Номер 13 (1545), 3.06.2021

Из истории благотворительности можно почерпнуть много полезного

Нищета проявляют себя не столько в количестве просящих подаяние (хотя в нашем городе мы видим, как много таких людей), сколько в элементарной нехватке самого необходимого во многих семьях. Страшная сама по себе, нищета демонстрирует еще и беспомощность власти и общества, становится одним из факторов, которые дестабилизируют жизнь. Ведь материальный недостаток, невозможность честным трудом заработать на пристойное существование или обеспечить достойную старость, порождает и воровство, и бродяжничество, и попрошайничество, и алкоголизм с наркоманией. Но главная беда нищеты заключается в том, что она порождает ощущение бесперспективности существования как такового.

Однако даже в пору экономических неурядиц влияние нищеты можно самортизировать, и способ этот хорошо известен. Это благотворительность — система действий, имеющая целью оказание помощи тем членам общества, которые в силу разных причин лишены возможности своими силами обеспечить себе минимум средств существования. Именно благотворительность — наряду с ускорением экономических преобразований — является одним из основных факторов, которые способны уменьшить риск социальных возмущений.

К сожалению, благородное это понятие (благо-творить — дарить добро) во многом дискредитировано в глазах населения деятельностью некоторых т. н. "благотворительных фондов", которые создаются либо для "отмывания" денег, либо для укрытия средств от налогов, либо — в лучшем случае — под выборы. Как же вернуть этому понятию его благородное значение, а благотворительную деятельность тех, кто на самом деле дарит людям добро, поднять на должную высоту уважения?

Ответ на этот современный вопрос стоит поискать в одесской истории...

Благотворительность в нашем городе имеет давние и прочные традиции. Еще в 1823 году было создано первое благотворительное общество — "Приказ общественного призрения", которое занималось помощью нуждающимся. Но особенный размах эта работа приобрела в начале прошлого века, когда в городе насчитывалось 101 благотворительное общество, 13 попечительств, семь "дешевых столовых", пять сиротских домов, пять дневных приютов, а всего 145 организаций, имевших статус благотворительных. Но главное не в количество, хотя оно и впечатляет, самое важное заключается в том, что все эти организации действовали открыто, гласно и на самом деле помогали нуждающимся.

Что обращает на себя внимание, когда листаешь литературу, посвященную благотворительной деятельности в дореволюционной Одессе? Прежде всего — конкретность и адресность названий, которые четко указывают на "специализацию" благотворительных структур. Никаких внешне эффектных, но пустопорожних "украшательств", славных имен, за которыми лицемерно скрывается "теневая", "подпольная" сторона, что так, к сожалению, характерно для нашего времени. Вместо этого — строгое и точное соответствие сути.

Например: "Общество призрения детей, занимающихся нищенством на улицах Одессы", или "Общество повсеместной помощи пострадавшим на войне (солдатам) и их семьям" и т. п. Не правда ли, из самих названий четко следует, чем конкретно занимаются эти организации?!

Теперь — о самой благотворительной работе. Возьмем в качестве примера "Общество пособия бедным на Пересыпи", которое действовало в районе, охватывающим Пересыпь, Куяльницкий и Хаджибейский лиманы, где проживало 40 тысяч граждан (почти десятая часть населения города), многие из которых относились к числу неимущих. Изучая документы этого Общества, поражаешься уже тому, как четко была организована его структура, с минимумом бюрократизации. Весь район был разбит на 22 участка, что давало возможность нуждающимся обращаться непосредственно к ближайшему члену Общества за помощью. После быстрой (но обязательной) проверки обращений такая помощь выделялась. Чаще всего нуждающимся выдавались хлеб и уголь; детям давали преимущественно мясо и молоко, чай и сахар. Общество выделяло средства для лечения и кормления бедных рожениц, погребение умерших. За счет Общества приобретались билеты больным, которые нуждались в лечении морскими ваннами. Общество оплачивало обучение в университете и средних учебных заведениях в тех случаях, когда несвоевременный взнос платы грозил бедным студентам или учащимся исключением...

Заботилось Общество не только о повседневной, но также и о духовной жизни своих подопечных. Для них было организовано пять пунктов, где в праздничные и выходные дни устраивались чтения, которые весьма охотно посещали малограмотные или вовсе неграмотные бедняки; для пересыпских детей проводились елки, где они могли не только развлечься, но и получали в подарок игрушки, сладости, книги, а самые бедные — одежду и обувь. Мне как-то довелось беседовать с одной из жительниц Пересыпи: она спустя 70 с лишним лет помнила, какое красивое платье получила в подарок на одной из таких елок!

Подобных обществ, как уже указывалось, действовало в городе почти полторы сотни, и все они работали в условиях предельной гласности. Дело не только в том, что буквально каждое доброе дело благотворителей не обходилось без внимания журналистов; куда важнее, что регулярно публиковались отчеты о деятельности благотворительных организаций, из которых становилось ясно, на какие именно цели ушли деньги пожертвователей. Скажем, упоминавшееся уже "Общество пособия бедным на Пересыпи" с 22 ноября 1909 г. по 1 января 1911 г. получило пожертвований на сумму 1922 рубля 51 копейка (обратите внимание на исключительную точность во всем — и в датах, и в суммах). При этом по подписным листам и книжкам членов Общества (таковых насчитывалось 267) было собрано 325 руб. 32 коп.; "вынуто из кружек" — 80 руб. 63 коп.; получено на детские убежища — 400 руб. 76 коп.; на устройство вечеров и гуляний — 216 руб. и т. п.

Соответственно расшифровывались и траты Общества. При такой системе отчетности (ныне говорят — "прозрачности") и речи не могло идти о каком-либо "отмывании" денег.

Да и к чему было "отмывать" деньги, если среди пожертвователей значились самые известные и уважаемые люди города: граф Толстой, граф Шувалов, градоначальник Толмачев, командующий войсками Одесского военного округа граф Мусин-Пушкин и др. Много было также предпринимателей, банкиров: Ансельм — директор Одесского учетного банка, Робина — владелец известного кафе-кондитерской, Ашкенази — владелец Банкирского дома и др. Но самой многочисленной категорией пожертвователей была одесская интеллигенция. Тут можно встретить много славных имен: статистик Бориневич, профессор Варнеке, преподаватель Катаев (отец знаменитых братьев-писателей) и десятки других. Эти люди не только создавали благотворительные учреждения и руководили ими, они также формировали общественное мнение, а многие были, по современной терминологии, волонтерами. Понятно, конечно, что абсолютное большинство нынешних представителей интеллигенции, в отличие от своих дореволюционных предшественников, просто не могут себе позволить совершать благодеяния в материальном плане (многие из них сами, скорее, относятся к категории нуждающихся), но как не хватает нынче нашему общественному движению высоты помыслов и духа!

Надо учесть, что в царской России не было какой-либо системы налоговых льгот для благотворительной деятельности, и пожертвования были, можно сказать, образом жизни. Некоторые купцы или капиталисты, отдавая деньги бедным, как бы искупали этим "грехи первоначального накопления". Порою к благотворительности людей приводило сильное личное горе. Исследовательница Елена Голубева приводит такой пример. Известный купец Герасим Хлудов, потеряв единственного сына, пожертвовал городу несколько сотен тысяч рублей и огромный участок земли. Дочери Хлудова продолжали жертвовать городу и после его смерти. В результате на площади более трех гектаров вырос целый благотворительный городок, где перед Первой мировой войной в бесплатных квартирах проживали 570 человек, в основном вдовы с сиротами, в приюте размещались 105 человек, 60 девочек обучались в ремесленной школе, а начальная школа пестовала 95 учеников.

В общем же как в отдельных городах, так и в целом по стране к началу прошлого века благотворительность стала считаться "хорошим тоном". Настолько, что не могла оставаться от этого в стороне даже императорская фамилия: достаточно вспомнить деятельность Ведомства императрицы Марии Федоровны. Императорская семья патронировала такой гигантский проект, как Воспитательный дом, причем это был именно патронат; царственный попечитель если и давал средства на содержание того или иного учреждения, то лишь наряду с другими жертвователями, и далеко не всегда его вклад оказывался самым крупным. Благодаря всему этому в дореволюционной России размах благотворительной деятельности был вполне сопоставим с целыми промышленными отраслями, где "крутились" миллионы полновесных рублей.

Итак, что же можно вынести из исторического опыта в сфере благотворительности?

Широкий охват нуждающихся, адресность помощи, гласность и открытость, массовое участие в этом процессе частных лиц, включая представителей высшей власти — и это далеко не полный перечень принципов, которые следует использовать в нынешней работе.

Взять ту же "прозрачность". Хорошо известно, что в наш город достаточно регулярно по самым разным каналам поступает т. н. гуманитарная помощь. Но гораздо менее известно, куда и по каким принципам она распределяется. И почему в ларьках и контейнерах периодически можно встретить товары явно "гуманитарного происхождения"? А ведь избавиться от подобных подозрений очень просто: достаточно ввести правило публиковать в прессе отчеты о получении и распределении "гуманитарки", и тогда легко будет проверить — дошла ли она по адресу и как ею распорядились.

Но, конечно, самые лучшие намерения так и останутся планами, если благотворительность не станет предметом особой заботы властей всех уровней. И в первую очередь власть должна позаботиться о создании благоприятного общественного климата. И тут можно многое перенять у предшественников.

Например, особо отличившимся на благотворительной ниве присваивать звание "почетного гражданина", которое давало бы преимущества при ведении бизнеса. А почему бы не вспомнить о налоге на азартные игры: с каждой распечатываемой колоды карт определенный процент отчислялся в пользу "богоугодных заведений"? "Разве не прекрасная идея — облагать благотворительным налогом людские пороки?", — замечает Елена Голубева, и трудно с нею не согласиться.

А какие доходы можно было иметь с еще одного вида "азартной деятельности", если воспользоваться опытом полицмейстера Огарева, о котором рассказал знаменитый художник Константин Коровин. Однажды к полицмейстеру обратился с хлопотами о сыне местный купец. И в процессе разговора как бы нечаянно уронил к его ногам увесистый пакет. Полицмейстер велел его поднять:

" — Дай-ка сюда, — говорит Огарев, берет пакет, разрывает. — Деньги тут. Сколько?

— Пять тыщ, — отвечает побледневший Мелюшин...

— Пять тысяч, верно. Ну-ка, ты, первой гильдии, давай-ка еще пять: и всем говори, коли хочешь — на всю Москву ори...

Изумленный Мелюшин лезет в карман и достает еще пять тысяч.

Огарев садится за стол.., что-то пишет, вкладывает деньги и письмо в большой конверт.., встает, подходит к Мелюшину.

— Ты купец первой гильдии, домовладелец, ты, батюшка, человек богатый. Отнеси-ка ты этот пакет в сиротский дом, что на Девичьем поле, и там возьми расписку. А в письме сказано, что ты, Мелюшин, жертвуешь сиротам десять тысяч рублей. Понял? И знай: сын твой здесь будет".

Да, если использовать этот ресурс, то, пожалуй, вскоре можно будет обойтись и без гуманитарной помощи и даже без международных грантов...

Это, конечно, шутка, но если говорить серьезно, то тема благотворительности заслуживает, по меньшей мере, того, чтобы ее касались не только тогда, когда какой-нибудь богатый "дяденька" решит в очередной раз покрасоваться перед телекамерами. Исторический опыт дает в этом плане массу положительных примеров.