Номер 09 (702), 05.03.2004

Есть янтарь, который называется АЛАТЫРЬ. А еще есть легенда: лежит на дне моря белый горючий камень Алатырь и плачет, и янтарь – это слезы его. Говорят также, что матушка Екатерина ссылала своих бывших фаворитов в Алатырь (город на реке Суре в Чувашии), и потому жители его все необыкновенно красивы. Этой легенде я поверила сразу, когда впервые увидела Наталью ЗАВГОРОДНЮЮ, заслуженную артистку Украины, примадонну Театра оперетты, обладательницу замечательного голоса, прекрасную вокалистку.

— Вообще-то, Алатырь основали стрельцы, когда шли брать Казань. И монастырь там основали, привезли в него чудодейственную икону Спаса. После революции в этот монастырь свозили священников с семьями и убивали там, а монастырь разрушили. Теперь он восстановлен, как Храм на крови, и икона Спаса снова в нем. Я там побывала.

— Вы воспитывались в регилиозной семье?

— Мои бабушки были религиозны. Дядя отца – человек удивительный. За всю жизнь, а ему за 90, в рот не брал спиртного, своими руками дом построил. Борода длинная, а глаза веселые, с искринкой, отзываются блеском на крупицу юмора. Такие глаза бывают у священников. Недавно крестили Максимку, моего первого внука, так у батюшки тоже глаза лучились юмором и чистотой.

Я верю в Бога, стараюсь жить по заповедям Божьим, идти по пути веры. Но фанатиков не люблю, не люблю тех, кто считает, что они непогрешимы.

— Ваша семья не была против того, что вы шли в артистки? Когда вы поняли, что ваш путь – путь на сцену?

— Сколько я себя помню, я пела. У меня был лишь один путь. И отец мой пел. Еще до войны, тогда дети пели в кинотеатрах перед сеансами. А в войну, подростком, он сапожничал и все время пел. Родители росли ведь в советское время. Они не видели греха в театральном институте – я закончила ГИТИС, отделение актеров музыкальных театров. Вообще, я считаю, что настоящие артисты – это дети, они наивны и все воспринимают сердцем, потому они так ранимы. Профессия вроде лицедейская, но если ты веришь в то, что делаешь, ты искренен, и ты чист. На актерских вершинах удерживаются только чистые люди.

— Когда-то патриарх Алексий сказал, что в оперу он ходит, а в оперетту нет, – сан не позволяет...

— Я, когда поступала, не выбирала: опера или оперетта. Моим педагогом был главный режиссер театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Лев Дмитриевич Михайлов, умнейший, талантливый человек. Он трагически погиб. А учитель по вокалу – Дора Борисовна Милявская (педагог Шмыги и Синявской), она меня хотела отвести на прослушивание в Большой театр. Но я на третьем курсе вышла замуж, родила Гришу. Вы понимаете, что такое студенческая семья. Чтобы не расставаться, вместе поехали в Одессу. Нас пригласил Михаил Григорьевич Водяной. Он нам очень помогал. Когда Гриша болел, пришел в больницу. Там увидели Водяного, сразу отношение к нам поменялось. Я никогда не жалела о своем выборе.

— Кого вы считаете своими учителями в театре?

— Мы приехали в 1980 г. Я уже не застала Ошеровского. Но я столько о нем слышала, что мне казалось – я у него училась. Мне близка была по природе Маргарита Демина. Очень интересна как зрителю Людмила Сатосова. Я сейчас скучаю по ее творчеству. Она все делала ярко и талантливо. Мы учились и у Гали Жадушкиной. В театре были культурные традиции. Мы учились, а многие современные молодые актеры хотят не учиться, а пробиваться.

— Кто были ваши кумиры в юности?

— Мария Каллас, и я очень любила Викторию Иванову, была такая певица с неземным голосом на радио. Жаль, что не повторяют хотя бы записи с ней. Я очень любила радио. Любила театр у микрофона, спектакли с Бабановой.

— Как вы относитесь к современному кино и театру?

— В кино засилье негатива. В Америке такие фильмы, как у нас, по телевизору не показывают. Там вообще пуританские нравы. А театр? Очень много появилось режиссеров, которые ищут форму ради формы, не умеют, не в состоянии ее заполнить содержанием. Другое дело режиссеры, которые могут на языке формы донести свое отношение к миру – форма это их естественный язык, они знают, что хотят сказать и умеют это сказать. А все остальное, простите, выпендреж. Но вообще, язык формы более органичен китайскому и японскому театру, русский театр и русское искусство более простые и глубокие.

— Вы дважды были в США. Что удалось посмотреть на Бродвее?

— Ничего. Первый раз мы были после гибели "близнецов". Было страшно. Полетели только потому, что не могли обмануть зрителя, который ждал нас на Дни Одессы в Нью-Йорке. Я боюсь летать. Никогда не летала, но в Америку иначе не попасть. И в такие страшные дни, весь Манхеттен залит огнем реклам и вдруг реклама со светящимися цифрами 666. Можно к этим цифрам относиться по-разному, но в такие черные дни... это было страшно. В этот раз я на Манхеттен не поехала.

— Как после Алатыря вы восприняли Москву и Одессу?

— Москва и Одесса для меня города-побратимы. Гриша родился в Москве, а мой младший, Ванечка, в Одессе. В Москве мы с ребятами, которые со мной заканчивали музучилище, вначале растерялись, вместо подземного перехода пошли через площадь прямо под машины. А Одесса мне понравилась тем, как ко мне отнеслись люди. Здесь много отзывчивых людей, особенно женщин. Сначала меня сбивали с толку нотки ироничности. Я не могла понять, когда говорят серьезно, а когда шутят. Правда, в Одессе в отличие от Москвы нет второго плана в разговоре. Со временем я полюбила Одессу. Жить в таком городе и не любить его – значит себя обкрадывать. Но сейчас Одесса меня огорчает. Она превращается в сплошной игорный дом. На каждом шагу тебя искушают выпивкой и азартными играми. Эта "Невада"!.. В США человек, если отложил определенную сумму на игру, едет в Лас-Вегас или в Атлантик-Сити. Там пропагандируют семейные ценности, а у нас развращают молодежь. Грех на тех, кто искушает, больший, чем на тех, кто подался искушению. Может быть, я категорична. Но у нас на Севере привыкли говорить то, что думают. Я вначале вообще резала правду-матку в глаза. Теперь стала не такой резкой.

— Вы стали чувствовать себя одесситкой?

— Я не люблю играть в жизнь. Для игры есть сцена. Я по своему менталитету – Среднее Поволжье.

— Вы переиграли весь классический репертуар, все оперетты Кальмана, Штрауса, Оффенбаха, Легара, которые шли в Одесском театре музкомедии. Какая роль самая любимая?

— Во-первых, были еще и советские оперетты и мюзиклы. Во-вторых, я Сильву, например, пела только в концертах. Эта партия не очень подходила к моему голосу. На моем юбилее в ноябре 2003 г. я пела Сильву, и спела Карамболину из "Фиалки Монмартра", и арию Баядеры, но целиком эти партии мне петь не приходилось.

— Да, "Баядеру" и "Фиалку" у нас не ставили. А кто вам поставил ваш юбилей? Он был просто замечательным.

— Бенефисный спектакль мне сделала Тамара Каганович, много помогал Володя Фролов. Из Германии давала советы Мария Александровна Каменецкая.

— Юбилей – это подведение каких-то итогов. Каковы они?

— Я на сцене. Дети выросли. Я им дала музыкальное образование. По большому счету, все хорошо.

— Мы с вами встретились в канун 8 Марта. Что вы пожелаете к этому празднику женщинам и мужчинам?

— Я люблю порядочных, честных женщин. Их много, особенно в нашем среднем поколение. Им я желаю умения прощать, умения что-то пересмотреть в своей жизни, задать себе вопросы, обрести покой в душе. И встретить День 8 Марта улыбкой, чтобы глаза светились радостью. Чтобы, как Верка Сердючка, уверенно могли сказать: "Все будет хорошо!". А мужчинам я желаю даже в этот день удержаться от обильных возлияний и вообще вести здоровый образ жизни. Это будет их лучший подарок женщинам.

Беседовала Елена КОЛТУНОВА.