Номер 27 (1516), 3.09.2020

Еще не ушли из памяти времена, когда сочетание "одесские песни" вызывало нервный тик у "товарищей", ответственных за "развитие советской культуры". Самый скромный из эпитетов, употребляемых применительно к этим мелодиям, звучал не оставлявшим надежды приговором "блатные". Когда в 1929 году Леонид Утесов попытался в программе своего джаза напомнить шлягер "С одесского кичмана", он удостоился такого потока "проработок", что ему надолго отбило охоту от исполнения этих песен.

Знаменитый Борис Рубашкин, в силу своей "экстерриториальности" недоступный для советских идеологов и потому имевший возможность петь одесские песни безо всяких экивоков и купюр, 30 лет назад говорил автору этих строк: "Я никак не пойму, кому выгодно считать эти песни "блатными" и не давать им права на жизнь. Если в них встречаются такие слова, как "амба", "крышка", "смыться", так это такой стиль..."

Да, "одесские песни" — это такой стиль. Суть которого гениально сформулировал замечательный поэт Борис Чичибабин: "по образцам отверженного

вкуса схохмился город".

Можно с презрением относиться к так называемому "легкому жанру", но не уйти от факта, что многие песни, рожденные в нашем городе или сочиненные о нашем городе, врезались в память поколений и, благополучно пережив запреты, гонения и критические разносы, сегодня, по сути, явили миру какую по счету молодость. Чтобы не быть голословными, давайте припомним: "Лимончики", "Свадьба в доме Шнеерсона", "Мясоедовская", "Ах, Одесса, жемчужина у моря"... А какие судьбы, какие интереснейшие истории нередко стоят за этими названиями!

Песню "Ах, Одесса..." Модест Табачников сочинил, сидя за столиком в ресторане гостиницы "Лондонская". Музыканты тут же наиграли мелодию, написанную их коллегой на салфетке, и назавтра город запел: "Ах, Одесса, жемчужина у моря...". Кстати, однажды эта песня спасла ее автору жизнь в прямом смысле слова. Бандиты, пытавшиеся на ночной улице ограбить композитора, узнав, что перед ними тот, кто сочинил их любимую песню, тут же отпустили его с миром. Автору же слов "Мясоедовской", Морису Бенимовичу, так и не удалось добиться при жизни признания, и лишь после его смерти заговорили о том, что именно он, а никто другой открыл мелодию лихим припевом: "Улица, улица, улица родная...". А сколько тайн хранят одесские песни, сколько историй и судеб еще предстоит отыскать и открыть!

Об этом думалось во время трехдневного песенного фестиваля, в ходе которого Гарик Кричевский, Валентин Куба, Феликс Шиндлер и другие исполнители — соло и с ансамблями — творчески соревновались в том, кто лучше исполнит сочинения давно минувших дней. Это был не конкурс, а именно фестиваль — состязание, где оценку дает не жюри, а сами зрители, и где в принципе побежденных не бывает.

Песни, звучашие в ходе трех концертов на Морвокзале, давно уже доказали свое право на долгую жизнь. И пока Одесса остается Одессой, тут будут звучать и рождаться одесские песни.

Вот только хотелось бы, чтоб их исполнители ушли от трафаретов; не превращали бы эти песни в тривиальную "попсу" и не злоупотребляли бы псевдоодесской интонацией. Ну нет уже в нашем городе тех, кто разговаривает, как герои Бабеля. "Нормальные" одесситы говорят, не подделываясь под героев еврейских анекдотов, чем так грешат создатели фильмов и сериалов из одесской истории.

Конкретный же совет очень простой: петь от души, от своего естества.

Есть такой старый одесский анекдот.

В первой трети 1920-х нередко на открытых площадках устраивали конкурсы исполнителей песен, в которых могли принимать участие все желающие. На одном из таких мероприятий рискнул выйти на эстраду молодой парень, явно не обладавший певческим дарованием. Но, когда зрители начали шикать, он остановился и бросил в зал: "Шо вы орете?! Я такой же биндюжник, как и вы!" Ответом был гром аплодисментов.

"Одесские песни" так и надо исполнять — как "человек из толпы". Но, разумеется, человек с талантом и вкусом.

Хочется верить, что на следующем таком фестивале таких исполнителей мы и услышим.

А. ГАЛЯС.