Номер 23 (1120), 22.06.2012

(Окончание.
Начало в № № 18-20, 25, 27, 33, 35-36, 40, 42, 46, 49-50 за 2011 год; 1, 3-5, 7, 12-13, 21-22.)

41.

Любопытный документ сберегло чудо истории. Сотрудница парижской резидентуры главного разведуправления штаба РККА М. В. Скаковская, среди прочего, в 1921 году информировала Москву: практически все европейские контрразведки так или иначе имели указание не препятствовать большевистской агентуре в работе по разложению военных белоэмигрантов и агитации за возвращение в Отечество. Даже если речь идёт о высшем русском комсоставе. Жена врангелевского генерала Скоблина (в дальнейшем и по совместительству - также агента большевистской спецслужбы), известная певица Плевицкая мимоходом сообщала: слышала разговор на эту тему начальника баронской контрразведки в Константинополе с английским военно-морским атташе. Да, кто не знает - знайте: певица также была агентессой ВЧК-ОГПУ. Точнее говоря, она-то и была платным сотрудником советской спецслужбы со времен гражданской войны, а чуть позднее, уже в эмиграции, приобщила к увлекательному этому занятию мужа-генерала.

Тем же чудом сохранились подобные сообщения для Сюрте Женераль полковника Резанова (в гражданскую - начальник кисловодской контрразведки.). У англичан выуживал такие же сведения некто Кунцевич - не однофамилец бывшего начальника Петроградской сыскной полиции, а он самый и есть. Наконец, подобную записку получил будущий автор проекта Белинтерна и бывший начальник деникинской контрразведки в Одессе Орлов- Орлинский - при посредстве агента Ступенулова - от самого Бурцева. Да-да, того самого Василия Львовича, знаменитого публициста и охотника за провокаторами, в своё время разоблачившего Азефа. Достаточно известна его эмигрантская публицистика, все эти осиновые колья в могилу большевизма. Значительно менее популярен Бурцев - резидент-контрразведчик русской эмиграции. Уж он-то, во всяком случае, отвечал за свои информации. Да и без того ясно: отечественная военная эмиграция в двадцать первом году была уже загранице ни к чему. Как говорили в Одессе, Марик сделал своё дело, Марик может и того... А вот чекистов она интересовала горячо.

Ну, и не обойти никак в таком разговоре ещё одного генерала русской армии. За юношество, подростков и молодёжь не скажу, а старики могут припомнить популярную в пятидесятые годы книгу Алексея Игнатьева "Пятьдесят лет в строю". Ярчайшее доказательство правоты нашего дела - крупнейший военный специалист и богатый человек перешел на сторону революции и ей отдал свой меч.

Вообще-то говоря, граф Игнатьев Алексей Алексеевич был царским военным агентом. Что само по себе вовсе не приобщало его к разведовательной агентуре. В мрачную эпоху царизма (или в доброе старое время - как угодно), так назывался военный атташе полномочного представительства России за кордоном. В данном случае во Франции. Что дипломат, аккредитованный за рубежом, нередко выполняет некие пикантные функции, - кто же не знает. И потому их миссия почти всегда окрашена, так сказать, агентурно. Это известно и понятно спецслужбам государства, в котором действует данный атташе. И, как правило, не вызывает особых раздражений. В конце концов, у каждого - своя работа. Но генерал Игнатьев был судьбой водворён на разлом времён...

На этом посту и именно в этот исторический момент его с натуры изобразил великий художник, тоже граф и тёзка - Алексей Николаевич Толстой. Помните его "Рукопись, найденную под кроватью..."?

Увы, на плечах февральско-мартовской революции в мир ворвалась Октябрьская, и стало уже не до литературной иронии. Этот переворот отменил графские и все прочие титулы, но удивительным образом сохранил за Алексеем Алексеевичем вершину русской военной агентуры во Франции. Таким образом, у автора нет вопросов о том, как почти вся тамошняя российская военно- агентурная сеть плавно перешла в распоряжение ВЧК-ОГПУ-НКВД. Могло ли сие не коснуться нашей военной эмиграции? И стоит ли в таком разговоре изумляться тем подозрениям, которыми честные белогвардейцы вдруг затерзались в отношении своих прославленных полковников и генералов. Хотя в своей книге генерал ничего, конечно, об этом не писал.

Тут-то мы и вернёмся к загадочному визиту в Одессу-21 президента Советской Украины, военного министра ея и других официальных лиц. Более того, позволим себе наконец роскошь уточнить насчёт последних: в поездке участвовали, кроме упомянутых выше, товарищ Кон, секретарь ЦК КП(б)У, товарищ Дашевский, ответработник главного разведуправления войск Украины и Крыма, начальник главразведуправления штаба РККА товарищи Зейбот и его заместитель товарищ Устинов. В городе последние двое были почему-то приняты начальником Одесской пехотной школы товарищем С. П. Урицким. Семён Петрович был буквально накануне назначен на сей пост с должности начальника штаба Одесского укрепрайона.

Встреча и беседа не афишировались. Но их тема-идея немедленно стала собственностью полковника Гаевского и французов. Выходило так, что основная цель начальственного визита в Одессу прямо связана с возвращением врангелевских генералов в РСФСР. То есть в красную Россию через красную Украину. А точнее - через красную Одессу. Два других маршрута - в Болгарию и Севастополь - отрабатывались как дезинформация. Заради сбития с толку вражеских контрразведок. Основа поручалась именно Урицкому, ещё молодому человеку, но уже герою революции и гражданской войны.

Мне уже не раз, в том числе в начале этой книги, доводилось писать об удивительном этом человеке. Уже хотя бы потому, что с младых лет приятельствовал он с Жорой Воскобойниковым и другими героями моего романа. Практически в любом справочнике, связанном с нашей разведкой-контрразведкой, вы встретите это имя. Племянник М. С. Урицкого, воспитанник В. В. Воровского. Партиец с 1912 года. Драгун Первой мировой войны, прапорщик из вице-унтеров. Знаток европейских языков. Секретарь Одесского горкома ССРМ, командир боевой дружины Союза в декабрьских боях семнадцатого и в Январском восстании восемнадцатого годов. На гражданской войне вырос до начальника оперативного отдела штабарма, начальника штаба дивизии, оперотдела разведуправления штаба РККА. В двадцатом командовал отдельной кавбригадой особого назначения, в двадцать первом стал начальником и военкомом Одесской пехотной школы. Здесь и застала его наша история.

В дальнейшем он закончил Академию РККА, служил командиром дивизии, замначштаба Северо-Кавказского военного округа, начальником штаба Ленинградского военного округа, возглавлял советскую военную делегацию в Германии, был замначальника Главного управления механизации и моторизации автоброневого управления РККА. И в тридцать пятом стал начальником Главного разведуправления Генштаба армии. Расстрелян в тридцать седьмом, перед тем почему-то получив назначение заместителем командующего войсками Московского военного округа. Само собой, реабилитирован в марте-56. Вот такой землячок, друзья- одесситы...

Тогда, в двадцать первом, почему, собственно, ему, двадцатишестилетнему начальнику военучебного заведения, поручалась одесская часть операции по переправе Слащева и Ко в Москву? Представления не имею. Правда, все справочники, поминающие Семёна Петровича, дружно умалчивают о выполнении им дважды на гражданской войне и однажды после неё ряда пикантных поручений в той самой Европе. В основном в Германии. Да и Одесская пехотная школа не случайно именовалась интернациональной. В ней занимались отнюдь не только граждане советской Украины, но даже и... немцы. Полистайте досье старших и высших командиров гитлеровского Вермахта. Там это заведение поминается не так уж редко. Числился он исключительно по военно- строевому ведомству. Однако же его назначение в конце концов главой военной разведки СССР не могло быть случайным. Сами понимаете...

Слащёв был под колпаком. Вернее, единовременно под несколькими колпаками. Это как бы исключало возможность незаметно улизнуть из Константинополя куда бы то ни было. Тем более, сведения, полученные из Одессы, позволили всем заинтересованным департаментам сосредоточиться на блокировке одесского маршрута. Разумеется, в отличие от писателя-романтика Булгакова, полковник Гаевский вовсе не надеялся на покупку Слащёвым на пристани билета до Одессы и его же стояние в очереди на посадку. Первая группа должна была арестовать генерала на его квартире. С учётом популярности у части военэмигрантов (его могли отбить), вторая группа готовила перехват в порту и на судне. Третья включалась в дело при несработке первых двух, блокируя генерала уже в море. Наконец в самой Одессе пять троек боевиков пасли дороги от порта к губкому, губчека и особому отделу округа.

Сегодня подробности эти смешны: генерал заблаговременно исчез из своей константинопольской квартиры; ничего не дал и налёт на демонстративно снятую за несколько дней до ухода дачу. В Одессу он и не думал заходить, а каким-то волшебным образом оказался в Севастополе, где на всех парах ждал его личный поезд Дзержинского. Мало того, Врангелю доложили совершенно определённо: в Севастополе Якова Александровича встретил сам железный Феликс, под ручку с каковым он и убыл в Москву. 24 ноября 1921 года "Одесские известия" перепечатали материал своих московских коллег - о прибытии в сердце России белого генерала Слащёва, безоговорочно признавшего Советскую власть, просящего у неё прощения и призывающего белое воинство следовать этому разумному примеру. Стало известно, что такой вояж совершил и господин Сеоев - бывший личный адъютант Деникина.

Думаю, ничего не преувеличил, назвав этот эпизод наиболее ярким финалом одесского двадцать первого года. Во всяком случае, именно им завершаю я повествование о первом послевоенном годе Одессы. Нельзя, конечно, назвать его и вполне мирным. Увы, в богоспасаемом нашем Отечестве вообще не миром кончаются войны. Да и повседневность-21 до того изнуряла предков наших, что было им не до историй о генеральских интригах.

Обзор местной прессы - чем не финал повествования! Сообщалось об убийствах одесских делегатов за продовольствием, направленных в уезды. Призывы покончить с бандитизмом звучали как-то неуверенно. Входил в сознание "Помгол", название которого сразу же вызвало у одесситов ёрнические реплики, но на деле оно означало робкие попытки помощи голодающим.

Одесский губком УКСМ обратился к одесской молодёжи со статьёй Воскобойникова "КИМ, бей по разрухе!" - в Москве готовился Второй конгресс КИМа, Коммунистического Интернационала Молодёжи. Младший брат Коминтерна привлекал больше обывательского внимания, чем сама международная парторганизация. Но его практика была менее понятна, о чём также спорила Соборка. Несмотря на то, что Жора ясно написал: "Они соберутся в Москве для того, чтобы обсудить, как поскорее покончить с ненавистным капиталистическим миром...". Или вот так: "Российский пролетариат - великий поджигатель мира" (! - К. К. ). Даже "Выжечь глаза капиталистам огненными брызгами от молота!" Наконец, "Девушки, которых куёт РКСМ". Но старички только по-доброму улыбались. Давно жили, много видели. Кое-что поняли. Гражданская война закончилась - если не миром, то и, во всяком случае, не обещанной мировой революцией.

"Одесские известия" печатали письма рабочих о "волчьих ямах капитализма, в которые попадают и коммунисты - проституция, азатные игры, наркотики, спекуляция, коррупция, кафе- ресторации...". Учреждался... Центральный Совет по борьбе с проституцией. Осуждался владелец столовки - бывший красноармеец, который нанял девушек в обход биржи труда.

Котовский добил банду атамана Струка при городке, на название которого тогда никто не обратил внимание: Чернобыль. Тем более победа эта вышла со слезами на глазах: трудовая Одесса выразила соболезнование своему любимцу Котовскому в связи со смертью его деток-близнецов.

К концу двадцать первого сообщалось о росте уровня городской промышленности на тридцать процентов. Но, по всей видимости, в это мало кто верил. Зато редактор "Моряка" получил выговор за публикацию итогов войны, в которой убытки Одессы составили до 10 миллиардов рублей. И из 11 тысяч украинских промпредприятий удалось восстановить две с половиной тысячи. Сгорел Одесский элеватор. И снова - голод, голод. Голод. Но это ничего, потому что снова где-то там, впереди, и в обязательном порядке - светлое будущее Одессы, Украины и всего человечества...

Ким КАНЕВСКИЙ.