казначейства, оприходованных наркомтруда Старостиным в январе 1918 года, а о суммах, присланных из Полтавы для железнодорожников. Я с караулом доставил эти тюки на "Алмаз", под расписку сдал их комиссару крейсера т. Кондратенко П. И., в каюте которого уже находился т. Старостин. По его приказу мы вышли в море".

Г. П. Ачканов, участник событий (не припомнит ли Одесса братьев Ачкановых?): "Старостин только на главбазе флота (т. е. в Севастополе. К. К.) перешел на "Афон", где отчитался на совете флота. Он был жив и здоров. На колесном пароходе мы с ним пошли в Керчь, чтобы срочно эвакуировать оттуда корабли в Мариуполь".

И. А. Кремлянский, член Совета девяти (Совет флота): "Из Керчи в Мариуполь мы пошли на колесном пароходе "Алексей Михайлович", на борт которого охрана Старостина подняла мешки и чемоданы с деньгами. В Мариуполе Старостин организовал немедленную выдачу жалованья рабочим и морякам, а также и красногвардейцам, которые охраняли порт и город, полгода не получая денег. Значительные суммы Петр Иванович велел выделить чекистам, организующим подполье на случай оставления Мариуполя. Старостин планировал уходить на Север, до фронта".

Е. И. Жаритов, тогда - секретарь Одесского Союза моряков: "Старостин хотел идти на фронт и пробиваться в Москву. Я остался в прикрытии, а Старостин и его команда вернулись на борт. Говорили, там были огромные ценности Одессы. Во всяком случае, место стоянки судна было оцеплено военкорами, у трапа стояли пулеметы и скорострельная пушка..."

Да-с, 90 лет назад, в марте восемнадцатого, огромные миллионы Одессы оказались в руках её предсовнаркома. Они, разумеется, юридически не являлись его собственностью. Но вряд ли это остудит интерес современного читателя - уж ему- то хорошо известна зыбкость кордона между "нашим" и "моим". Ведь никого не удивляют миллионные особняки и вклады вчерашних парткомс-"бессребреников". Но это - другие имена и времена. В том марте прошли бы такие номера?

М. М. Бирман, сотрудник П. И. Старостина: "Мы отвечали за размещение на судах всех и всего, подлежащего эвакуации. Я был предупрежден о резерве мест для денег и ценностей. Но ни один из предложенных мною вариантов Старостин не принял. Как вывозились деньги и ценности, не знаю".

Капитальный труд М. Л. Бинова подчеркивает: Старостин уходил с деньгами Одессы именно на "Афоне", где его обманом заманили в каюту к анархистам. Помощник Рыта, некто Бацоев, потребовал часть денег для своего отряда. Начался скандал и драка, завершившиеся стрельбой. И Петр Иванович был убит. Как, откуда на это судно попали анархисты? С какой стати Старостин пошел к ним в гости? Автор книги "Петр Старостин" не задает эти вопросы. И, соответственно, не отвечает на них. Как и не ясно, хоть труд капитален, почему в Керчи все занялись похоронами и никто - деньгами. М. Л. Бинова не удивляет, что за убийство полпреда Ленина на юго-западе Бацоеву ревтрибунал припаял... шесть лет.

Да, Петра Ивановича хоронила вся Керчь, это правда. Но "дело" о деньгах Одесского казначейство всплыло лишь... в марте-апреле 1920 года, когда в Одессу вернулся порсовет с губкомом партии, особым отделом южной группы войск и Губчека заодно. Пошли слухи: Старостина хоронили в закрытом гробу под предлогом изуродованности выстрелами. А на деле, мол, там лежал умерший на "Афоне" кочегар. Старостин же на фелюге, конфискованной еще в марте 18-го у контрабандистов (для эвакуации горсовет мобилизовал все плавсредства - от Дофиновки до Люстдорфа), ушел в Стамбул вместе с одесским финзапасом. Были и другие, не менее экзотические версии. Вот денег, валюты и драгоценностей - так и не было.

23-им декабря датировано письмо ко мне, написанное Розой Яковлевной Сапирштейн, женой и соратницей И. Э. Южного- Горенюка во всех его взлетах и падениях. Она работала с Иосифом Эммануиловичем в Совете Одессы, уходила с ним в те дни марта из города, прошла подполье и фронты гражданской, совноменклатуру тридцатых, тюрьмы и лагеря ГУЛАГа. Как говорится, ранний репресанс и поздний реабилетанс. Она закрыла его глаза осенью восемьдесят седьмого, в семидесятую годовщину Октября. И вскоре ушла вслед, унеся с собой и эту тайну.

"Вы должны понять, что в то время события разворачивались с головокружительной быстротой, - рассказывала она, - мы работали днем и ночью. 13-го числа 1918 года на рассвете Южный получил приказ Старостина: мне и ему грузиться со знаменем Совета и документацией на "Афон". Это я помню совершенно отчетливо. На борту были сам Петр Иванович, руководство Одесской парторганизации, профсоюзов, Союза молодежи и ЧК (кроме оставленных в подполье), пулеметный батальон и моряки охраны. Посторонних на борт не брали, пирс был оцеплен. Мы пришли в Феодосию, где получили назначение в 3-ю революционную армию и простились с Петром Ивановичем. На ст. Лиски во исполнение Брестского договора мы были "интернированы" и направлены в Москву. Вскоре на совещании украинских работников в "Метрополе" нас направили на подпольную работу в Одессу. Южный стал начальником партийной контрразведки подполья, я - его помощником. Об одесских деньгах речи не было. В октябре 1916 года на проваленной явке нас арестовали. В тюрьме уголовники рассказали нам о том, что убили дорогого нашего Петра Ивановича Старостина уже после Керчи, а не по пути к ней. И вроде сделал это его охранник, фамилии которого не назову. Воры уверяли, что он был внедрен в Совнарком Одессы для овладения золотым запасом. Весной 20-го нас несколько раз привлекали к поиску этих ценностей. Но динамика времени не давала на них сосредоточиться. Нас направили в Харьков, потом - за границу. Работали в Москве. С 1937 по 1957 мы с Южным были в холодных краях и, конечно, в полном отрыве от многих одесских дел... А после реабилитации уже более никто к этому не возвращался..."

Словом, эвакуация Совета Одессы 90 лет назад в целом проведена была аккуратно. В городе, как уже сказано, началась круговерть властей, многократно воспетая лит- и киноклассикой. Счастливый народ эта творческая интеллигенция: все ей впрок...

(Продолжение следует.)

Ким КАНЕВСКИЙ.