Номер 38 (1431), 26.10.2018

Ким КАНЕВСКИЙ

НЕПРЕДСКАЗУЕМОЕ ПРОШЛОЕ,
или ИСТОРИЧЕСКИЕ ФАНТАЗИИ

(Окончание. Начало см. "Порто-франко" от 12 и 19 октября с. г.)

5.

Партии в Одессе вырастали, как грибы после дождика. И призывали молодёжь под свои знамёна.


Одесса и в этом оставалась Одессой: наряду с вполне традиционными появлялись и совсем уж экзотические объединения. К примеру, партия мирового рассвета. Или партия одесских безработных. Или - партия беспартийных (!) социалистов. О левых и правых социал-революционерах, о конституционных демократах, либерал-демократах, марксистах-меньшевиках, марксистах-большевиках и межрайонцах, об анархистах и анархо-синдикалистах, бундовцах и прогрессистах и толковать нечего.

Тогда, сто с гаком лет назад, игра жизни на рынке истории привела и к своеобразной социальной моде - юношество и молодёжь, по образу и подобию взрослых, сбивались в организации. Это придумала не партия, это придумала природа. Но весной-летом-17, в духе военного и революционного времени эта социальная мода приобрела идейно-политическую окраску. Традиционно восприимчивые к моде вообще, юные одесситы высоко подняли головы. И рядом с ассортиментом политических партий явились миру молодёжные союзы. Официальная история КПСС-ВЛКСМ, прежде чем сгинуть с ними вообще, с самого начала изображала вождей и актив пафосно-монументально. И, признаться, совершенно не жизненно. В реальной жизни они были простыми смертными людьми - во всём разнообразии суммы человеческих качеств. Не ведая о будущем своём величии и трагизме, они просто жили. И потому в дальнейшем для их компрометации вполне достаточно было вырвать из контекста некоторые реальные детали их жизни. У кого-то была другая фамилия. И любовница. Кто-то пил мертвую. Кто-то болел чем-то нехорошим.

ИЗ ПИСЬМА К АВТОРУ

ветерана партии и комсомола тов. Калюжного-младшего: "...Тех одесских комсомольцев, которые стали героями революции и гражданской войны, потом были ошельмованы и даже казнены, а теперь реабилитированы, я помню самыми обыкновенными ребятами. Я был мальчиком и жался к тем, кто постарше. А они лет в пятнадцать - семнадцать уже работали на заводах. И наполняли свой досуг по-разному. К примеру, в дождик курили и беседовали в воротах нашего дома на Московской, с гитарой. Когда и бутылочка позвякивала. И словечки разные отпускали. Иногда какой-нибудь гимназист провожал из центра города пересыпскую девушку и заходил, по их мнению, слишком далеко. А нужно вам заметить, в тёмное время суток к нам и полицейские старались не заходить. Пересыпская вольница имела своеобразную репутацию, рабочая молодёжь наша была здоровенной и непредсказуемой. И вот старшие ребята посылали меня, дабы болтаться под ногами этого гимназиста. Ему надоедало, он меня отшвыривал. Тогда выходили они из ворот. Ты, говорили, чего маленьких обижаешь! И обращали в постыдное бегство. Правда, тогда лежачего не били. И ноги в ход не пускали. А среди них были будущие комкор (генерал-полковник) и главный разведчик СССР. И зам. наркома тяжелой промышленности, и секретарь ЦК ЛКСМУ..."

И вот эти юные и молодые граждане оказались на разломе времен. В цирке и парках, на площадях и бульварах, на базе культурологических и спортивных клубов, антиалкогольных обществ и даже танцевальных залов забурлили дискуссии и митинги, лёгкие, умеренные до сильного - т. е. до мордобоя. Касалось всё это и рабочей молодёжи, попадавшей в поле притяжения социал-демократов-большевиков.

Следует заметить, что молодые заводчане куда менее охотно, чем гимназисты, реалисты и студенты бросались во все дискуссионные тяжкие. Поскольку менее всего были к этому готовы в смысле знаний и речевых характеристик. Но мода набирала обороты - в райком на Пересыпи (Московская, 55) ребята приходили охотно. Возглавившие работу матёрые вчерашние подпольщики, казематники, политкаторжане и ссыльнопоселенцы средней руки, впервые жизнедействующие открыто, довольно долго не придавали особого значения этой гоп-компании. Их использовали для связи и прочих мелких политически-неквалифицированных процессов. Становилось тесновато и шумно. И в сентябре-17 РК переехал на Бажакина (угол Церковной), в помещение бывш. трактира "Приятель", сами стены которого ещё долго источали привлекательное амбрэ...

Вообще говоря, идея единого молодёжного союза родилась вовсе не в СССР: ещё с лета 1917-го солидные либералы и демократы Одессы рекомендовали передовой молодёжи объединиться не по идейным симпатиям, а по возрастному принципу. Но уж там хорош был в своё время Маркс, плох ли, а только в конце концов возрастного единства у молодёжных сообществ не вышло - возобладала классовая дифференциация. Старшие товарищи помогли. И тут официальные биографы не лгали. Но ведь это - в конце концов. А тогда СУС, ССМ, ССРМ и МОРЕВИНТ (союз учащихся социалистов, союз социалистической молодёжи, союз социалистической рабочей молодёжи и Молодой революционный интернационал) всё же объединились. И именно по возрастному принципу. И прозывался союз едино: союз социалистической рабочей молодёжи. Да-да, социалистической, а не коммунистической. Впрочем, и будущая РКП(б)-ВКП(б)-КПСС в то время ещё и сама прозывалась РСДРП(б).

ИЗ ПИСЬМА АВТОРУ.

"Комсомол, как известно, родился осенью 1918 года. А наш союз - раньше. В июле семнадцатого года на улице Старопортофранковской, № 14, в ремесленном училище состоялось собрание, на котором мы объединились в этот самый ССРМ. Конкретно нашей группой там руководил Виктор Крайний, который был немного старше нас, в 1914 году был исключен из гимназии за агитацию против военного займа, работал в большевистском Пересыпском райкоме. Благодаря, главным образом, его принципиальной позиции и авторитету собрание приняло именно такое название союза. Потому что в ходе прений предлагалось его назвать просто социалистическим, без "Р" - "Рабочей". Крайний несколько раз брал слово по этому поводу. Мы аплодировали ему и топали-свистели, когда ораторы предлагали считать нас просто социалистической молодёжью. По его команде мы покидали собрание, толпились в коридоре. Нас просили вернуться. Мы тянули время, пока после смены с заводов не подоспели молодые рабочие. И при голосовании наша взяла.

В. Далин".

ДЛЯ СПРАВКИ.

В. Крайний (М. Шнайдерман), одессит, учился в гимназии с Ю. Олешей, который рассказал о нём в книге "Ни дня без строчки". Член партии с 1915 г., нелегал. Активно работал с молодёжью, играл ведущую роль при создании ССРМ. Участник январского восстания в Одессе. С приходом немцев весной 1918 г. был направлен на Северный Кавказ, где работал зам. председателя ЦИКа Кубано-Черноморской (Северо-Кавказской) республики, секретарём крайкома партии и членом реввоенсовета 11-й Красной армии. В октябре 1918 г. расстрелян советским мятежным главкомом Сорокиным вместе с правительством и ЧК республики. Ему было двадцать лет. Это событие и его участники ярко отражены в трилогии А. Н. Толстого "Хождение по мукам" ("Восемнадцатый год"), в романе А. Первенцева "Кочубей", в киноэкранизациях этих произведений и в многочисленных научно-исторических и публицистических изданиях. Похоронен в Пятигорске. Одна из улиц названа его именем.

6.

Итак, ещё раз: союз стал общим-единым. И социалистическим, а не коммунистическим. Много позднее, когда постимперская демократическая эйфория сменилась предчувствием боевой схватки, партии стали энергично растаскивать молодёжный резерв по своим позициям. Дружба-приятельство молодой интеллигенции с юными пролетариями на предмет их просвещения и роста культуры не вышло. Но именно так и тогда родился виновник нынешнего юбилея. И было это в Одессе задолго до известного московского съезда, провозгласившего комсомол: летом-осенью 1917 года. Ну, полно те, могли ли официальные историки СССР признать первенство Одессы в таком деле?! Его поделили Питер и Москва.

ИЗ ПИСЬМА АВТОРУ:

"Пересыпский райком поручил нам, молодым рабочим, создать молодёжные организации на предприятиях и связаться с другими районами Одессы. Можно сказать, мы и были первыми - Острой, Калюжный, Чесноков, Сапирштейн и Дерёчин. Мы дружили с ребятами завода Гена, Белино-Фендриха, судоремонтного общества РОПИТ, пробочного завода Викандер и Ларсон ("Большевик"). Добились, чтобы в фабрично-заводские комитеты выбирались представители молодёжи. Это была новинка, наша метода перекинулась и на другие предприятия, в городе и на Молдаванке. Довольно быстро мы обрели авторитет. Но на том общем собрании, на Старопортофранковской, мы уклонились от участия в президиуме и разместились в зале, поскольку товарищ Крайний нас предупредил о том, что разговор может пойти всяко-разно и нужно будет влиять на зал и голосование. Дело ещё в том, что многие делегаты, молодые рабочие ещё находились на рабочих местах своих предприятий. Вот и приходилось всячески тянуть время и даже бузить. Мы воспользовались опытом срыва апрельского меньшевистского митинга против Первомая и опять разложили на рельсах боевые патроны. На выстрелы публика выбежала из помещения. Правда, на этот раз обошлось без патруля. Но время мы потянули основательно. А там подоспели со смены работяги. И в борьбе за букву "Р" в названии союза мы победили...

Макс Сапирштейн, 11 ноября 1978 года".

ДЛЯ СПРАВКИ.

М. Сапирштейн, член КПСС с 1917 года, член ВЛКСМ с 1918 года, один из создателей ССРМ и его боевой дружины. Участник январского восстания и двух подполий в Одессе, армейский политработник на гражданской войне. Был на комсомольской, партийной и военной работе. В конце 1930-х репрессирован. В 1950-е реабилитирован. Член одесской секции литобъединения старых большевиков ИМЛ при ЦК КПСС. Оставил подробные и чрезвычайно интересные, хоть и не вполне совпадающие с общепринятыми в СССР, воспоминания о рождении и первых шагах комсомола. Персональный пенсионер союзного значения.

Литературное объединение старых большевиков ИМЛ при ЦК было создано после ХХ съезда, как бы поставившего как бы точку в том, что буревестник революции тов. Горький называл свинцовыми мерзостями русской жизни. Это был по-своему мудрый ход: собрать выживших-реабилитированных в Москву, создать им условия жизни и творчества, дать по пишущей машинке (а кому нужно - и машинистку-стенографистку) с партпоручением писать. Всё! Что было! Как было! Честно! Чтобы ничего не ускользнуло от истинной наконец-то истории... А рукописи сдавать в ИМЛ. Принимались, по всей видимости, и другие меры для того, чтобы ветераны меньше болтали и не встречались с журналистами - особенно с иностранными. Но на всякого, знаете ли, мудреца довольно простоты. Некоторые из участников событий, отказываясь от встреч с одесскими партбоссами, охотно встречались и переписывались со мной. И я получал экземпляры их рукописей. Одна из них принадлежит участнице событий, сестре В. Крайнего Э. Лубоцкой. При белых она была арестована контрразведкой, осуждена по "Процессу семнадцати" к вечной каторге и освобождена конниками Котовского. А девять её товарищей были казнены, о чем свидетельствует мемориальная доска на фасаде бывш. гормилиции, сохранившаяся почему-то (очевидно, по недосмотру властей). Несколько цитат из рукописи Эммы Рихардовны пусть напоследок познакомят интересующихся статистикой и именами комсомола конца гражданской войны и начала НЭПа.

"Седьмого февраля двадцатого года нас, оставшихся в живых, освободили из тюрьмы. На свободу вышли товарищи Игнат, Гарин, Югов, Барг (Раиса, сестра казнённой Полины Барг), Лепов, сёстры Бичман, Камергородская. С армией пришли в Одессу наши ребята, мобилизованные на фронт. Из подполья вышли уцелевшие товарищи. Для нас выделили помещение увеселительного заведения "Наш уголок" в Колодезном переулке, № 12. А 10 февраля мы провели первое легальное заседание губкома комсомола в особняке на ул. Жуковской, № 21. Было решено расформировать боевую дружину и перерегистрировать членов союза. Причём, таковыми считать только тех, кто был на фронте или работал в подполье (им тогда ещё в голову не приходила наша "гонка процента до ста". К. К.). 15 февраля мы провели собрание комсомольцев, бывших на фронте и в подполье. Перед нами выступил также вышедший из подполья секретарь губкома партии тов. Ян Гамарник. Был избран комитет, в который вошли Игнат, Васютин, Ларский, Поляк, Грановский, Далин и Каневский. 19 февраля мы похоронили товарищей, замученных контрразведкой по нашему процессу. Их провожала вся рабочая Одесса.

Конечно, после всего пережитого хотелось немного отдохнуть. Но с этим ничего не вышло. В марте мы начали выпуск своей газеты "Молодой рабочий". К сожалению, удалось выпустить только два номера. Обстановка в разоренном городе была тяжелой, не хватало топлива и сырья для предприятий, свирепствовал тиф. Действовало белогвардейское подполье. Бандиты в уездах терроризировали население, мешали подвозу продовольствия и работе транспорта. На все эти участки направляли комсомол, который был военизирован. Мы несли патрульную службу, работали по связи с ревкомом, районными комиссариатами и воинскими частями, содействовали в борьбе с преступностью. В мае открылся 2-й съезд КСМУ, делегатами которого от Одессы стали Игнат, Силин, Каневский и Ворошилов (Филатов). Тогда же на нас свалилась польская кампания, опять зашевелился Врангель, из Крыма приходили его корабли и вели огонь по Одессе. Не исключался белый десант, комсомол города перешел на казарменное положение. Мы организовали прожекторные команды, провели мобилизацию молодёжи на Западный фронт, влились в личный состав береговых батарей.

...Третий губернский съезд наш открылся в оперном театре 21 апреля 1921 года. Участвовали 380 делегатов. Нас приветствовали представители молодёжи Франции, Швейцарии, Германии, Румынии и Бессарабии. Мы избрали руководство губкома, в которое вошли Васютин, Борисов, Гладков, Барабаш, Морозов, Ухожанский, Костенко, Гиммельфарб, Силин, Симинская, Александровский, Леонидов, Караваев, Рославлев и Ефимов. Этот съезд завершил полосу нашей биографии первых годов революции. На нём был принят ряд документов, подводящих итоги сделанного и намечающих планы на будущее. В числе их была и новинка, придуманная тогда нами: символическое письмо к комсомольцам пятидесятых годов. Оно было зачитано и заложено в отполированную гильзу снаряда, которую нам подарили батарейцы береговой артиллерии за помощь в защите города..."

P. S. Текст этого письма и его судьба автору не известны.