Номер 20 (663), 30.05.2003

Южнорусская школа литературы имеет несколько особенностей. Одна из самых интересных – общая устремленность "школьников" за пределы Одессы и вообще региона. Эта устремленность уже в начале прошлого века, по крайней мере, после революции шла гораздо далее Киева и имела своей целью только Москву, поскольку та вновь приобрела статус столицы. В большинстве случаев можно смело рассматривать использование понятия южнорусской школы для старта писателя в метрополии, своеобразный билет в один конец.

Оказавшись в метрополии, о южнорусской школе тотчас забывали, поскольку только публично перевербовавшись, покаявшись в "юношеских южнорусских заблуждениях", впрочем, как и в других, по крайней мере, литературных, можно было получить соответствующие льготы, отражающиеся в первую очередь в понятии "писатель". И это были весомые льготы, на которые легко покупала Москва жаждующих их получить, что выражалось в присвоении гордой клички "русский писатель". Своеобразное клеймо, ради которого забывалась родная Одесса-мать.

Отсюда вырисовывается смысл южнорусской школы, который в нее вкладывался и который только и был нужен ее адептам – писателям. Легко отказываясь от своих декларируемых идеалов, т.е. от неотторжимости себя от Одессы, писатели демонстрировали, какие их идеалы являются истинными, не забывая обвинять Одессу в пренебрежении к ним, писателям, лично.

И действительно, Одесса, словно живой, проницательный организм, платила им той же монетой – не замечала их, что зачастую доводило писателей чуть не до бешенства. Уезжая из Одессы или приезжая в Москву, они практически уже на вокзале, кто громко, кто с ядовитой ухмылкой, говорили, что именно их отъезд означает смерть литературы в Одессе, забывая при этом, что они сами только и использовали Одессу в своих целях. А на место уехавших тотчас становились новые силы, надеясь повторить трюк с использованием понятия южнорусской школы.

Но понятие южнорусская школа продолжало существовать, и только от того, что в этом обобщающем термине изначально было заложено понятие творческого процесса, независимо от того, как на этом понятии спекулировали те или иные литераторы.

Здесь мы смело можем утверждать, что идея творчества оказалась гораздо сильнее тех, кто считал себя литературным гением. Не люди создали южнорусскую школу, это показывает даже то, что само понятие так и никто не решился зафиксировать и оно осталось чем-то нарицательным. Южнорусская школа как раз и создавала писателей, которые платили ей черной неблагодарностью.

Нет, напрасно считают писателей, которых хотят привлечь к южнорусской школе. Не они создали школу. Да и не могли создать – это понятие творчества, символ свободы творчества, символ не умирающего творческого начала в Одессе. Это был, есть и будет своеобразный знак качества.

Павел МАЦКЕВИЧ.