Номер 06 (699), 13.02.2004

Зеленая, зеленая трава нависла над красно-коричневой плиткой тротуара – еще минут сорок, и цвета исчезнут. Вечер! Великий левеллер.

Валик опять фланировал по центру города, бесконечному, как капля воды. Мимо шла мама с невероятными ногами и невероятно откуда взявшимся при такой фигуре ребенком.

Видимо, на какой-то вопрос, родительница с волнующей походкой ответила: "Не знаю..."

Наивная девочка возмутилась:

— Ты же говорила, что ты волшебница! Ты должна все знать!!!

* * *

Куколки на ниточках дергаются плавно. У Барабаса.

* * *

Карусель медленно, со скрипом вздохнула... Медленно – медленно... И двинулась...

* * *

Неторопливо наступая на плитку, Валик растягивал вечер, скрученный, как резиновый бинт, и раз – и еще раз... Мама с девочкой зашли в небольшой ресторанчик. Валик подумал. Кто или что, или как? почему бы и нет? Ну...

* * *

Ниточки торчат отовсюду.

* * *

Иван Васильев Рюрикович, сидя на коне и глядя на воеводу Пскова и псковичей, посмотрел на опричников и рек: "Войти аль нет?"

Наступила тишина...

* * *

Ниточки тянулись к куклам.

* * *

Актер г-н Шаляпин подергал бороденку, неуклюже приклеенную им же в уборной Большого театра. В "Псковитянке" петь-то особо было нечего, но... роль Грозного для москвичей всегда была чем-то особенным – этот сладковато-истерический ужас – а! а! – не забыть паузу и уж опосля, низами: Войти аль нет?.. – Молодые!

* * *

Молодые мамашки нашли друг друга. Встрять между ними – это был бы настолько проигрышный ход – зачем тогда усилия? Поэтому Валик тихо смаковал криковское каберне и фрагментарно подслушивал. Вторая мама не впечатляла. Она брала темпераментом.

— Масечька я тебе говорю, наш детский сад... Значит, утренник. Сумасшедшие мамы. Талантливые и оригинальные дети. Все готовятся. Ну, кто кем: птичкой, кошечкой... Моей Ляльке говорят: "Ты будешь свинкой". Я, естественно, прибегаю и намекаю: "Она не будет свинкой". Хотя... Я тебе скажу, там такая хорошая роль. Но кошмарр! Никто не хочет быть свинкой. Да! Моя смотрит сейчас сериал – я забываю названия: Санта-Роза, Лаура, Кумпарсита... Ну, как-то так. Да. Так она наблюдает за доном Педро и говорит мне: "Как он ее любит! Аж вспотел!!!"

Мама с ножками в основном слушала; дети шумели. Валик, видя пока, полную тщетность предположительной программы, задумался о вечном.

Скука – есть неизбежное состояние в период, предшествующий определенности отношений. Легкий налет философской тоски может быть снят...

Что-то мешало. Девочка в черном салопе, раскачиваясь, шё-то требовала от администратора. Они хорошо смотрелись рядом (такими упорными могут быть только дамы).

Неподвижная администраторша средних лет монотонно повторяла одно и то же; скандалистка с требованиями сверкала глазами; наклонялась, выпрямлялась, переступала с ноги на ногу и возмущалась, возмущалась... И так много-много раз... На Валика напала инертность: ничего не хотелось – что там со страной? ну, как бы опять и опять; мамы все бросили и ушли (даже страшная); и день, вроде, почти прошел... Ну, и... Да. А тети дебатировали и дебатировали. "В споре может родиться скандал", – Валик пытался заглянуть себе в глаза... Внезапно что-то изменилось. Осторожный мыслитель тут же огляделся: дискуссия закончилась вничью. Если не считать обычных проблем, то почти идиллия. Нудная. И утомительная.

Раздался шум. Валик резко развернулся... В целом, все было в порядке: никаких гранат, выстрелов – отлично, одним словом. Шум имелся потому, что из-за столика охранник в пятнистом наряде вытягивал склочную девочку за ноги. Все происходило при полном отсутствии диалога. Звуки были исключительно ассонансного характера: бой посуды, треск ножки стола, скрежет зубов. На всякий случай Валик быстренько вскочил: а вдруг соком забрызгают... или соусом... и вообще...

* * *

Ниточки могут порваться.

* * *

Настало время тщательнее рассмотреть героиню эпизода: радикальный черный цвет господствовал, успешно гармонируя с зеленоватой бледностью лица; блестяще интриговало сочетание короткого и длинного; из тонкой материи салоп до щиколоток; из того же материала штаны, с трудом дотягивающиеся до колен (она не была босиком); обрезанные максимально – или овечьими ножницами, или рукой мастера – волосы. В изучаемый период небесное создание молча боролось за место внутри ресторанчика с представителями его спецслужб. Пятнистый пацан явно не справлялся, и сотрудник из дружественного подразделения в черной кожаной куртке без знаков различия внес серьезный вклад в дело выноса тела. Розовые, ровно выбритые затылки покраснели от напряжения – антиобщественный элемент, не проронивший ни звука, добавил к своему весу ряд столиков с фурнитурой, зацепившись за них руками и одной ногой, что увеличило нагрузку на красиво напряженные бицепсы хранителей покоя работников нарпита.

* * *

И все это за дверью! Где-то сокровище?

* * *

Черная сойка зачем-то рвалась в клетку. Она сама хотела туда. Это было ее место, но ее выковыривали толстыми пальцами с ногтями, обстриженными до розовой кожи, из гнезда. Как же это?

* * *

— Заплатите за билет.

— А мы от Барабаса.

— Ну и что? А, ключик, ключик у кого?

— Как?

* * *

Администраторша семенила ножками, провожая группу выброса к выходу.

Валик оцепенело стоял, дожидаясь результатов. Порядок победил стихию, и он опять занял предыдущую позицию за столиком. Тихо возник официант с салатом и шепотом: "За беспокойство... от администрации... ии..."

Взятка была не особенно вкусной и относительно дешевой. Тишина тем не менее не наступила. Народ выделил своего Робин Гуда. У борца за справедливость было лицо точно такого же типа, как у бойцов охраны. И все, кроме одежды, тоже. Денег, видимо, больше. До Валика донеслось кое-что из его выступления: "Люди сидят,отдыхают... А девушка?.. Я слышал, она говорила на английском. Скоко она была должна?.." Пачка денег не вмещалась в лопаточно-граблеобразную руку.

От подруги больше ничего не хотели, поскольку ее, в принципе, уже выкинули.

Цифру все же назвали. Странно, но Робин помог деньгами исключительно заведению – интеллигентку с английским все равно видеть не хотели. А она никуда не уходила. Уже ушел и заступник, так и не дождавшись, если ждал, дешевого варианта. Сдался. Решил все же потратиться.

* * *

Пойми, Барабасом можно быть только с ключиком.

* * *

Валик доел салатик, досмотрел футбол и начал уходить. Сойка-девица продолжала активно общаться с двумя малиновыми беретами.

* * *

А у кого ключ? Потеряли?

* * *

И вроде бы говорили негромко. Девочка в черном держала в руках светло-кофейное пальто и все время им жестикулировала. Валик не прислушивался, поэтому, когда она шваркнула кашемировым, в данной ситуации, пальто о земь и села в шпагат, замер в полутрансе...

Стремилась ли она рассчитаться этим пальто с рестораном или эстрадным номером; или просто подстелить?

Пока Валик выходил из ступора, охранники с трудом оторвали ее от земли с пальто вместе и бережно, в принципе, не мешая шпагату, понесли в сторону от ресторана. Там приложили пальто к платану; девушку прислонили к пальто и придавили это все к стволу; после упомянутого с разньми словами оставили ее у растения.

* * *

Наступила ночь. Сойка молчала во тьме. В ресторанчике перешли к кофе. Валик, прогуливаясь все по той же плитке, неумолимо приближался к дому. Музыка играла. Каруселька крутилась. Падали черненькие фигурки в тире и пропадали во мраке. Бинт скрутился в рулончик: зашел-вышел... Вышел-зашел... Театр. Некоторые ниточки уцелели – может, и вечер...

Александр АЙЗЕНБЕРГ.