Номер 13 (706), 02.04.2004

БАНДИТСКАЯ ОДЕССА

СУДЬБА ИНВАЛИДА

Очерк

Это можно видеть в Одессе и поныне.

Идет трамвай. Вроде бы незагруженный пассажирами – полупустой. Но едва он проедет – видишь сзади него повисших на буферах мальчишек. Цепляются на ходу, как бы из-за недостатка мест внутри... И невольно хочется крикнуть им вдогонку: "Что вы делаете? Лезьте внутрь – там еще свободно!"

Потом спохватишься, что сорванцы забавляются именно на буферах, демонстрируя лихачество, которым они бравируют друг перед другом! Больно видеть, как они с трудом теснятся на выступах тормозов и как судорожно держатся за малейшие выступы перед собой. Ну неужели это уж такое удовольствие? Хочется разубедить таких лихачей, а то и согнать...

И почему этим не занимается милиция, не предусмотрено наказание за такую езду?

Вот вспоминается такая история.

Жил на Большом Фонтане один паренек. Тоже так забавлялся – цеплялся за трамвайные буфера. А там это особенно привлекает – длинные переезды между станциями, которыми разделена большефонтанская линия. Вскочишь на буфер и мчишься без оглядки на бешеной скорости, пока не передохнешь на остановке от этой опасности. Но и модно похвастаться перед дружками: вот как здорово проехал... Красота!

Но однажды – при переезде к 9-й станции, на крутом развороте – и случилась беда. Не удержался на быстром ходу трамвая паренек, с виду бывалый, из местных, и сорвался с буферов. Но пока барахтался, чтобы совсем не свалиться, его потянуло на рельсы. Раздался скрежет тормозов, но поздно. Остановка... Заглянули под вагон – там лохмотья в крови. Вытянули едва копошившееся тело. Крикнули проезжавшим машинам, но шоферюги не остановились, спешат. Лишь подоспел с повозкой дядька и узнал в пострадавшем соседа с 9-й станции. "Ну как это его угораздило... – стал ворчать, поднимая на руки обмякшее тело. – Еще живой? Ну, тогда в больницу! Живо..." Сам себя подгоняя, этот сосед увез мальчика и доставил его в больницу. Благо она находилась неподалеку, в ближайшем военном госпитале. Тогда их было немало вокруг.

"Байстрюка доставили!" – эти слова понеслись по окружающей местности 9-й станции. И не сразу донеслись до его матери, работавшей уборщицей в госпитале. "Вот доигрался, негодяй... Не усмотришь из-за работы!" – так сказала она, узнав, что ее сын остался жив. И лишь ругнулась, когда ей сказали, что у него отняли ногу. Да, правую – почти до колена, так что останется инвалидом. "Меньше будет теперь бегать!" – сперва отмахнулась она, только потом спохватилась: ведь теперь он вырастет плохим помощником. Недавно как раз пришло сообщение, что погиб муж – где-то под Тирасполем... И хоть выпей с горя при такой жизни!

Так, не столько вызывая сочувствие, сколько укоры, вернулся домой к задерганной матери подросток Гришка Сергеев.

Недаром говорят: время лечит!

Несмотря на увечье, Гриша вырос шустрым и неунывающим парнем.

К концу 40-х годов он уже вполне освоился со своим недугом – отсутствием ноги. Кое-как проучившись до 7-го класса под кличкой Хромой, пошел в мастеровые к точильщику ножей. Было легко и даже весело огрызаться на придирки дяди Васи – владельца будки, куда определила его мать.

Но тот вечно махлевал – недодавал из заработанных рублей. Как раз перед этим прошла денежная реформа, и каждый уплотненный рубль был на счету. Вроде считалось, что жизнь пошла на улучшение – вон каждый год к апрелю ждали сталинского постановления насчет снижения цен, и Гриша напрасно ждал, что и ему перепадет побольше, чем раньше. Но дудки!

Делать нечего, пришлось уйти от точильщика. Определился к матери, которая стала работать в столовой. Ее уволили из военного госпиталя – заметили, что пила. А здесь, в столовой "Красных зорь", и сам подкормишься. Кормили плохо, но когда мыли посуду, что-то доставалось из остатков. А там, на их улочке, еще действовала церквушка, где изредка перепадало от молящихся, особенно в праздники. Бывало на Пасху наваливали целые торбы с куличами и крашеными яйцами – ешь до отвала! Не пропадем!

Конечно, Гришке было несподручно с его ногой. Куда денешься – надо возиться с костылем. Раз подался с парой ребят в подвал той же церквушки, мало того, что там темно, не сразу разберешься в бутылях и корзинах с яблоками или картошкой, так надо еще быть начеку, чтобы не настигла сторожиха. Она оставалась еще с той поры, когда вокруг хозяйничали румыны, а церковники оборудовали свой монастырь. Там монашки якобы кормили борщом. Но с переменой власти их всех разогнали, осталась только эта старая карга, которая особенно придиралась к безногому. "Кыш, Хромой", – все время придиралась эта тетка Матрена – не лучше дяди Васи с точилки ножей. И пришлось тоже поменьше там бывать, хотя место знаменитое: говорят, в палисаднике были захоронены старые солдаты – еще с того времени, когда город обстреливали английские корабли... Интересно, если их раскопать – там же оружие!

Так понемногу промышлял Гриша по фамилии Сергеев, пока мать еще держалась в "Красных зорях". А сколько раз просил ее: "Не пей... а то выгонят!" Хорошо, что еще там была старшая прислуга, которая сочувствовала им как семье погибшего фронтовика... Но тут сына завертели другие дела. Байстрюк!

Что кладовки в этой церкви, если потом напали на след других дел!

Оказалось, что вокруг тоже можно поживиться – по сараям на дачах и в домиках соседей. Здесь, на улице Красных зорь и по соседству, было немало того, что само просилось в руки. Пока было лето, хозяева набирали яблок, капусты, винограда и арбузов – всего, что запасали на зиму, а сами убирались на зимние квартиры. И тогда только не ленись, забирай!

Собиралась шпана, чтобы обирать там все это добро – бери, не хочу! Ничего не стоило сбить замок с дверей, очистив снег с порога, и вломиться туда, где со свечкой не сразу разберешься во всем барахле. "Навались, ребята... не жадничай!" – кричал Гришка, оставаясь на шухере, чтобы не поймали. Его поневоле держали за старшего, раз не мог шустро оборачиваться, а он всегда командовал, что именно лучше брать. Особенно интересно бывало, если в общей свалке были и девчонки – перед ними можно было покрасоваться тем, что командуешь остальными.

Вон раз попалась такая – сама тобой покомандует! Звали ее Оля, на вид вроде замухрышка, но как упрет руки в боки – сразу зашевелишься... Сперва удавалось ее брать на дело, но она только покрикивала: "Шевелись, Хромой... Не сачкуй!", и поневоле приходилось слушаться. Особенно устраивало, что ее отец – живой и невредимый после фронта – сам работал на соседних бахчах, завозя продукты. Он и говорил, куда лучше девать добро – огурцы и помидоры, дыни и арбузы, виноград – больше из совхоза имени Карла Либкнехта. "Налетай, пока начальники не расхватали!" – обычно кричал он, а Олька уж показывала, что лучше брать. Толковая девка, хоть и не для тебя...

(Окончание следует.)

Виктор ФАЙТЕЛЬБЕРГ-БЛАНК, академик.