Номер 49 (896), 28.12.2007

КТО СТАРОЕ ПОМЯНЕТ...

(Окончание. Начало в № №  10, 15, 25, 35, 41.)

XXXII

5 октября состоялось собрание железнодорожников, формировавших свою линейную В штаб вошли Мизикевич, Непомнящий и Бессонов. Начальником был избран Трайчук. Нынешнее линейное управление МВД Украины на Одесской железной дороге может считать это днем своего рождения.

Сочетанием со словом "молдаванский" мы обычно определяем термины известного плана: "молдаванский жлоб", "молдаванские штучки". И так далее, и тому подобное. Не так уж легко поверить в то, что сим занятным прилагательным недавние наши предки снабжали вполне официальные существительные. "Молдаванский район Одессы". "Молдаванский полицейский участок". "Молдаванская пожарная часть". После революции - "Молдаванский райком партии". То же - комсомола. Вплоть до смерти Ленина, когда район (что интересно: единственный из существующих тогда в Одессе!) получил высокое по тем временем название "Ильичевский".

Весьма популярным в Одессе был Молдаванский райсовет. Как видим, не Фроимом Грачем, не Беней Криком едиными славился район, который характеризовался великим нашим земляком и не менее великим путаником К. Г. Паустовским во "Времени больших ожиданий": "...В предместьях - на Молдаванке, Бугаевке, в Слободке-Романовке, на Дальних и Ближних Мельницах - жило, по скромным подсчетам, около двух тысяч бандитов, налетчиков, воров, наводчиков, фальшивомонетчиков, скупщиков краденого и прочего темного люда". На деле Молдаванка уже и тогда была рабочей окраиной индустриального потенциала и лишь отчасти стояла в указанном ряду. Соизмерима она была разве что с Пересыпью (помните: "Но и Молдаванка, и Пересыпь..."?) по влиянию на жизнедеятельность Одессы и историчность событий.

Не спроста горсовет принимал Молдаванку более чем всерьез. Вот ответ Молдаванскому райсовету от 15 октября: "В дополнение к принятому 5 октября решению о создании Бюро по борьбе с контрреволюцией" назвать это учреждение "Бюро по борьбе с контрреволюцией и саботажем". Принимать в Бюро только известных рабочих, привлекая специалистов для консультаций и учебы из интеллигенции". Разъяснений насчет того, брать интеллигентов с Молдаванки или из центра, не прилагалось.

И все же Одесса в целом, очевидно, настраивалась на встречу нового 1918 года - хоть и вооруженной, но без истерики. В следующем году предполагался созыв Учредительного собрания - а уж оно не выдаст. Тем более, именно на "Учредилке" настаивало наиболее энергичное левое крыло Одесского горсовета - большевики. Мы-то теперь - как бы умные, как бы знаем, чем все кончилось еще до Нового года. Но ведь летом 17-го сам Ленин вздыхал: нынешнее поколение революционеров едва ли, мол, доживет до пролетарской революции. Чего же мы хотим от простых смертных, хотя бы и одесситов? Исконная одесская несерьезность плюс отсутствие в сытом городе голодных очередей и неспособность допустить такую ближайшую перспективу. Но в Питере было иначе. И вдруг - загудело! Однажды, в теплый солнечный день, более похожий на летний (именно 26 октября 1917 года - по ст. стилю) газета "Солдатская мысль" № 186 опубликовала воззвание Одесского комитета РСДРП(б), где есть такие строки: "В Петрограде произошли события огромнейшей важности. Еще не известно в точности положение дел там. Но одно уже ясно. Терпение революционной демократии лопнуло". Интересно, что речь все еще шла не об одних большевиках, а обо всем демократическом сообществе. Характерен документ и конкретикой обвинения свергнутому режиму: "Нет мира - бойня идет и косит жертву за жертвой. Нет свободы - тюрьмы переполнены социалистами... Нет хлеба - разруха хуже прежнего..." Могли ли читатели такого воззвания сомневаться в противоположности силы, взявшей теперь власть? Ясное дело: новый строй даст мир, прекратит бойню, косящую жертву за жертвой, даст свободу - социалистов из тюрем, даст хлеб - покончит с разрухой. Где им знать, что впереди - Брест, гражданская война, интервенции, военный коммунизм, социалистов - в тюрьмы; РСДРП(б) у власти отреклась от самого слова "социал- демократическая" и стала РКП(б), объявив себя единственно и подлинно революционной партией. Все прочие, с которыми вместе ходили на баррикады, в тюрьмы, ссылки, на каторгу, прели в эмиграции и задыхались в подполье - оказались "желтой сволочью". Ну и НЭП. И 1937-й. И 1941-й... И вплоть до наших светлых дней...

XXXIII

Впрочем, 25 октября в Одессе еще ничего толком не знали. Это было днем небольшого газетного шухера: "Одесские известия" рассказали о скором приезде к нам главы Временного правительства. Да-да, сам Керенский. Давно пора, шептал обыватель. Милости просим. Ко всему прочему - Военный министр. Но вместо торжественного: "Для встречи на кра-ул?" тут же, назавтра - метеорный ливень телеграмм из разных высоких инстанций, но одного плана: защитить демократию от большевистского восстания в Питере. Одесский архив сохранил три из них: премьера Коновалова, министра внутренних дел Никитина и главковерха Духонина, из Ставки. И загудело - зашумело. На заседании президиумов Советов Румчереда и общественных организаций эсер в чине прапорщика по фамилии Ильинский так оценил питерскую ситуацию: "Выступление кучки петроградских рабочих и большевиков". Пожелтевшей за 90 лет листок протокола хранит резюме его выступления: "Мы не позволим, чтобы кучка людей навязывала свою волю всей нашей демократии. Румчерод не допустит никаких выступлений ни справа, ни слева". О, милый прапорщик образца октября 17-го! Если бы ты еще и потребовал занести в этот протокол способ, которым можно демократической Одессе не позволить арест Временного правительства и провозглашения Советской власти...

И однако - в ходе почтенного этого собрания поступило вполне официальное извещение из столицы, от ВРК Петросовета. Временное правительство низложено. Власть - у Петроградского Совета. Первое дело новой власти - предложение мира, отмена собственности помещиков на землю, рабочий контроль над фабрикой и заводами. Ну и правительство - Советское. Воззвание завершалось словами: "Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!" Здравица не указывала отношения победоносной революции к инженерам и техникам, врачам и фельдшерам, живописцам и графикам, капитанам и штурманам, профессорско-преподавательскому составу и ко многим другим категориям трудящихся, не являющихся рабочими, солдатами и крестьянами. Но в первый момент на это никто не обратил внимания. Как и на то, что в активе Петросовета и ревправительства нет ни рабочих, ни солдат, ни крестьян. Совет принял решение - созвать в Одессе, по образу и подобию, Революционный комитет Совета как единый демократический орган власти.

XXXIV

Пошла пляска резолюций поддержки. Все, наконец, рады за... Учредительное собрание, которого теперь некому срывать-затягивать. Ибо у власти - партия, с пунктом о нем шедшая на выборы. Эту мысль выразило объединенное собрание Советов Одессы, общее собрание рабочих завода инженера Гарриса (Одесский механико-строительный) и Временный ревком Одессы 27 октября, Совет рабочих депутатов Пересыпи и боевая дружина при союзе моряков 29 октября, команда линкора "Синоп" - тогда же, митинг Одесского пехотного дивизиона - тогда же. Словом, демократическая революционная Одесса была как бы счастлива.

И то сказать: в исторически короткий срок удалось не только сбросить трехсотлетнее иго царизма, но и пошедшую тем же путем власть министров-капиталистов, действующих не для народе, а во имя всех этих Мамонтовых, Бродских, Рубинштейнов, Высоцких и братьев-разбойников Рябушинских, наживающих на войне миллионы. Олигархи, как сказал бы тогда одесский обыватель, будь у него телевизор. Какое счастье! На Дерибасовской и Соборке, на Ришельевской и Екатерининской прилично одетые и пахнущие коньяком господа христосовались с работягами и солдатами. Вот уж во истину: счастливые - слепы. "Солдатская мысль" № 197 за 12 ноября дает потрясающе праздничную картину манифестации в Одессе. В ней участвовали до 70 тысяч человек.

Так демократическая Пальмира юго-запада отметила событие, которое после 20-го года и до наших дней будет отмечать массовыми демонстрациями (с перерывом от 1941 до 1944), далеко не всегда вполне понимая, что именно она демонстрирует. И кому.

Между тем, сведения из Питера приходили все менее праздничными. Требовалась помощь Одесщины люто голодающей Владимирской губернии. И посылка революционных отрядов города аж на Дон - против Каледина. Не сговорилась новая власть с Радой - пошли публикации о борьбе с ней. В сельские советы повыбирали кулаков (кто-то есть поумнее, пограмотнее да поцицеронистее) - застонала вновь беднота, назначили комиссаров для поездок в глубинку.

"Я утверждаю, что в тот момент, когда в Петрограде соберется достаточный кворум - Учредительное собрание будет открыто. Но если партии, которые будут там в большинстве, попытаются устранить все, что нами сделано, то они в 24 часа или, вернее, в 24 минуты сами попадут в ту яму, которую вырыли нам" - с изумлением слушали одесситы речь В. Володарского на II съезде Румчерода 12 декабря. Что же, выходит - за что боролись?!

23 декабря пришло сообщение о срыве Центральной Радой I Всеукраинского съезда Советов в Киеве, разогнанного штыками. Пришлось 142 делегатам перебираться в Харьков, где съезд продолжил свою работу.

XXXV

Таким уходил он - не в "Краткий курс истории ВКП(б)", а в реальную истории Одессы и ее Совета - этот самый и никак незабываемый 1917 год. Год великих проклятий и радостей, год падения духа и взлета надежд. Со временем официальная историография так услужливо и бездарно вывернет все наизнанку, что на вопрос, когда в Одессе победила пролетарская революция (равно и когда родился Советский Союз), мы, младшие шестидесятники, бодро и однозначно отрезали: в тысяча девятьсот семнадцатом. Между тем власть Советов установило в Одессе январское восстание 1918 года. Да и то - на три месяца, до прихода немцев. А СССР еще и в 1921 году самому Ленину в голову не приходил - не то что одуревшему от революции одесскому обывателю. И однако, как сказал поэт: но это все - потом...

Ким КАНЕВСКИЙ.

На фото: А. В. Колчак (слева)
и А.Ф. Керенский
в Одессе (май 1917 г.)