Номер 50 (743), 17.12.2004

ПРОПАВШИЙ НАРКОМ

(Окончание. Начало в № 49.)

После доклада Евдокимова по прямому указанию Сталина в Шахтах была арестована большая группа старых специалистов, в том числе и иностранных, которых обвинили во вредительской деятельности на предприятиях угольной промышленности и цветной металлургии. Группа создала контрреволюционную организацию, действовавшую под руководством так называемого Парижского центра. В 1930 году за разгром "шахтинских вредителей" в уральской металлургии, в угольно-медеплавильной и золотоплатиновой промышленности был награжден орденом Красного Знамени. Именно тогда на исполнительного, инициативного чекиста Успенского обратил внимание Н.И. Ежов, работавший в то время завотделом кадров ЦК и один из кураторов "шахтинского дела". В 1931 году Успенского перевели в Москву, где он работал в полномочном представительстве ОГОПУ по Московской области, а в июле 1934 года стал вторым заместителем начальника НКВД по Московской области. С введением в СССР в 1935 году постановлением ЦИК и СНК СССР специальных званий начальствующего состава Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) Народного комиссариата внутренних дел СССР Успенскому одному из первых в ноябре 1935 года присвоили специальное звание старшего майора госбезопасности (что примерно соответствует современному воинскому званию генерал-майора), после чего по протекции Н.И. Ежова его назначают заместителем коменданта Московского Кремля по внутренней охране. Будущий нарком НКВД, взявший покровительство над Успенским, зачислил его в свою команду.

Прибыв в Киев, Успенский заручается санкцией ЦК ВКБ(б) на арест тридцати шести тысяч человек с вынесением им приговора во внесудебном порядке, т.е. постановлением тройки при НКВД УССР. Маховик репрессий в Украине после назначения Успенского завертелся в полную силу. В августе 1938 года у Ежова появился новый первый заместитель – Лаврентий Берия. Опытный аппаратчик, Ежов прекрасно понял причину назначения к нему нового заместителя – его время прошло. В ноябре приказы по наркомату издавались уже за двумя подписями – Ежова и Берии, чего раньше в НКВД не бывало.

Ежов не был более властен даже над собственным наркоматом. В НКВД опять начались аресты. На этот раз брали людей, которых возвысил Ежов, – его заместителей, начальников оперативных отделов, наркомов НКВД союзных республик и начальников управлений в областях и краях. Ежов помнил, как он в свое время уничтожил всех руководителей НКВД, занимавших свои посты при Генрихе Ягоде, и знал, что Лаврентий Берия уберет его и его выдвиженцев. А в августе 1938 года, когда в Москве собралась вторая сессия Верховного Совета СССР, Ежов пригласил к себе на дачу Успенского и других наиболее доверенных лиц, которые были обязаны ему своей успешной карьерой в НКВД. За обедом Ежов предупредил своих фаворитов: "Мы свое дело сделали и теперь больше не нужны. От нас будут избавляться, как от ненужных свидетелей".

Вернувшись в Киев, Успенский стал лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации. Первым делом он решил выяснить возможность нелегального, вместе с семьей, перехода советско-польской границы. Но нелегально перейти границу оказалось невозможно, уж слишком заметной фигурой был Успенский. И тогда Успенский решил спасаться в одиночку, затерявшись на бескрайних просторах страны, среди многомиллионного населения. Он приказал оперативно-техническому отделу своего наркомата изготовить пять комплектов фиктивных документов. Четыре комплекта он уничтожил, а один, на имя Шмашковича Ивана Лаврентьевича, оставил у себя. Утром 14 ноября 1938 года Успенскому позвонил Ежов и сказал, что его вызывают в Москву. При этом он добавил: "Плохие дела", а в конце разговора заметил: "А в общем, ты сам смотри, как тебе ехать и куда тебе именно ехать". Успенский сразу же понял, что в Москве его ждет арест, и решил немедленно бежать. В шесть часов вечера он вызвал машину, сообщив своему секретарю, что собирается съездить домой пообедать и заодно переодеться в штатское, так как вечером у него намечена встреча с агентом в городе. В девять часов вечера он вернулся в свой кабинет и продолжил работу. Наконец в пять часов утра он покинул здание наркомата, сказав, что хочет пройтись пешком. Больше его никто из работников наркомата не видел. Когда на следующий день Успенский не появился на работе, в наркомате поднялся переполох. Позвонивший ему на квартиру секретарь узнал, что Успенский дома так и не появлялся. Было решено вскрыть кабинет наркома. Там на рабочем месте была обнаружена записка: "Ухожу из жизни. Труп ищите на берегу реки". Впавшие в панику подчиненные Успенского немедленно доложили о случившемся Ежову, а сами снарядили поисковую группу водолазов на берег Днепра. Там, в кустах, была обнаружена одежда наркома, но его тело так и не было найдено.

Из воспоминаний Н.С. Хрущева видно, что Сталин, отличавшийся подозрительностью, не поверил в самоубийство Успенского. По его личному распоряжению новый нарком НКВД СССР Л.П. Берия (Ежов был снят с должности сразу же после исчезновения Успенского) организовал поиски "утопленника". В Москве был создан штаб по руководству поисков пропавшего наркома, а в областных управлениях НКВД – специальные розыскные группы. Фотографии Успенского были разосланы во все отделения страны. Была арестована его жена, которую непрерывно допрашивали, пытаясь узнать, где находится муж, а за всеми родственниками, особенно за москвичами, было установлено постоянное наблюдение. В результате один из двоюродных братьев Успенского, работающий на железной дороге в подмосковном Ногинске, обнаружив за собой слежку и решив, что его скоро арестуют, покончил с собой. Успенский же, оставив свою одежду в кустах на берегу Днепра, переодевшись, отправился на вокзал, где жена вручила ему купленный для него билет до Воронежа. Но до Воронежа он не доехал, а сошел с поезда в Курске, рассчитывая таким образом сбить преследователей со следа. Пробыв в Курсе несколько дней, он отправился в Архангельск, надеясь устроиться там на работу. Но это ему не удалось, и он поехал в Калугу, а оттуда в Москву, к верным надежным друзьям, у которых можно было бы затаиться до лучших времен. В Москве Успенский узнал адрес своей близкой знакомой Марии Матсон, которая когда-то была его любовницей, и направился к ней. Но приютить она его не могла, поскольку сама, как жена репрессированного, жила у чужих людей. Успенский уезжает в Тулу. Но Матсон не бросила его в беде. Когда она получила в Наркомздраве назначение на работу в Муром заведующей родильным домом, то дала ему знать, что некоторое время он может пожить у нее. Успенский немедленно приезжает в Муром и поселяется у Матсон, которая выдает его за своего мужа, литературного деятеля, работающего на дому. У Матсон Успенский прожил до марта 1939 года, когда ее перевели на работу в Москву. За время работы в городской больнице она успела сделать для него фиктивную справку на подлинных бланках о том, что И.Л. Шмашкович – заместитель директора школы по хозяйственной части, с 18 января по 19 марта 1939 года находился на лечении в Муромской городской больнице. С этой справкой Успенский отправляется на восток страны, надеясь обосноваться там. Побывав в Казани, Арзамасе и Свердловске, он едет в Челябинск в надежде устроиться на Миасских золотых приисках.

Тем временем в Москве на очередном допросе жены Успенского выяснилось, что она видела у него паспорт на имя Шмашковича. Немедленно все органы НКВД были оповещены, что объявленный в розыск Успенский может пользоваться документом на это имя. В результате розыскная группа Свердловского УНКВД 14 апреля 1939 года обнаружила в камере хранения на станции Миас квитанцию на имя И.Л. Шмашковича. Камера хранения немедленно была взята под усиленное наблюдение, и 16 апреля при попытке получить свои вещи Успенский был арестован.

В отличие от А.И. Успенского его коллеге капитану госбезопасности Н.Г. Гудневу повезло. В сентябре 1937 года в истории большого террора произошел редчайший случай, связанный с его именем. Гуднев работал в Воронеже в следственной части областного управления НКВД. В сентябре 1937 года он без доклада начальнику управления НКВД освободил четырех человек, арестованных за подрывную агитацию и издававших нелегальную литературу. На следующий день он исчез, а вместе с ним и освобожденные люди. Он говорил, что его группы не были найдены.

Проведенное расследование установило, что перед своим успешным исчезновением Гуднев уничтожил находившиеся у него в производстве дела по тем статьям Уголовного кодекса, которые грозили высшей мерой наказания.

Доставленный в Москву А.И. Успенский признался в том, что пытался спасти свою жизнь. Но признался он не только в этом. Решением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 28 января 1940 года А.И. Успенский за участие в антисоветском заговоре в органах НКВД и нарушение социалистической законности был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение на следующий день. Несколько раньше, 21 октября 1939 года, той же коллегией за активное участие в подготовке и совершении перехода Успенского на нелегальное положение была приговорена к высшей мере наказания и его жена А.В. Успенская. Приговор в отношении ее был приведен в исполнение 27 марта 1940 года.

В. ФАЙТЕЛЬБЕРГ-БЛАНК, генерал-майор медицинской службы, академик; Николай ПОДЛЕГАЕВ, майор внутренней службы.