Номер 05 (595), 01.02.2002

И. МИХАЙЛОВ

11. Предсказание монахини Святой Екатерины

(Продолжение. Начало в №№ 47-52, 1-4.)

Иоанн и Александр возвратились в обитель только поздно вечером. Весь день оба неистово молились, а когда село солнце, бродили по Святому граду, с каждым шагом припоминая Евангельские притчи из жизни Христа.

Пока Серафим готовил немудренную трапезу, Теофил хлопотал в келье: убирал мусор, мыл каменный пол, стелил постели новым постояльцам. Намаявшись, Иоанн тотчас же крепко заснул. Александру, несмотря на усталость, не спалось. Тяжелые и грустные воспоминания терзали душу, не давали успокоения даже здесь, на Земле, откуда всему Человечеству было указано "о всепрощении и братской любви".

Да, он знал о готовившемся заговоре против отца, но не только не противился преступлению, напротив, ждал с нетерпением той злополучной ночи. Потом последовала череда подлых предательств друзей-единомышленников; а как он поступил с одним из выдающихся государственных деятелей своей эпохи – Сперанским; сколько было просчетов военных и политических, и только, когда "умыл руки", русская армия во главе с Кутузовым прогнала Наполеона. А отношения с Марией? Сколько слез пролила любимая женщина из-за его бесчисленных амурных интрижек, оскорблявших чистые чувства яркой и самолюбивой Нарышкиной.

Александру показалось, что в келье душно. Он вышел в небольшой монастырский садик и присел на скамейку. Ночь выдалась теплой. Небо заволокло тучами, как видно, собирался дождь. Контуры каменных строений были едва различимы сквозь кромешную тьму.

Внезапно Александр почувствовал, как чьи-то сильные руки больно сдавили ему горло, заткнули рот тряпкой и на голову надели мешок. Затем его взвалили на чью-то спину и быстро потащили по узким улочкам спавшего города...

Граф Остен-Сакен, по-видимому, не случайно сделал нижеследующие дневниковые записи в конце 1865 года. К тому времени не стало таинственного старца Федора Кузьмича, большинство участников описываемых событий либо ушли из жизни, либо состарились и были забыты. Как бы то ни было, мы благодаря дневнику влиятельного русского царедворца знаем о том, что случилось в ту иерусалимскую зиму.

"...Иоанн сперва решил, что Его (Александра – И.М.) выкрали разбойники-арабы, промышлявшие этим преступным делом. Они почти безошибочно распознавали среди христиан богатых богомольцев, требуя за их освобождение немалые деньги.

Вскоре он отказался от этой версии, когда выяснил, что послушники Серафим и Теофил в ту ночь бесследно исчезли. Подозрение пало на этих монахов. И все же у Иоанна были сомнения: станут ли молодые послушники похищать в Святом граде христианина ради денег? Иоанн рассказал обо всем иегумену Михаилу, настоятелю подворья. Преподобный Михаил рассеял сомнения Иоанна, откровенно заметив, что отроки Серафим и Теофил совершили сей поступок во имя Господа нашего Иисуса Христа..."

На этом я позволю себе прервать цитирование уникальвого документа и спросить: каким образом похитители дознались, что русский богомолец не просто "важный барин"? К сожалению, Дмитрий Ерофеевич ничего об этом не пишет. Попробуем рассудить так: за пределы России эту тайну увезли два человека – Мария Антоновна Нарышкина и доверенное лицо бывшего императора и его духовный единомышленник Иоанн.

Скорее всего, граф Остен-Сакен знал значительно больше, чем доверил страницам своего бесценного дневника. И хотя Мария Антоновна скончалась еще в 1854 году, Нарышкины и Потоцкие все еще были влиятельными вельможами. Кроме того, Остен-Сакену была, судя по всему, не безразлична память о Марии Антоновне. Таким образом, Дмитрий Ерофеевич преднамеренно обходит молчанием этот чрезвычайно щекотливый вопрос.

Читатель вправе поинтересоваться: кому и зачем Нарышкина выдала строжайшую государственную тайну? И тогда я решил: если в дневнике графа ничего об этом не сказано, то, возможно, следует искать ответ в его переписке с Федором Кузьмичем.

Писем оказалось немало, но их язык представляет загадку. Одно письмо привлекло мое особое внимание. Оно было написано в декабре 1855 года. Это, пожалуй, единственное, что я смог понять. Весь остальной текст – сплошной код. Я догадался лишь о том, что, будучи военным специалистом, граф Дмитрий Ерофеевич, вероятно, использовал специальный шифр, составленный на основе знаний новых и древних языков.

Это – моя гипотеза. Нужна была серьезная и квалифицированная консультация. Я снял тщательную копию с письма и отправился с ней в Москву, в академию Генерального штаба. В этом престижном учебном заведении работает знаток различных шифров, военный историк и лингвист Павел Семенович Вернигора, который любезно согласился мне помочь.

И вот, что мне стало известно. Мария Антоновна Нарышкина умирала долго и мучительно. Лучшие русские и иностранные медики старались облегчить ее страдания. В один из дней, когда Нарышкиной стало немного лучше, ее посетил граф Остен-Сакен, и тогда смертельно больная рассказала ему о том, что произошло с ней в стенах монастыря Святой Екатерины.

...Уже на третий день после прибытия на Синайский полуостров едва успевшей прийти в себя после исключительно тяжелого пути русской княгине настоятельно посоветовали встретиться со старейшей обитательницей монастыря Анастасией, древней старухой, давно позабывшей о своем возрасте.

Келья "христовой невесты" поражала убогостью даже среди весьма жалкой обстановки известной обители. Старуха полулежала на узкой кровати, покрытой циновкой. Если взглянуть на ее лицо, не будучи зараннее предупрежденным, можно было испугаться, серьезно приняв ее за ведьму. Крючковатый длинный нос на чрезвычайно иссохшем лице, изрезанном глубокими морщинами; острый, выдававшийся вперед подбородок; почти квадратные, глубокие, как две дыры, глаза, лишенные бровей, долго и пристальао глядели на Марию Антоновну, не моргая.

Анастасия вынула из холщевой накидки длинную, сухую, как жердь, руку со скрюченными пальцами. Ею она указала на табурет, стоящий напротив небольшого зеркала, висевшего на стене.

Нарышкина села, дрожа всем телом не то от страха, не то от волнения. Старая монахиня на сносном французском велела Марии сидеть, не поворачиваясь, и смотреть в зеркало.

Наступила зловещая тишина, Нарышкина, как завороженная, смотрела в старинное зеркало. Стало совсем темно. И вдруг в зеркале Мария Антоновна ясно разглядела лицо своей умершей дочери. София была бледна и сосредоточенна. Она заговорила. Потрясенная Нарышкина не могла вымолвить ни слова. Мария Антоновна слышала голос, который никогда бы не спутала ни с каким другим. София просила мать помочь Анастасии. Девочка свою просьбу повторила дважды, потом лицо Софии исчезло также внезапно, как и появилось.

Когда Нарышкина наконец стала понимать, где находится, то увидела: старая монахиня все так же полулежала, но в ее келье горела толстая свеча, освещавшая убогое жилище.

Прошло еще какое-то время, прежде чем Анастасия вновь заговорила: "Тебе известна тайна твоего возлюбленного, который все еще жив и будет жить еще долго. Ты должна помочь нам обрести успокоение на этом грешном свете, чтобы найти блаженство в Царствии Божьем. Говори..!"

И Мария, как бы против собственной воли, стада рассказывать этой страшной старухе об Александре все, что знала. Потом Нарышкина услыхала: "Храни тайну нашей встречи и знай: Россия еще при твоей жизни будет дважды воевать с басурманами. Сама ты отправишься в Царство Божие, не узнав конца войны. Гроб Господний все еще в руках басурман. Это – проклятье за наши грехи. Ступай..."

Итак, Мария Антоновна при весьма загадочных н необычных обстоятельствах открыла тайну. Но кому? Вот теперь самое время обратиться к дневнику Остен-Сакена.

"...Иоанн узнал, что греки, живущие в Иерусалиме, поддерживают тайную организацию "За веру и Отечество". Даже настоятель обители – их человек. Цель мятежников – независимая Греческая империя и освобождение Священного города от власти Османов... Серафим и Теофил – члены этой организации. По приказу своего командира, узнавшего о прибытиии Его и Иоанна, они совершили злодеяние..."

(Продолжение следует.)