Номер 43 (939), 14.11.2008

"ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СМЕЕТСЯ", И ЗРИТЕЛЬ, КОТОРЫЙ РЫДАЕТ

Поставив спектакль по роману Виктора Гюго "Человек, который смеется", наш Русский театр оказался "впереди планеты всей".

Нет ничего удивительного в том, что героев этого романа до сих пор никто не пытался вывести на театральные подмостки. Ведь даже телесериалы бессильны передать нюансы повествования, интонационный словарь эпохи, ее моральный климат, позицию автора, которая едва ли не интереснее рассказанной им истории. Ну как передать средствами сцены, например, такую авторскую характеристику бродячего актера, философа, поэта и предсказателя Урсуса: "Ходили слухи, будто одно время сидел он в сумасшедшем доме; ему оказали честь, приняв его за умалишенного, но вскоре выпустили на свободу, убедившись, что он всего-навсего поэт... Будучи нелюдимым и вместе с тем словоохотливым, не желая никого видеть, но испытывая потребность поговорить с кем-нибудь, он выходил из затруднения, беседуя сам с собою".

Но знаете, что самое удивительное? То, что в спектакле "Человек, который смеется" заслуженный артист Украины Анатолий Антонюк в отведенные ему минуты существования на сцене играет своего Урсуса именно таким, каким его написал Виктор Гюго. Угрюмый "медведь" (ursus - по латыни) не без труда преодолевает свою мизантропию, решаясь взять на себя заботы о замерзающих детях, Гуинплене и Дее. Рисунок роли почти как у Пабло Пикассо, чей гимнаст в картине "Девочка на шаре" столь же философичен и печален, ему нужен для душевного равновесия некто хрупкий, о ком он бы мог позаботиться...

Урсус появляется в самом начале спектакля даже не на авансцене - на вынесенном в первые ряды партера помосте. Такой прием хоть и подсократил число зрительских мест, зато расширил поле актерской игры, позволил произносить наиболее важные монологи в максимальной близости от публики.

Достойный дуэт А.Антонюку составляет Николай Шкуратовский, исполняющий роль волка Гомо. Урсус философски принял "медвежье" имя, но волка назвал "человеком" (от латинского же homo), не без упрека обществу, в котором во все времена бывает так, что человек человеку становится волком). Все эти кульбиты и завывания в плюшевом костюме могли бы напомнить о ТЮЗовских волках на сцене (поначалу и напоминают), но Н. Шкуратовский, чья пластичность публике давно известна, подкрепляет ее добротной игрой. Эти двое - человек-медведь и волк, который человечнее многих двуногих, оказались лучшими образами спектакля, действительно достойными легендарного романа.

Увы, все остальное, что называется, поставлено с ног на голову. Нет сомнения в искренней заинтересованности романом постановщика спектакля Алексея Литвина (Гюго явно вдохновил его больше Чехова, чья "Чайка" была поставлена Литвиным ранее на той же сцене). Просто задача оказалась слишком сложной. Созданная Литвиным инсценировка сохранила наиболее выразительные диалоги романа, пренебрегая всем остальным. Но в том-то и дело, что пренебречь здесь чем-либо очень трудно. Схему можно было бы заполнить изнутри, только для этого надо обладать талантом и опытом Анатолия Антонюка.

Лорд Дэвид Дирри-Мойр, он же Том Джим-Джек, великолепно прописанный классиком двойственный характер, в исполнении заслуженного артиста Украины Бориса Смирнова как-то удручающе одномерен. Что среди пэров Англии, что среди простого народа, что в покоях Джозианы. Наверное, он поставил себе такую задачу: "Пусть люди видят, что я со всеми одинаков!". Оно и видно.

Молодые же актеры, при всем к ним уважении, в данном спектакле, увы, малоинтересны. Даже блестящая в других постановках театра Татьяна Коновалова демонстрирует явный недостаток душевного опыта для создания образа герцогини Джозианы. И дело даже не в том, что богачка герцогиня бедненько по меркам своей эпохи одета. Все уже научились воспринимать такое несоответствие как необходимую меру условности (за зримый облик спектакля отвечает сценограф Григорий Фаер). Не беда и то, что декорации лаконичны - на ступени лестницы набрасывается покрывало, вот и готовы покои Джозианы. Пусть так. Хуже другое - актриса, не очень понимая, за какой пласт культуры взялась, получив эту роль, откровенно комикует, занимаясь самоповтором, как если бы она все еще играла студентку Катю в современной комедии "Девочки". Однако пресыщенная, противоречивая и при этом совсем не утратившая души и совести герцогиня далеко не идентична какой-нибудь плебейке вроде Кати. Тут смешного мало, тут огромный надобен труд. Иначе, как мы и видим, все упрощается, приобретает плоский и даже пошлый вид. Такая Джозиана не могла бы привлечь внимание самого "Человека, который смеется", ведь у нее, кроме смазливой внешности нет ничего. Но она и не привлекает - кто не читал романа, в жизни не догадается, что Гуинплен не на шутку увлекался Джозианой и даже чуть не забыл о своей слепой возлюбленной Дее (в этой небольшой и довольно-таки схематичной роли довелось увидеть Анастасию Швец). Но если актриса в этом и виновна, то лишь частично: ведь режиссерской помощи ей не поступило.

Не облегчил задачу режиссер и Михаилу Игнатову, исполнителю роли Гуинплена. Многообещающий артист играет на пределе своих возможностей, но все это для него во многом - "китайская грамота". Создать пугающее и одновременно смешащее лицо Гуинплена, изуродованного вследствие хирургической операции, - эта задача совершенно не далась гримерам. Актеру нарисовали поверх щек какие-то тараканьи усы. Хотя они и не портят привлекательной внешности исполнителя, зато и не смешат, и не пугают тем более. Кого насмешит, да просто взволнует этот плаксивый персонаж?

Знаменитая сцена в Палате лордов, где Гуинплен произносит обличительную речь, лишена главного своего пафоса. Ведь пэры Англии уж и готовы поверить оратору, и устыдиться притеснений собственного народа ради личной роскоши (всегда актуально!), но его лицо-маска вызывает у них истерический хохот... На нашей сцене раздаются только вялые смешки. А Гуинплен начинает свой монолог на помосте, почти в зрительском зале, с очень высокой ноты, и умудряется в течение долгого времени удерживать напряжение, и даже повышать его градус, но все заканчивается истерическими рыданиями персонажа. Трогательно, мило, мастеровито. А при чем тут Виктор Гюго с его романом? Впрочем, есть выход. Назовите Джозиану Катей, Гуинплена - Петей, лорда Дэвида Дирри-Мойра - Давидом Эдуардовичем, и все срастется.

Мария ГУДЫМА.

Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.

От редакции. Приглашаем читателей принять участие в дискуссии о новой постановке Русского театра.