Номер 29 (1076), 5.08.2011

Мои воспоминания - из далекого трагического прошлого, страшных лет войны, событий 70-летней давности, когда я была маленькой девочкой.

В начале лета 1941 года я сильно заболела, и на семейном совете было решено, что я с мамой и сестрой отца, тетей Адой, и ее дочкой, 2-летней Клавочкой, которая тоже хворала, едем на дачу во Врадиевку, что под Одессой.

В роковой день 22 июня мы должны были выехать, но война всё перечеркнула. В первые дни войны мой отец, Марк Абрамович Гельштейн, пошел на фронт добровольцем, хотя имел бронь. Вскоре были призваны все мужчины нашей большой семьи, пригодные к воинской службе.

Женщины, оставшиеся с детьми, эвакуировались 20 июля 1941 года. Муж старшей сестры моего отца, Юлий Иосифович Шварц, руководил отправкой скота: лошадей и коров. По дороге лошадей отдавали Красной Армии, а коров оставляли в близлежащих селах. Ехали мы на подводах, запряженных лошадьми. Женщины помоложе гнали скот, постоянно сменяя друг друга.

Стояла знойная июльская жара, люди и животные ужасно страдали от усталости и жажды, старались держаться поближе к воде. В один из таких дней мама гнала скот, а я сидела на поводе. Я была очень спокойным ребенком и редко плакала. Но, очевидно, предчувствуя какую-то беду, я стала сильно плакать, и мама взяла меня на руки.

Вдруг неожиданно налетели немецкие самолеты - до сих пор помню огромных черных птиц, которые с диким ревом неслись над нашими головами. Мы с мамой спрятались в копну сена. Когда всё стихло, ужас и страх нас так сковали, что мы долго не решались вылезать. Наконец, когда мы вышли, увидели страшную картину: скот был частью перебит, люди тоже погибли, подводы с нашими родственниками, чемоданами и документами бесследно исчезли.

Когда начался обстрел, лошади испугались и понесли. Местность была холмистая, и мы друг друга потеряли. Мама осталась со мной на руках, одетая в легкий сарафан, без вещей, без документов, среди незнакомых людей. Но свет не без добрых людей: на одной из подвод тоже ехали одесситы. Еще до обстрела они спустились к водопою, что спасло им жизнь.

Глава семьи Тимофей Иванович Лаушин тоже руководил отправкой скота. Он со своей женой Мурой, дочкой Лорочкой и тещей Ольгой Ивановной пригласил нас к себе на подводу.

Забегая вперед, скажу, что благодаря этим людям мы с мамой остались живы.

Итак, мама с Мурой продолжали гнать остатки скота. Наконец весь скот был сдан, и мы с нашими спасителями поехали дальше, в село Трояны Бердянского района Запорожской области, где жила семья родного брата Муры.

Я помню большой кирпичный дом и сад, в котором трава была выше моей головы. Спрятавшись в траве, я пела: "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой", - и ярость закипала в моём маленьком сердечке. Мы попали в большое болгарское село, несколько месяцев до прихода немцев мы жили более или менее спокойно.

С первого дня оккупации немцы стали проверять документы у всех подряд. Моя мама Стефа Борисовна Панайотова, была болгаркой и немного знала язык. Вечером пришел к нам староста и сказал маме: "Завтра пойдем в комендатуру - чтобы ты не молчала. Говори что-нибудь, только по-болгарски, они все равно ничего не поймут. Я скажу, что ты болгарка, и тебе выдадут удостоверение, а ребенка спрячьте".

Я сильно картавила. В саду был погреб вровень с землей, там я сидела целыми днями, а ночью меня забирали в дом, прятали за печкой, закидывая тряпками на случай облавы.

Мура Лаушина и ее родственники каждую минуту рисковали своим ребенком и своей жизнью. Два с половиной года продолжалась оккупация, было голодно и холодно, но эта святая семья делилась с нами последним куском, выменивая вещи на продукты.

Стояла суровая зима, топить было нечем. Мама брала санки - иногда ей помогала Мура - шла в лес и рубила дрова, помочь им было некому, Тимофей Иванович ушел в партизаны. Брат Павел был инвалидом, жена его часто хворала. На плечах этих двух героических женщин оказались двое детей, старушка Ольга Ивановна и семья брата.

Накануне отступления немцев поздно ночью к нам опять пришел староста и сказал: "Немедленно уходите, завтра всех подряд будут расстреливать, а дома сжигать". Так он дважды спас нам жизнь. Спасибо тебе, добрый человек.

Лил проливной дождь с ветром, но делать было нечего, мы всей семьей быстро собрались и ушли в кукурузные поля, постелили на землю большой клетчатый платок, легли на него и лежали, не шевелясь. А дождь всё лил и лил. Так продолжалось три дня и три ночи, и всё время мы слышали, как автоматчики простреливают кукурузу. Как мы не умерли тогда и не простудились - не знаю, но впоследствии моя бедная мама тяжело хворала.

Наконец всё затихло, и мы вернулись домой. Дом наш обгорел, но полностью сжечь его не успели. В 1944 году село Трояны освободили наши войска. Трудно описать то чувство радости, которое испытывали оставшиеся в живых. Я получила полную свободу и предавалась всем радостям детства: купалась в речке, лазала по деревьям, играла в прятки. Мама пошла работать бухгалтером на молочный завод, всем стало легче материально. А потом пришел долгожданный День Победы.

Всё ликовало в природе и в человеческих сердцах, но к нашей радости примешивалось чувство горечи и беспокойства. Мы ничего не знали об отце и о судьбе наших пропавших родственников.

Вернулся после войны к своей семье Тимофей Иванович. Спустя некоторое время мы вместе с нашими чудесными спасителями приехали в Одессу. Остановились в семействе Лаушиных на ул. Чижикова, 10.

Мама пошла на нашу довоенную квартиру в Успенский переулок, 8, но там жили чужие люди, встретили ее агрессивно, во дворе - злые псы. Надо было прописаться, без документов это было непросто. По совету наших спасителей мама написала письмо Ворошилову, где описала все свои мытарства. Спустя некоторое время пришел положительный ответ, и нас прописали.

Мы по-прежнему ничего не знали об отце. В военкомате маме сказали, что отец пропал без вести. Потом встретила друга отца, который с ним простился под Севастополем в 1941 году. В связи с нецелесообразностью продолжения обороны города часть войск перебрасывалась на Большую землю, а часть оставалась для прикрытия тыла и сдерживания противника. Папа остался среди защитников города, просил передать прощальный привет семье и сказал, что они будут стоять насмерть. Так мы узнали, что мой отец, Марк Абрамович Гельштейн, 34 лет, зенитчик, пал смертью храбрых в 1941 году под Севастополем.

Постепенно стали возвращаться с войны и из эвакуации уцелевшие родственники. Вскоре мы узнали, что в нашей большой дружной семье погибли тринадцать человек. Десять - мученической смертью в гетто, трое отдали свои жизни на фронте. На подводе, которую унесли лошади, были восемь человек. Это были две родные сестры отца с детьми, Юлий Иосифович Шварц, руководивший отправкой скота, а также моя бабушка, мать отца, еще двое родственников погибли в Одессе во время оккупации.

В 1945 году, живя у Лаушиных, я пошла в первый класс в школу № 59, где проучилась полгода. В первый раз меня отвели в школу Мура с Лорочкой. А через несколько дней произошла страшная трагедия. Лорочка, которой в ту пору исполнилось 14 лет, вместе с подружками пошла купаться в Отраду, прыгнула со скалы, ударилась головой и утонула.

Красавица Лорочка, всеобщая любимица, отличница, писавшая стихи, подававшая большие надежды, пережившая голод, холод и все ужасы оккупации, так нелепо погибла.

Пришла беда - отворяй ворота, не выдержав трагической гибели внучки, умерла Ольга Ивановна. Бедная Мура! Ей трудно было справиться с несчастьями, свалившимися на ее голову. Мама, как могла, поддерживала ее в этом страшном горе.

Прошло несколько месяцев. Пора нам было обустраивать свою жизнь. Эти люди нам сделали столько добра, проявили столько бескорыстия и благородства - но не могли же мы бесконечно пользоваться их гостеприимством и добрым расположением. Мама посещала вернувшихся с войны родственников. Вернулся с войны Ефим Григорьевич Резников, потерявший в огне войны жену Адочку и двух деток Клавочку и Сашеньку. Узнав о том, что мой отец погиб и нам негде жить, он тут же предложил нам поселиться у него. Мама долго не решалась, но жить нам было действительно негде, и мы остались. Постепенно мама наладила быт, а потом вышла замуж, и мой второй отец меня удочерил.

В 1949 году у нас в семье родилась сестричка Радочка. Все послевоенные годы мы не переставали общаться с нашими верными спасителями, сохранившими нам жизнь.

Тимофей Иванович и Мура удочерили девочку Таечку, которая скрасила их старость. Прошло 25 лет, как их нет в живых, более 20 лет, как нет мамочки, но в моей памяти навсегда останутся эти праведники мира, спасшие не только наши с мамой жизни, но и подарившие жизнь новому поколению: моей сестричке Радочке, ее дочке Юленьке, внуку Димочке, моему сыну Саше и внуку Жене.

Жанна МИХАЙЛОВА.

На фото:
Стефа Панайотова и Ефим Резников с дочкой Жанной;
Жанна Ефимовна Михайлова с внуком Женей.