Номер 12 (908), 4.04.2008

9 АПРЕЛЯ 1944 ГОДА

Был тёплый апрельский вечер со свежими запахами весенней земли. Деревья и кустарники в городских палисадниках замерли в ожидании весеннего чуда - жаркого солнышка, греющего каждую веточку, каждую набухшую почку, которая вот-вот сверкнет изумительным новорожденным листиком. И небо над морем из свинцового уже стало по- весеннему голубым, искрящимся в солнечных лучах.

Где-то очень далеко день и ночь грохотала канонада. Одесса замерла в ожидании прихода советских войск.

В глубине пересыпского двора за номером "тринадцать" по улице Щёлокова (теперешняя - Атамана Чепиги, а после войны - улица Бондарева) собрались люди - немногочисленные жильцы этого двора, в основном, женщины. Был и ребенок, вездесущий мальчик Володя, семи лет, сынок тёти Тоси, хозяйки дальней квартиры с погребом, где собрались люди.

За несколько дней до этого вечера люди встревоженно и таинственно перешёптывались, передавая друг другу новость: в листовках, разбросанных по городу, сообщается, что во время ухода фашистов из города за ними будет идти банда калмыков - головорезов, перешедших на сторону Гитлера. Якобы они будут забегать в одесские дворы и вырезать людей всех подряд. Поэтому прячьтесь подальше, люди добрые, не подвергайте себя риску, запирайте покрепче дворовые ворота.

Одесситы так и сделали. Наблюдая, как фашисты поспешно уходят из города, они прятались кто куда.

Вот и "тринадцатый" приготовился. Жильцы закрыли свои квартиры, а окна в комнатах уже давно были занавешены одеялами или плотной бумагой. В комнатах было темно даже в солнечные дни. А так как в городе электрического освещения не было со времени отступления советских войск, то одесситы увидели яркий свет электролампочек только спустя месяц после освобождения Одессы. А пока пользовались керосиновыми лампами и каганцами - фитильками в старом растительном масле.

Сидя в дальней комнате самой углублённой квартиры двора, люди тихонько переговаривались между собой. Крышка погреба была открыта, в него была спущена деревянная лестница. Всё было приготовлено для быстрого спуска в погреб в случае необходимости.

Все железные ворота во дворах были заперты на засовы и на массивные замки.

- А Машенька так и не нашлась? - спросил кто-то из присутствующих.

- Горе у Любы. Машенька пропала и не нашлась, уже скоро неделя будет, - ответила одна из женщин.

А случилось вот что. В "семнадцатом номере" (так говорят одесситы о своих дворах) жила молодая семья. У них была дочка Маша, двенадцати лет. Девочка была "больнэнька", как говаривали женщины, живущие по этой улице. На самом деле у неё была лёгкая форма болезни Дауна. Девочка была крупной, полноватой, златокудрой и выглядела на все пятнадцать- шестнадцать лет. Как мама её ни ругала, как ни уговаривала сидеть дома, Машенька выскакивала на улицу и подолгу стояла перед своими воротами.

Она, конечно, не понимала, что происходит, смотрела на движущуюся военную технику и на копошащихся возле неё людей широко открытыми глазами. И как-то загадочно улыбалась, думая о чём-то своём. Мимо двора шли фашистские солдаты, заглядывая во дворы, прикидывая, чтобы такое, что плохо лежит, прихватить с собой.

И тут один солдат заметил Машеньку. По её отрешённой улыбке он понял, что девочка психически больна. Солдат подошёл к ней, вынул из кармана шоколадку, протянул ей.

- Ты поедешь со мной? - спросил он на ломаном русском языке.

Девочка ничего не ответила, взяла шоколад в яркой обёртке, ещё больше заулыбалась и доверчиво посмотрела на солдата. Тот быстро схватил её за руку, подвёл к медленно идущему по булыжной мостовой грузовику и подсадил её в кузов машины. Сидящие там фашисты радостно залопотали, и девочка исчезла среди солдат.

К сожалению, никого из взрослых жильцов на улице не было. Да и вряд ли кто-то бы осмелился перечить фашистам - хозяевам Одессы в то время. Солдаты были очень озлоблены, получить пулю было делом одной секунды. Только мать могла бы броситься на помощь своему ребенку, невзирая на пули. Девочка исчезла мгновенно и навсегда. О её дальнейшей судьбе можно только догадываться.

Убитая горем мать долго расспрашивала во дворах о Машеньке, пытаясь хоть что-то выяснить о доченьке. Соседки сочувствовали ей, но ничем помочь не могли.

- Война... Она и есть война, - говорили люди и понимали, что мать уже никогда не увидит своего ребёнка.

Тем временем уже темнело. Люди приходили и садились в комнате. Постепенно собрались все жители двора, человек двадцать, среди них была и моя мать Елена, один старик с деревянным протезом и мальчик Володя, о котором уже упоминалось.

Наступила ночь. Никто не спал. Все тревожно прислушивались к выстрелам, которые постепенно приближались, почти не разговаривали.

Так в тревоге и без сна наступило раннее утро 9 апреля 1944 года. Вдруг на рассвете кто-то сильно забарабанил в ворота. Затем такой же стук услышали в соседнем дворе. Но люди, помня о предупреждающих листовках партизан, не решались подходить к воротам.

Но вот старик попросил мальчика подойти тихонько к воротам и посмотреть, что твориться на родной улице. Мальчик очень обрадовался такому предложению, так как уже давно ёрзал на стуле от нетерпения, но не решался предложить свою помощь.

Двери дальней квартиры открыли и осторожно выпустили ребёнка. Владимир пригнулся и пошёл к воротам, прижимаясь к штахетникам палисадников. Все, затаив дыхание, наблюдали за ним в окно.

Мальчик посмотрел в щёлочку, образованную металлическими сплошными воротами и прилежащей стеной дома. В это время мимо двора по улице проходил советский солдат с автоматом наперевес. Увидев глаза ребёнка в щёлочке, он остановился и спросил: "Как тебя зовут?" Мальчик ответил и спросил в свою очередь:

- Дяденька, вы - русский?

Услышав утвердительный ответ, опять спросил:

- А вы - не калмык, о которых писали в листовках?

- Нет, - устало улыбнулся солдат. - Калмыки, идущие за немецкой армией, прошли выше, по селу Усатово.

В дальнейшем людям стало известно, что в этом селе были зарезаны двое: старик и двухлетняя девочка, не успевшие дойти до погреба во дворе. А в самом городе калмыков не было.

Володя с криком: "Наши! Наши!" радостно побежал в конец двора.

На пустовавшую до сих пор улицу выбежали десятки людей. Они плакали, кричали, благодарили вслух Бога и Советскую Армию за освобождение от немецких захватчиков.

На следующий день было 10 апреля 1944 года.

Людмила КОТЕЛЬНИКОВА.