Номер 39 (784), 07.10.2005

К 130-летию со дня смерти Алексея Константиновича Толстого.

"Я ВЕРЮ В ЧИСТУЮ ЛЮБОВЬ..."

Известный своими историческими драмами в стихах и сатирическими произведениями, один из создателей знаменитого Козьмы Пруткова, А.К. Толстой был и проникновенным лириком. Народными стали песни на его слова "Кабы знала я, кабы ведала", "Колокольчики мои, цветики степные".

Любовная лирика А.К. Толстого всецело связана с именем его жены – Софьи Андреевны Бахметевой (в первом замужестве – Миллер). Глубокая и многолетняя любовь предстает в этой лирике в романтически-возвышенном колорите. Любимая изображена как предмет восторга и поклонения, как высокий идеал. Поэтому в стихах, посвященных ей, почти вовсе нет бытовых деталей, эпизодов, по которым можно было бы восстановить подлинную историю их взаимоотношений, как это можно сделать по стихам Некрасова, Тютчева, Огарева. Нет в них и психологических коллизий. В них предстает высокое, поэтическое, но почти не меняющееся чувство самого поэта.

Вместе с тем любопытно, что это чувство уже испытало влияние общественного настроения, сформированного во многом демократизацией духовной жизни русского общества. Вот почему и героиня любовной лирики А.К. Толстого, несмотря на то, что была она женщиной вполне независимой, обладавшей достаточно сильным характером и волей, предстает в стихах человеком, много претерпевшем, нуждающемся в сочувствии и поддержке. Это отразилось не только в стихах, но и в письмах поэта. Так, он пишет С.А. Миллер в 1851 году: "Мне бы так хотелось освежить твое бедное сердце, так бы хотелось дать отдохнуть тебе от всей твоей жизни! Бедное дитя, с тех пор, как ты брошена в жизнь, ты знала только бури и грозы (имеется в виду роман Софьи Андреевны с кн. Вяземским, из-за которого был убит на дуэли один из ее братьев, затем неудачное замужество). Даже в самые лучшие минуты, те, когда мы находились вместе, тебя волновали какая-нибудь неотвязная забота, какое-нибудь предчувствие, какое-нибудь опасение".

* * *

Я верю в чистую любовь
И в душ соединенье;
И мысли все, и жизнь, и кровь,
И каждой жилки бьенье
Отдам я с радостию той,
Которой образ милый
Меня любовию святой
Исполнит до могилы.

* * *

Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.
Лишь очи печально глядели,
А голос так дивно звучал,
Как звон отдаленной свирели,
Как моря играющий вал.
Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид.
И смех твой, и грустный, и звонкий,
С тех пор в моем сердце звучит.
В часы одинокие ночи
Люблю я, усталый, прилечь -
Я вижу печальные очи,
Я слышу веселую речь;
И грустно я так засыпаю,
И в грезах неведомых сплю...
Люблю ли тебя – я не знаю.
Но кажется мне, что люблю!

Одно из самых знаменитых стихотворений А.К. Толстого, положенное на музыку П. Чайковским. Встреча поэта с С.А. Миллер действительно произошла на балу, однако стихотворение – не документ и не воспоминание. На это указывают и явственно звучащие в нем переклички с лермонтовским "Из-за таинственной холодной полумаски", с пушкинским "Я помню чудное мгновенье", и те варианты, которые были у стихотворения. Так, начало второй строфы сперва читалось "лишь глазки лукаво блестели", это было точнее и по ситуации, и по характеру Софьи Андреевны. Однако А.К. Толстой предпочел "высокий" вариант печали, подчеркивая сочувствие к героине, жалость к ее страданиям.

* * *

Не верь мне, друг, когда в избытке горя
Я говорю, что разлюбил тебя,
В отлива час не верь измене моря,
Оно к земле воротится, любя.
Уж я тоскую, прежней страсти полный,
Мою свободу вновь тебе отдам,
И уж бегут с обратным шумом волны
Издалека к любимым берегам!

Положено на музыку Н. Римским-Корсаковым, П. Чайковским, С. Рахманиновым.

* * *

Острою секирой ранена береза,
По коре сребристой покатились слезы;
Ты не плачь, береза, бедная, не сетуй!
Рана не смертельна, вылечится к лету,
Будешь красоваться, листьями убрана...
Лишь больное сердце не залечит раны!

Музыку на это стихотворение написали А. Гречанинов, М. Ипполитов-Иванов, В. Ребиков, Н. Стрельников.

* * *

Минула страсть, и пыл ее тревожный
Уже не мучит сердца моего.
Но разлюбить тебя мне невозможно.
Все, что не ты, – то суетно и ложно,
Все, что не ты, – бесцветно и мертво.
Без повода и права негодуя,
Уж не кипит бунтующая кровь,
Но с пошлой жизнью слиться не могу я,
Моя любовь, о друг, и не ревнуя,
Осталась та же прежняя любовь.
Так от высот нахмуренной природы,
С нависших скал сорвавшийся поток
Из царства туч, грозы и непогоды
В простор степей выносит те же воды
И вдаль течет, спокоен и глубок.

Музыка П. Чайковского.

* * *

О, если б ты могла хоть на единый миг
Забыть свою печаль, забыть свои невзгоды!
О, если бы хоть раз я твой увидел лик.
Каким я знал его в счастливейшие годы!
Когда в твоих глазах засветится слеза,
О, если б эта грусть могла пройти порывом,
Как в теплую весну пролетная гроза,
Как тень от облаков, бегущая по нивам!

Музыка П. Чайковского, Н. Римского-Корсакова.

* * *

То было раннею весной,
Трава едва всходила,
Ручьи текли, не парил зной,
И зелень рощ сквозила;
Труба пастушья поутру
Еще не пела звонко,
И в завитках еще в бору
Был папоротник тонкий.
То было раннею весной,
В тени берез то было.
Когда с улыбкой предо мной
Ты очи опустила.
То на любовь мою в ответ
Ты опустила вежды -
О жизнь! о лес! о солнца свет!
О юности надежды!
И плакал я перед тобой,
На лик твой глядя милый, -
То было раннею весной,
В тени берез то было!
То было в утро наших лет -
О счастие! о слезы!
О лес! о жизнь! о солнца свет!
О свежий дух березы!

Стихотворение было написано, видимо, под влиянием "Майской песни" Гете. Положено на музыку П. Чайковским и Н. Римским-Корсаковым.

Подготовил Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.