Номер 46 (1390), 8.12.2017

Дмитрий Хворостовский впервые приехал в наш город в 1990-м, когда его мировая слава еще только стартовала, но имя уже звучало настолько громко, что билеты на концерт в филармонии были раскуплены почти мгновенно.

Чтобы степень ажиотажа стала понятной, отмечу, что начиная с 1979-го года и по сей день это был единственный случай, когда в филармонии мне сказали, что даже для "любимых журналистов" на сей раз контрамарок нет и единственное, чем могут помочь, так это "достать" два билета за восемь рублей - невиданную в ту пору стоимость. Причем в середине зала. Впрочем, о деньгах сожалеть не пришлось: концерт был превосходным.

А за день до этого мы встретились с артистом, и это тоже занятная история. Дмитрия поселили в гостинице "Красная" (ныне "Бристоль") - "штатный" отель нашей филармонии. Узнав, в каком номер он живет, я позвонил и рассказал о своем желании взять у него интервью.

- Когда же это сделать? - задумчиво произнес певец. - Завтра у меня концерт - отпадает. Потом я репетирую в театре "Травиату" и выступаю в спектакле - тоже проблематично. А сегодня вы можете?

- Конечно, - ответил я, благо живу в трех кварталах от гостиницы.

- Ну тогда приходите через час...

Мы беседовали около часа. Дмитрий оказался приятным молодым человеком, немногим выше среднего роста, в очках, с поразительным обилием седины я густых волосах. К счастью, мировая слава не вознесла его на котурны, может, потому наш разговор так стремительно менял течение: у интересного, доброжелательного собеседника хочется узнать побольше...

Сейчас, когда замечательный артист так драматично ушел из жизни, и все, что так или иначе связано с ним, стало достоянием истории, мне захотелось вернуться в ту осень 1990-го, когда все у него еще было впереди. Тем более, что наша беседа достаточно отчетливо передает то состояние, в котором находилась некогда могучая "одна шестая" накануне развала...

- Дмитрий, откуда у вас такое благородство сценического поведения: ведь в сегодняшней жизни это качество практически отсутствует?

- Семья моя, наверное, "виновата". Да и музыка, которой я был окружен с самого юного возраста. Мой отец, по профессии инженер-химик, прекрасный пианист, а когда мне было года два, вдруг увлекся вокалом. Так что все время я слышал музыку, настоящую, хорошую музыку...

Потом - мой педагог, Екатерина Константиновна Иоффель, у которой я учился в Красноярском институте искусств. Львиную долю времени на наших занятиях она уделяла именно манере, стилю; даже когда мы просто работали над упражнениями, она не давала мне спеть ни одной ноты, не окрасив ее соответствующей эмоцией.

Вот это и помогло мне приблизиться к какому-то идеалу, которого, впрочем, я никогда не достигну...

- А что для вас идеал: реально достижимая цель или нечто вроде Великой Мечты?

- Мой идеал... Очень трудно, почти невозможно говорить об этом... Знаю только одно (и этому просто мировой опыт учит) совершенства в своем деле без стремления к чему-то высокому достичь невозможно... Я, в отличие от многих вокалистов, слышу свой голос, как он должен звучать в том или ином произведении: это помогает быть более объективным по отношению к самому себе.

- Очевидно, вы постоянно следите за собой, соблюдаете режим?

- Безусловно. Труд вокалиста, что и труд профессионального спортсмена: нужно постоянно, ежедневно заниматься, чтобы держать себя в форме.

- А кто ваш "тренер"! Или вы сами - "играющий", точнее, "поющий" тренер?

- В общем-то, да. Хотя я продолжаю консультироваться у своего педагога. К тому же недавно начал сотрудничать с пианистом Михаилом Аркадьевым, очень одаренным, творческим человеком (он даже критику способен воспринять, что большая редкость), и его доля в моем тренинге возрастает...

- Я понимаю, что разница между жизнью у нас и на Западе - громадная. Не сказывается ли это на зрителе?

- Да нет, пожалуй. Музыка ведь действует на всех одинаково... И я никогда не забуду одного своего выступления, под Красноярском, в небольшом селе, на хлебозаводе...

- И такое было в вашей жизни?

- Притом достаточно часто. Я ведь начал петь рано, нужно было зарабатывать, а где в провинции заработаешь классическим вокалом?! Вот и приходилось выступать в подобных местах. Но в принципе я нисколько об этом не жалею...

Так вот, возвращаясь к выступлению на хлебозаводе. Пришли, в основном, бабушки и дедушки, а репертуар состоял из итальянской музыки, да еще на языке оригинала, Я страшно расстроился поначалу, начал петь с большим опасением... Но видели бы вы, как плакали эти простые русские люди, почувствовав всю красоту незнакомой им музыки... В принципе, если люди пришли слушать музыку, а не показать себя, свои туалеты, а исполнитель при этом искренен на сцене и способен правильно спеть то, что сочинено композитором, эффект проявится обязательно...

- Но сейчас многие ходят на ваши концерты из-за престижа. Вы это ощущаете?

- Я не замечаю, что за публика в зале, может, потому, что плохо вижу, а на сцену выхожу, естественно, без очков...

Наверное, это помогает...

- Как вы относитесь к деньгам?

- Деньги, в принципе, нужны, поскольку гастрольная, скитальческая жизнь, как правило, неблагоустроенная. Это сейчас я начал останавливаться в лучших номерах, хотя это ни о чем не говорит. Да и просто сейчас в Советском Союзе без хороших денег не прожить... Элементарно: чтобы хорошо петь, нужно хорошо питаться...

- Но вот вы возвращаетесь после всех поездок в родной Красноярск. И что же, вас там тоже ждут талоны, как простого смертного?

- Да, мои бедные родители получают талоны - и мои, и моей жены, - и по ним выкупают сахар, другие продукты, да и то, если находят (в Красноярске несколько месяцев талоны не отоваривали). Что поделаешь...

А вообще-то я перебираюсь в Москву...

- Однако и там вы рискуете столкнуться с карточками...

- Да были бы хлеб и масло, а остальное... Я заключил контракт с МОЦАРТом (такой музыкальный центр, абсолютно новая форма музыкального театра), и по нему меня ждет не только работа с бесконечно любимым мною дирижером Евгением Колобовым и прекрасным режиссером Ольгой Ивановой, но еще по этому контракту люди из МОЦАРТа следят, чтобы мой холодильник был забит необходимыми продуктами. А больше мне ничего и не нужно...

- Я ведь почему об этом спрашиваю... Ваши гонорары за выступление в стране намного ниже не только тех, что вы получаете за рубежом, но и весьма уступают тем деньгам, что требуют (и получают) даже эстрадные "звездочки", так сказать, "средней паршивости"...

- Ну что ж, эстрадные певцы могут требовать больших гонораров, поскольку работают, как правило, в многотысячных залах... А вообще, я не преследую цели обогатиться рублями - это совершенно дурная затея. Единственное, к чему я стремлюсь, - прокормить семью, родителей... А обогащаться надо в "свободно конвертируемой", потому и растут мои гонорары, и, не испытывая никакого стыда, я запрашиваю большие суммы...

- Вы не раз говорили, что не собираетесь покидать свою страну. Но если Союз рухнет, как вы тогда поступите?

- Если случится в России война (а в принципе все идет к тому, хотя и страшно об этом говорить), то я уеду, и постараюсь увезти родителей, родственников, знакомых, всех, кого смогу... А вообще-то, хотя я уже привык колесить по свету и подолгу быть вдали от дома, тем не менее, тоскую по дому очень сильно...

- То есть, ностальгия - вещь реальная?

- Вполне реальная. Это - характерная черта русского человека. Что конкретно манит, трудно сказать. Какие-то пустяки: уголки природы; родной дом, в котором вырос, стоит в глазах - и все... И мучительно становится, когда ты этого долго не видишь. А представьте, как ужасно станет, когда тебе дадут понять, что этого ты не увидишь никогда... Это превратится просто в навязчивую болезнь...

- Жена всегда ездит с вами?

- Да, в последнее время постоянно.

- Насколько для вас это важно?

- Очень важно. Я и люблю, и терпеть не могу одиночества. Одному можно быть со Светой, она, когда нужно, поймет и сделает так, чтобы я был один. А вообще, одиночество - страшное чувство. Нам очень хорошо вдвоем...

- А вы помните ваше знакомство?

- Давно это было... Я тогда работал в театре и "специализировался" по балету. Ну вот, одна из девочек в балете и оказалась Светой. Я ее очень сильно полюбил и люблю до сих пор...

- Вам не надоело давать интервью?

- Это зависит от того, с каким журналистом сталкиваешься... А вообще, я считаю, что это - такая же работа, как и мое непосредственное занятие - пение. Когда я приезжаю в ту или иную страну, то получаю подробный план, где указаны не только выступления и репетиции, но и встречи с журналистами, съемки... Особенно досаждают фотографы, заставляя порою делать совершенно невообразимые вещи. Но что делать, приходится принимать порою самые невероятные позы, если знаешь, что это помогает карьере...

- Существует ли разница между отечественными и западными журналистами?

- Как вам сказать... В манере работы, пожалуй, разница ощутима, хотя сейчас и наши журналисты приближаются к той жажде скандалов, что отличает западных репортеров. Кроме того, на Западе люди, которые приходят к тебе, как к музыканту, как правило, знают предмет, а у нас, к сожалению, нечасто... Причем, что обидно, даже наши корреспонденты, работающие за рубежом, с одинаковым успехом пишут о гастролях, скажем, Образцовой или Березовского, и какой-нибудь рок-группы, о которой на Западе никто и не слышал...

- Уж коль вы коснулись этой темы... Почему наш "рок" и наш "поп" на Западе никому не нужны?

- Я объясняю это прежде всего национальной принадлежностью и поп- и рок-музыки. К тому же то, что делают наши рок-группы (а я могу судить, поскольку интересуюсь этой музыкой), даже не вчерашний день Европы. Интерес к нашему року появился благодаря чисто русским "отклонениям", но, увы, все это недостаточно профессионально, чтобы привлечь внимание западных менеджеров и продюсеров, без которых на Западе нечего делать...

Я прекрасно отношусь к Преснякову-младшему, обожаю смотреть его телезаписи (хотя, к сожалению, с ним не знаком), но вот вам одна история, которую рассказал мне лондонский корреспондент ТАСС.

Однажды его попросили встретить мальчика, сказали, что это очень популярный в Союзе певец. Оказалось, Володя Пресняков с Кристиной, дочерью Аллы Пугачевой. Мама снабдила их деньгами для трехмесячной жизни в Лондоне в надежде, видимо, что детям удастся завязать какие-то контакты с западными музыкальными фирмами. Пресняков, как выяснилось, был абсолютно уверен, что русский рок и русский поп могут быть интересны Западу. Журналист же придерживался противоположной точки зрения и предложил провести небольшой эксперимент: прямо на улице спрашивать у прохожих, кого из русских певцов они знают. Естественно, никто из лондонцев не знал ни одного нашего солиста или группу, зато (пардон!) фамилию Хворостовского знал почти каждый...

Это не к тому, что я - какой-то особый, просто мои фотографии висели в Лондоне рядом с Паваротти, и, кроме того, я сотрудничаю с фирмой "Филлипс", а это уже само по себе - показатель уровня для англичанина: "Филлипс" с плохими артистами не работает. К тому же фирма при каждом удобном случае рекламирует меня, и тут идут в дело даже те мучительные фотосъемки, которые порою кажутся идиотскими...

Возможно, при постоянном контакте с западными продюсерами и менеджерами наступит время, когда советская эстрада станет "выездной", но пока что - совсем не так...

- А вы никогда не пытались петь советские песни?

- Боже упаси, ни в коем случае! Я достаточно рано отказался от участия в "правительственных" концертах.

- Как вы относитесь к званиям?

- Плохо...

- А если бы узнали, что вам хотят его присвоить?

- А мне уже присвоили...

- Вот как? Почему же об этом не было ничего сообщено?

- И слава Богу! Не хочу говорить, что я "заслуженный артист РСФСР", потому что знаю, какими нечестными путями завоевывались эти звания в предыдущие годы. Гораздо спокойнее и честнее чувствую себя без званий...

Евгений Колобов, по-моему, поступил очень правильно, отказавшись недавно ото всех своих регалий...

- А вы не собираетесь последовать его примеру?

- Очень хочу, да родители меня отговаривают... Они у меня люди абсолютно советские, а главное качество советского человека - страх. Вот мои родители и боятся: за меня, за мое здоровье, мою судьбу. Я свое звание не афиширую, а медаль и "корочки" лежат в Красноярске в каком-то ящике...

Вспоминал Александр ГАЛЯС.

На фото: таким он был
в последний свой приезд в Одессу (2011).