Номер 40 (733), 08.10.2004

Игорь ПОТОЦКИЙ

Повесть

(Продолжение. Начало в №№ 29-34, 36-38.)

10

Для меня никогда не существовало диктата моря. Я не смог бы вечно к нему стремиться, как, допустим, Александр Грин. Мне лично больше нравятся урбанистические пейзажи. Вот и центр Одессы я люблю, ведь в нем сохранилась гармония старой архитектуры, поиски талантливых архитекторов, да и большинство старых зданий Одессы сохраняют, как лица старых актеров, свое былое великолепие. И все-таки на них накладывалось, так мне до сих пор кажется, море, ведь они, одесские здания, напоминали морские волны, вспененные прибоем. А окна по ночам загорались, как маяки, передающие грядущим дням свои послания. Я любил наблюдать за силуэтами людей в этих окнах и Витька Корень, друг моей юности, в этом был со мной солидарен.

Он жил в середине Малой Арнаутской, в маленьком покосившемся доме, давно уже пережившем все стадии своей жизни, но с упорством маньяка цепляющегося за продолжение своего существования. Корень называл свой дом "мой флигель", но старался в нем бывать как можно реже. Часто он находил девушек, согласных приютить его, бедолагу. Он просто был создан для их жалостливых взглядов и стонов: маленький, невзрачный, не похожий на героев-любовников. Но на всех одесских девушек героев-любовников не хватало, вот им и приходилось довольствоваться парнями, похожими на Витьку Корня.

Я бы никогда не включил Корня в свое повествование, если бы не его интрижка с балериной Инной Кореневой. Представьте себе, эта великолепная девушка, ощущавшая к себе тягу всех мужчин, сидевших в зрительном зале, нарочито громко демонстрировала Одессе – от Молдаванки до Таирова, что она его любит. Сначала все думали, что она над ним измывается, но тянулись долгие месяцы, а Коренева продолжала безмолвно следовать за Корнем, словно была его тенью. Ее даже вызвал к себе в кабинет директор театра, бывший раньше начальником тюрьмы, и провел с ней долгую беседу, смысл которой сводился к тому, что не следует делать театру антирекламу, якшаясь с разными подозрительными личностями. От этого разговора директор театра весь взмок, постоянно направлял на себя вентилятор, а Коренева сидела безучастная, словно не понимала, что не каждый день к себе в кабинет вызывает хозяин театра, но что было особенно удивительно – не отнекивалась и не давала никаких обещаний исправиться. А ему, здоровому мужику, весьма успешному в карьере, не удалось эту женщину-девочку наставить на путь истины, вот он и был взбешен, кричал, топал ногами, а она сидела на краешке стула, смотрела на потолок и только и говорила: "Могу уволиться".

К тому времени я еще не был Путником, а был юным и несчастным, потому что в любви мне не везло, а Кремень меня наставлял: "На женщин, браток, не следует обращать внимания, а только надобно им внушать, что у них не эффекты, а дефекты, вот тогда-то они и будут твоими". В эти минуты, когда он разглагольствовал с пафосом, выглядел он почти импозантно, будто был интуристом, расторопно пытающимся в Одессе насладиться жизнью. Я просил Кремня на практике продемонстрировать свои слова, он отнекивался, но однажды мы пошли на Приморский бульвар, где совсем скоро подцепили двух студенток, хоть они и не были в восторге от нашего присутствия рядом с ними. Одна из них, Зойка, особенно горячилась и все просила нас свернуть в сторону, но тут мой поводырь гордо сказал ей: "А ты знаешь, что я – Кремень", но она вместо того, чтобы застыть на месте, потеряв дар речи, только всплеснула руками, а потом, рассмеявшись, сказала: "А я – летающее облако". Кремень был повержен, но быстро нашелся; все равно вопрос его прозвучал глухо: "Наверное, девушки – не одесситки?" Тут Алла, подруга Зои, сказала: "Самые натуральные одесситки", при этом и она зло и отрывисто начала смеяться. Другой бы на месте Кремня гордо удалился, но его явно удержало рядом с девушками то, что я был рядом, а в моих глазах он должен был быть победителем. "Я пошутил, – признал он свое поражение, – но это ничего не меняет: у меня нет другого выхода, как влюбить вас в себя". – "Случаем, – спросила Зоя, – ты не из дурдома сбежал?" – "Я что-то слышала, – поддержала Алла подругу, – что трое сумасшедших сбежали из больницы". – "Я там был на экскурсии, – парировал Кремень, – но несколько недель назад". – "И вас там не оставили? – спросила въедливая Зоя. – Наверное, просто свободных мест не было?"

Тут они стали препираться между собой, а в это время Алла взяла меня под руку и поинтересовалась: "Где ты откопал такое чудовище?". А я, покраснев, начал оправдываться и даже насочинил, что мой соучастник по прогулке – талантливый археолог и ведет раскопки... Тут она меня перебила: "Под женскими юбками".

Девушки, как потом выяснилось, были студентками консерватории. Алла постигала игру на скрипке, а Зоя – на виолончели, но это не главное. Я просто выяснил, что никогда законченных придурков не следует брать себе в попутчики.

(Продолжение следует.)

Одесса, 2003 г.

Рисунок Николая ДРОННИКОВА (Париж).