Номер 16 (709), 23.04.2004

К 440-летию СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ УИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

Шекспировский театр – это Чудесный ящик редкостей, здесь мировая история, как бы по невидимой нити времени, шествует перед нашими глазами...

>Иоганн Вольфганг Гете.

Первый раз я познакомился с творчеством Шекспира, будучи выпускником средней школы в 1956 году. Тогда исполнилось 340 лет как покинул мир выдающийся драматург и поэт, крупнейший гуманист эпохи Позднего Возрождения (вопрос о дискутируемом в течение столетий действительном авторстве 37 драм недоучки из небольшого английского городка оставим за рамками статьи). На сцене нашего Оперного шел "Гамлет" Московского театра им. Владимира Маяковского в постановке Н. Охлопкова. Исполнителем Гамлета (в очередь с совсем молодым М. Казаковым) был Е. Самойлов, в роли Гертруды была занята Г. Григорьева, Полония играл Л. Свердлин. Художник В. Рындин построил на авансцене мощную крепостную стену с тяжелыми воротами, и это символизировало идею мира-тюрьмы, в которой томился принц Датский. Вспомнилось, что в 1866-м – годовщине 250-летия ухода Шекспира из жизни – в Одессе с большим триумфом выступал в роли Отелло друг Шевченко великий негритянский трагик Айра-Фредерик Олдридж. Шекспир прописался в Оперном театре навеки: плафон зрительного зала украшают четыре медальона-картины на темы пьес "Гамлет", "Сон в летнюю ночь", "Зимняя сказка" и "Как вам это понравится"...

Это очень тяжелое дело – перечитывать Шекспира, особенно в подлиннике. К нему просто так не подойдешь. Оно обставлено, обусловлено и, если хотите, даже заставлено специальными словарями, всякими штудиями и толкованиями. Ведь что ни говори, Шекспир – один из самых трудных писателей мира. Не для понимания трудный, а для приятия.

Самая верная оценка объективности эстетического вкуса человечества заключается в том, что мир все-таки сумел признать Шекспира. И это была, конечно, победа зрителя. Ученые приплелись только много-много позже – так, лет через сто. А на пути приятия стояло очень многое: и все-таки почти средневековая мораль (вера в ведьм!), и пренебрежение к внешнему правдоподобию, и чудовищность метафор, и немыслимые сейчас длинноты, и то угождение неизменному вкусу конюхов, матросов и дворни, который нам не только понять, но и принять очень трудно, – все эти отрезанные руки, выколотые глаза, лужи крови. Словом, очень многое стоит между нами и Шекспиром. И надо сознаться, дело тут не только в годах. Мир сумел нащупать и ухватиться за самое главное звено – за ту свободу человека, за то понятие о его самостийности, которая из всех елизаветинцев присуща только Шекспиру. Она-то и побеждает все. Человек абсолютно свободен и ничем не обременен – вот одна из главных мыслей Шекспира. Он знал и чувствовал это всем существом, когда садился писать свои невероятные кровавые истории. Его любовь к Италии идет именно отсюда. И Меркуцио, и Ромео, и Джульетта, и мудрая прекрасная Порция, и благороднейший Антонио абсолютно свободны. А вот Шейлок (из того-же "Венецианского купца") – нет! Был у нас такой очень крупный театральный критик, Кугель. Вот он как-то написал о Шейлоке, что его трагедия состоит совсем не в том, что он не знает, идти или не идти ему на карнавал, а в том, что он просто немыслим на этом карнавале. У него, единственного из всех действующих лиц, нет свободы выбора. Он обречен. Он может что угодно, пожалуй, сделать с Антонио, но с собой он уже ничего не сделает, он неприемлем для этой жизни. Его друзья и враги находятся по ту ее сторону. Значит, он обречен и внешне, и внутренне. Это ужасные олова "немыслим на карнавале", и Шекспир это понимал.

В этой стране он находил ту легкость и раскованность, которой так не хватало ему в его 52-летней жизни, жизни сына перчаточника, потом актера, затем режиссера и, кажется, меньше всего писателя и драматурга. Подмостки он не любил и покинул их при первой же возможности. А между тем театр дал очень многое Шекспиру, ровно столько же, сколько и Шекспир театру. Можно с уверенностью сказать, что сразу понять и, так сказать, поднять Шекспира со страницы, с печатной строки невозможно. Он меньше всего автор для чтения про себя, его творения обязательно нужно видеть. Только после того, как вы войдете в волшебный мир театра, в этот лунный рай заштопанных кулис, услышите перезвон рапир, увидите череп в руках Гамлета и ночник в руках леди Макбет, у вас вдруг раскроется внутреннее зрение, орлино обострится слух, и вы, придя со спектакля, будете читать, читать и перечитывать самого великого, мудрого, человечного драматурга христианской эпохи. Вы найдете в нем такие глубины, о которых вы знали всю жизнь, но никогда не догадывались, что знаете. Но это все потом, потом! Мне посчастливилось "увидеть" его много, много лет тому назад в постановке прославленного режиссера знаменитого театра, где играли выдающиеся актеры.

Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.