Номер 44 (1040), 12.11.2010

Игорь Потоцкий удивительно плодовит. За последние двадцать лет он выпустил 38 сборников стихов и прозы общим тиражом более 30 тысяч экземпляров. Это не считая огромного количества публикаций в журналах и газетах. Трудно найти аналоги в современной одесской литературе. Сочинения Игоря печатали такие журналы, как "Смена", "Аврора", "Сельская молодежь", "Радуга", "Мурзилка", "Кукумбер", еженедельники "Семья", "Неделя" и многие другие издания. А на страницах одесских журналов, альманахов и газет Потоцкий "прописался" давно и прочно. Звучали его стихи на радиостанциях "Юность" (Москва) и Международном радио Франции. На последнем передавали отрывки из повести "Улица Розье", которая получила высокую оценку читателей и критиков не только у себя на родине; рецензии и отклики на эту книгу были напечатаны в Канаде, Израиле, России, Франции.

Игорь Потоцкий - давний и верный друг нашей газеты, в которой он начал печататься буквально с первых номеров. И нам приятно поздравить Игоря с 40-летием его творческой деятельности. Вечер, посвященный юбилею, состоится 21 ноября в Еврейском культурном центре (ул. Нежинская, 77/79). Помимо юбиляра, в нем примут участие писатель Александр Дорошенко, композитор Людмила Самодаева, баянист Иван Ергиев, скрипачка Елена Ергиева, бард Вадим Ланда. Вход свободный.

Александр ГАЛЯС.

* * *

Любуюсь я твоим прекрасным обликом,

напоминающим внезапный гром,

как будто ты спустилась снова с облака,

застывшим в небе светло-голубом.

Печальная, словно строка начальная,

звучавшая порою невпопад,

приходишь ты мелодией венчальною,

листвой так шелестит весенний сад.

Ты кружишься мелодией отчаянной,

меня вбирающею целиком,

и что-то в тебе смутное и тайное,

как первое свидание тайком.

* * *

Побудь со мной наедине, подруга,

невероятная, как вьюга,

возникшая внезапно в час ночной

впервые на ноябрьской мостовой.

Побудь со мною, не боясь родителей,

подруг и даже сплетен роковых.

Забудь скорей о падеже винительном -

он не коснется больше глаз твоих.

Пусть сходятся вчерашние печали

в свой круг, танцуют лихо до утра,

чтоб днем грядущим их не замечали,

как будто прочь их унесли ветра.

Как легок и возвышен первый снег,

как улица сейчас витиевата.

Свои ладони тянешь ты ко мне,

на них лежат два лучика заката.

* * *

Между гласных и согласных,

Господи, на все согласных,

постигаю я загадки

и отгадки бытия,

ощущая, что мученья

мои были не напрасны,

потому что жизнь прекрасна,

если рядом ты и я.

В шумном городе у моря

я изведал много горя,

но глаза твои сверкали,

как рассветные лучи.

И твои все ноты плыли,

словно фразам, волнам вторя,

а потом их исполняли

трубачи и скрипачи.

Море исстари лукаво,

волны движутся рывками,

где-то рядом с облаками

солнца диск горит для нас.

И течет соната страсти,

опьяненная веками,

между гласных и согласных

не двоясь и не троясь.

* * *

Парк состоял из очень древних лип,

но понимали, как казалось, липы,

что я один любил тебя навсхлип

и, как слепец, имевший голос сиплый.

Но этот сад блаженным был стократ,

ведь он с тобою уготовил встречи

и в глубине ветвей мне все звучат

обрывки недоговоренной речи.

В них нота РЕ, а рядом нота СИ,

но на какой неведомой октаве

тебе обиды все свои простил

и все твои легко забыть заставил?

Какие нам мелодии играл

тот парк, легко распластывая тени,

какие свои замыслы терял,

какие покорял легко ступени?

И ноты плыли, словно стаи рыб,

и облако над парком проступало,

и я один любил тебя навсхлип,

но ты об этом ничего не знала.

* * *

Ночами караулил склады.

Кругом тоскливо и темно,

а за оградой, совсем рядом,

горит в ночи Ее окно.

Я наблюдал за ним с надеждой,

что я увижу, как она

войдет и опадет одежда...

О, как красива и стройна!

Она у зеркала садится,

в постель ложиться не спешит,

и на плечо садится птица,

а на коленях кот лежит.

От тихой нежности я млею

и озираю пост с трудом.

Мне хочется быть рядом с нею

и с этой птицей, и с котом.

Снежинки падают все чаще

и не жалеет вьюга нот...

Я лишь боюсь, что разводящий

быстрее смену приведет.

* * *

Из линий Матисса, влюбленного в женское тело,

ты вся состоишь.

Уверенно ты посмотрела и вдруг повелела

вспугнуть эту тишь.

Сыграла ноктюрн свой вчерашний на память -

из звуков дождя.

И строчку на небе я высек, как пламя,

но лишь для тебя.

И вся ты раскрылась внезапно, как эхо,

что бродит в горах,

для тайного чувства и нежного смеха

на тонких губах.

* * *

Вот в этом городе большом,

где я перед судьбой не каюсь,

пропой мне песенку сверчком,

а я с любой обидой справлюсь.

Я снова стану рифмовать

тебя с собою в час тот ранний,

когда мы будем воскресать

для сладостных воспоминаний.

То воскрешение двоих

не станет праздничным аккордом:

из музыки родится стих -

последний, медленный, не гордый.

* * *

Очарован твоим смешком,

сбитым наспех волос пучком,

красотою твоей татарской -

европейской и азиатской.

Вот ты сердишься у плиты

и глаза твои налиты

темной тучей

из ста созвучий,

где царит только холод дремучий.

Как смешки твои больно ранят -

мою душу они таранят,

чингизханят вновь надо мной,

но тому, вероятно, виной

крик мой, брошенный на расстоянье,

где опаздываешь на свиданье,

где не гасишь в груди рыданье,

что даешь мне любовь в подаянье.

* * *

Твои стрекозиные жесты

я знаю наперечет,

а солнце сегодня по жести

особенно сильно печет.

Но глаз твоих хрупкость литая

особенно веско пронзит,

уже от меня отлетая,

недаром ей выдан транзит.

И голубь приклеится к небу,

кораблик - к спокойной реке.

Я нежно опять и нелепо

к твоей припадаю руке.

Касаюсь губами ладони -

загадочной, как остров Крит.

Веселый кораблик не тонет,

а голубь над нами парит.

* * *

Белым светом я расшевелю ночную полночь,

льющимся из моего окна, за которым

мне не поздно

наблюдать город.

Я ничего не знаю о прохожих,

но где-то ты ступаешь по асфальту,

ощущая с утром схожесть,

населяя карту

города своими шагами,

звучащими из каждой подворотни,

вбирая глазами

овалы, углы и повороты.

И тебе одной рукоплещет

листва, замученная

ночной тоскою,

предрекая встречу

со мною.