Номер 13 (1110), 6.04.2012
(Продолжение.
Начало в № № 18-20, 25, 27, 33, 35-36, 40,
42, 46, 49-50 за 2011 год;
1, 3-5, 7, 12.)
35.
Безымянный, под номером 93, агент ВУЧК, командиром взвода внедрённый в нелегальный Отряд смерти (штаб - на Ближних Мельницах), сообщал о совещании белого подполья. В донесении агента сплетня приводилась подробно и уводила очень далеко. Генералы буцим-то куплены ещё в начале революции, когда несокрушимая и легендарная старая армия развалилась, а новая только рождалась. А началось всё задолго до Октября-17, с царского военного представительства во Франции, начальник которого, некий русский граф и дипломат, координировал отечественную резидентуру и воензаказы. Большие русские миллионы протекали во французскую промышленность через его белы ручки. Ну и...
Крепко вляпался граф. И уж было наган зарядил одним патроном. А тут - Великая Октябрьская Социалистическая революция! И он отдал ей свой меч - с реестром нашей агентуры во Франции и Бельгии заодно. А она ему списала все расходы на себя и царя. На радостях и дабы не одному гореть на Страшном Суде, быстро завербовал граф Алексей Алексеич Игнатьев для Республики Труда с десяток высших военных. Вляпались они в это дело сдуру, не предвидя гражданской войны и интервенции, в которых потом увязли всеми четырьмя. И вот они вынужденно (коготок увяз - всей птичке пропасть), основательно запутали белые и союзнические карты, привели к естественному краху. А теперь, дискредитировав барона в глазах Антанты, должны бежать к красным. И наконец: поскольку Крым едва только освободили и в нём ещё не все слава Богу, большевики их ждут в Одессе. С гарантией жизни, свободы и определения на соответствующие должности в Красную Армию.
Приблизительно то же (за исключением одиссеи графа Игнатьева) доносила внутренняя агентура Губчека о болтовне на Соборке и "Привозе". Дополнялось сие информацией о том, что окончательный сговор состоялся ещё осенью двадцатого, при сдаче Крыма. Причём организованное бегство за море планировалось как закамуфлированное вторжение в Европу крупного контингента русских войск. Дислоцируясь там бивачно, строго сохраняя боевую структуру и дисциплину, они в нужный момент будут приведены в действие в контексте мировой революции. Иными словами, кровавая сдача полуострова и галлиполийские лагеря были не только согласованы с большевиками, но и задуманы-разработаны по их инициативе. И что это - величайшая деза и беспрецедентная генштабная операция в мировой истории.
Вот так. Ни много ни мало. Из подробностей приведу ещё только одну: шептали о вытеснении большевиками с помощью Bрангеля из крымской власти генерала Деникина. Всё это как бы подтверждалось надуманно демонстративным конфликтом Деникина и Врангеля, сдача первым власти последнему и отъезд Антона Ивановича задолго до поражения за кордон. А Пётр Николаевич, совершенно точно до того утверждавший безнадёжность крымской обороны (таковы его интервью западной прессе), охотно принял командование ВСЮР и сдал Фрунзе-Михайлову Крым, на удивление аккуратно организовав вывоз огромного воинского контингента за рубеж. То есть просто выполнил красный соцзаказ по её естественному, хоть и хитроумному, и дороговатому завершению. Всё это и многое другое зашелестело как-то вдруг, разом, но интенсивно. И включило в свой идейно-тематический круг ещё и этот приезд начальства в Одессу - самого неопределённого назначения, но громогласный...
Да, не забыть бы и другие, более наивные версии приезда в наш город высоких гостей. Некоторые связывали приезд такого начальства в Одессу с выдающимся событием, почетными участниками которого и стали высокие гости города. Этот акт был широко, своевременно и всевозможно освещен: в Одессе наконец пустили трамвай. Нужно заметить, в городе нашем до революции действовали двадцать пять трамвайных линий. Даже двадцать шесть: перед самым развалом одесситы торжественно открыли новый маршрут - номер тридцать два. И долго вспоминали, как с духовым оркестром Херсонской пожарной части проехали от вокзала до Степовой, через Прохоровскую и сквер, до Тираспольской и по Преображенской до Софиевской. Но вскоре зашагала по свету Великая Октябрьская Социалистическая революция. В январе ещё использовали трамвай и как военный транспорт, и как материал для баррикад. К лету-18 попытались возродить одесский трамвай на конной тяге и на паровиках. Но овёс дорожал, лошадей изъяли белые и красные мобилизации. И динамика дальнейших событий поставила на сем деле жирный крест.
И вот члены украинского советского правительства и московские гости приняли активное участие в пуске круговой линии номер 27 "Александровский участок - Ришельевская - Ланжероновская - Гаванная - Малый переулок" и далее - "Преображенская - Пантелеймоновская - Александровский участок". На торжественном митинге говорилось о том, что вскоре будет пущена тридцать вторая линия, а до конца года - ещё три маршрута. Но автору слабо верится в то, что того довольно для приезда в Одессу таких больших людей. Вспоминали, накануне кинохроникёры напились и на съёмку опоздали; бегали, махали руками, орали, требовали повторить старт. И заставляли симпатичных одесситов-прохожих и каких-то барышень из съёмочной группы ходить туда-сюда, аплодировать и махать бумажными цветами. Не память ли об этом вдохновила Ильфа-Петрова на включение эпизода "Пуск трамвая в Старгороде" в контекст "Двенадцати стульев"?!
Тогда же имело место событие из разряда чисто одесских. К делу нашему прямого отношения это не имеет, но как автору удержаться пройти мимо! "Известия" губкома и губисполкома вынуждены были опровергнуть публикацию "Одесского листка" и громыхнувших из-за неё слухов о смерти... Карла Маркса, основоположника научного коммунизма, учителя Ленина и Троцкого. Одесские власти извещали земляков о том, что Великий Маркс умер давным-давно. И что на самом деле в Краснодаре умер ректор тамошнего университета генерал-лейтенант царской службы Маркс Н. А., бывший в семнадцатом году командующим Одесским округом и военкомендантом города и от души приветствовавшим тогда Советскую власть. Его чтила, и по праву, рабочая Одесса, но основоположнику научного коммунизма он был даже не родственник. Опровержение в "Известиях" называлось "Смеяться или плакать?" и принадлежало перу известного вам Жоры Воскобойникова. Кстати, не преминул он воспользоваться случаем - боднул "Моряк", который за неделю до того прославился публикацией материала самого Лёвы Крупника - некрологом по случаю кончины художника Костанди, который оказался живым-здоровым.
36.
Итак, уже совсем к концу подходил двадцать первый. В уцелевших углах огромных цехов дембеля-инвалиды паяли вёдра- кастрюли-чайники и зажигалки из винтовочных гильз. И визжали ножовками, отрезая стволы и приклады трёхлинеек по заказу уголовщины и белого подполья. Под айвазовской луной шлёпали редчайшие контрабандисты и диверсанты. Днём не плавал никто.
При таких обстоятельствах одесситы не могли не обратить внимания на появление как бы из небытия большого белого парохода. Его явление среди разрухи, голодухи и портового мрако- запустения воспринималось одичавшими горожанами как колумбова "Санта-Мария" аборигенами Нового света. Ко всему тому на борту судна дешевой бронзой значилось "Феликс Дзержинский". А для его сопровождения был вытребован из Севастополя миноносец "Свирепый", дымивший нещадно и имеющий также яркую и поучительную историю. Георгий Воскобойников немедленно поведал землякам о том, что корабль-ветеран побывал в плену и у немцев, и у французов, и у англичан, и у белых. При угоне эскадры за море экипаж геройски имитировал неисправность механизмов и потому остался в составе красного ЧФ. Некоторые биографические детали корабля Жора опустил. Например, это был тот самый "Свирепый", о котором "Русский голос" в 1902 году писал, что из лихости он распорол носом шхуну "Роза". Причём спас всех пассажиров.
Чекиста-журналиста больше интересовал настоящий подвиг корабля. Острый и длинный, как сигара, миноносец был в Севастополе при восстании на "Очакове". Да мало сказать был: именно на "Свирепом" Шмидт в погонах кавторанга обошел строй не поддержавший их эскадры. На этом миноносце Пётр Петрович рванул к плавучей тюрьме, освободил арестованных потёмкинцев. Но при попытке "Свирепого" пойти за боеприпасами для "Очакова" он был обстрелян, выведен из строя и дрейфовал в акватории. Одного не указал чекистский публицист - что переименован будет этот доблестный корабль в "Лейтенанта Шмидта". Он и не мог этого знать, ибо дело вышло в двадцать втором. Как не знал он и того, что Петр Петрович Шмидт при восстании на "Очакове" был уже не лейтенантом флота, а очень даже капитаном второго ранга. В каковых погонах и поднялся на мостик крейсера. Да он ли один не знал! До сих пор к фамилии Шмидт прибавляется чин лейтенанта. Дети лейтенанта Шмидта. Улица Лейтенанта Шмидта, мост Лейтенанта Шмидта. Переулок - Лейтенанта. Толкуют, что в связи с восстанием царь его перед расстрелом разжаловал. Интересно, с каких это пор мы трепещем перед указами Николая Второго. Да и разжаловал он Шмидта не в лейтенанты, а в рядовые. Нет, тут что- то другое...
Шутка о том, что Раковский и Фрунзе "укатили на Свирепом Дзержинском", тут же зашуршала по Одессе, как обычно - в направлении от Соборки и далее. Воображаю, как веселились бы те шутники, если бы знали, что воспетый мною в предыдущих строках "Ильич" был ближайшим родственником "Феликса Дзержинского" не только по порту приписки, но и по месту рождения.
Разлом времён вызвал ещё и повальную моду на перемену мест, названий и имён. Уезжали, уплывали и убегали люди, меняли документы и отдельные граждане, и целые сообщества, предприятия и населённые пункты. И плавсредства тоже.
Как же прозывался в дореволюционном миру "Феликс Дзержинский"? Вообразите: "Граф Тотлебен". Он естественным путём родился в лето от рождества Христова 1880. Именно тогда по заказу РОПИТа (Российское общество пароходства и торговли) в Англии на Лондонской верфи Samuda Brothers был построен товарно- пассажирский пароход. И нарекся в честь того самого графа. Порт приписки - Одесса. Само собой, после семнадцатого года судно не могло носить имя немца-аристократа. Тем более граф одно время был даже одесским генерал-губернатором. Пароход нарёкся былинно: "Нестор-летописец". Интересно, что одесская "Почта" Абрама Финкеля допустила в его новом имени характерную опечатку: "Лестор-Нетописец". При бегстве из Одессы экипаж, сочувствующий Советской власти, обманул генерала Шиллинга и ушел на Кинбурнскую косу, откуда вернулся уже в красный город. Ещё в мае-21 судно стало путевым штабом Наркома путей сообщения товарища Ф. Э. Дзержинского, обследовавшего состояние черноморских портов.
Незабываемыми во многих отношениях остались эти полторы декады и для чекистского, и партактива пунктов остановки маршрута, и для экипажа. Под весенним вечерним небом на спардеке слушали моряки и речники воспоминания высокого начальства о дореволюции и Ленине. С камбуза непременно приносили тройную уху - в золотых медалях жира, на петухе, с луком-чесночком, с перчиком, морковочкой, картошечкой, со всякими кореньями. С ней, само собой, шла птицей водочка - божья слеза. Ну и песни, конечно... Под впечатлением пятнадцати суток плавания сознательный экипаж потребовал присвоить судну имя Феликса Железного. Вот под этим гордым именем и отправились на нём из Одессы в таинственный свой рейс красный украинский премьер Раковский, замнач ОГПУ - начальник следственного отдела товарищ Артузов и будущий нарком обороны СССР, так и не доживший до введения помпезного маршальского чина в РККА товарищ Фрунзе.
На том мы и расстанемся с этим судном, интерес автора к которому не простирался далее загадок двадцать первого года. Но сама по себе его биография на том не завершилась. Может быть, читателю любознательному и склонному к ассоциациям интересно будет узнать, что в середине-конце тридцатых "Феликс Дзержинский" курсировал... между Находкой, Ванино и Магаданом, возил всяких там осуждённых врагов народа и входил в отряд судов "Дальстроя". В декабре тридцать девятого он доставил во Владивосток партию зеков, в числе которых был одессит Сергей Королёв - будущий Главный конструктор космических кораблей. Это он возвращался с Колымы в Москву. Осенью-49 (странная история), имея в трюме зеков для переброски из ванинского порта на Колыму, команда... попыталась угнать пароход в Японию. А в 1957 году "Феликс Дзержинский" в Магадане загрузился колымскими власовцами, до которых дошла амнистия.
(Продолжение следует.)
Ким КАНЕВСКИЙ.