Номер 30 (1127), 17.08.2012

Редеют ряды "искровцев". Все меньше тех, кто мог бы поделиться воспоминаниями о работе в молодежной одесской газете. Вот и еще одна потеря: ушла из жизни Людмила Александровна ГИПФРИХ. В историю одесской журналистики она войдет прежде всего своеобразным рекордом - 39 лет (с момента создания газеты) трудилась заместителем редактора "Вечерней Одессы". На этом фоне как-то теряется тот факт, что начинала Людмила Александровна свою журналистскую биографию еще в "Комсомольском племени".

Она обещала поделиться своими воспоминаниями о работе в "молодежке". Но не успела... Придется воспользоваться фрагментами беседы, которая состоялась у нас примерно десять лет назад...

- Журналистика в вашей жизни - это судьба или случай?

- Скорее, случай, ставший судьбой. Хотя теперь, раздумывая над этим, все более убеждаюсь: чувство, что я приду работать именно в газету, возникло у меня очень рано. К тому же многие из моих друзей по поэтическим студиям - Борис Нечерда, Юрий Михайлик, Наташа Стоянова - уже работали в молодежной газете "Комсомольское племя", которая потом стала "Комсомольской искрой".

А случай был такой. Встретила я как-то однокурсницу, которая предложила зайти вместе с нею в СВ. Я сперва не поняла, но оказалось, что СВ - это "Студенческие вести" - рубрика в "Комсомольском племени". Мы зашли, она получила задание, выполнять которое довелось уже мне одной...

Мое вхождение в газету оказалось очень быстрым: я еще училась заочно, продолжала работать в библиотеке, а уже трудилась в редакции...

- После "Старых песен о главном" пошла мода на мелодии шестидесятых; сейчас они кажутся такими наивно-прелестными... И такой же дымкой окутано то время: даже название у эпохи какое мягкое - оттепель...

- А какой была журналистика оттепельной поры?

- Странной она была, наверное, если смотреть сегодняшними глазами.

В массе своей тогдашняя советская журналистика была, безусловно, серой. Но на этом фоне выделялись очень яркие пятна. Что касается столичных газет, то тут и говорить нечего: "Комсомольская правда", "Известия", руководимые Аджубеем, - это была журналистика очень высокого класса. Ведь тогда, чтобы сказать что-то честное и прямое, что-то себе позволить, нужно было обладать громадным мастерством и иметь огромный авторитет. Естественно, добивались такого права единицы, но зато это уже были подлинные мастера.

Однако и наша скромная "Комсомольская искра" была одной из "живых точек" на теле отечественной журналистики. Таких "точек" было в ту пору по Союзу немного - комсомольские газеты на Дальнем Востоке, в Туркмении, в Казахстане - их знали все... В отличие от сталинского времени, когда личность журналиста была напрочь нивелирована, мы уже могли позволить себе делать живую, искреннюю газету. Могли, например, напечатать фельетон "Форменное безобразие", имея в виду милицейскую форму. Правда, после каждого подобного материала начинался перманентный процесс снятия редактора. Но нам в "Искре" на редакторов попросту везло...

Когда я пришла в газету, ее редактировал Ерванд Григорянц - человек умный и смелый. Его потом забрали в Москву, заведовать отделом "Комсомольской правды" и, в общем-то, загубили, поскольку в столице он себя не реализовал. Вспоминаю один наш разговор, уже в семидесятых, когда Григорянц вдруг с тоской признался: "Вот сейчас я бы хотел быть редактором. Потому что прежде от редактора мало что зависело, а теперь от него зависит все".

- Людмила Александровна, не могу вас тут не перебить. Как понять эти слова? Ведь хорошо известно, что после событий 1968 года гайки снова стали закручивать и прежде всего в прессе...

- То ли они устали, то ли уже было предчувствие, что так дальше жить нельзя, но во времена застоя жесткого диктата уже не было, с редакторами стали больше считаться, и тот, кто хотел что-то сделать, мог добиться своего. Да, давление со стороны партийных органов оставалось, но если редактор был сильной личностью, с ним считались. При желании можно было сделать многое, просто опираясь на партийные документы. Слова-то в них были правильные, и, если бы все шло по "букве" партийных постановлений, наше общество имело бы совершенно другой вид...

Но это уже другая тема.

Возвращаясь к разговору, повторю только старую истину: то, что вырастает в трудных условиях, вынуждено быть талантливым, и журналистика тут не исключение.

После Григорянца редактором "Комсомольской искры" стал совершенно замечательный человек - Игорь Лисаковский. Борис Деревянко говорил очень точно: "Мы все не доросли до такого редактора". Он был эрудитом, обладал многообразными талантами и совершенно не умел и не хотел применять тоталитарные методы, которые считались тогда необходимыми, чтобы держать коллектив в узде. А сняли его за то, что газета напечатала статью под названием "Одесса должна быть Одессой", и говорилось в ней, что, возможно, будущие археологи отыщут решетки от Воронцовского дворца на дачах под городом. А эти решетки как раз стояли на даче у тогдашнего первого секретаря обкома партии Синицы. Вы понимаете, что такого простить газете не могли, и Лисаковского сняли. Хотели вообще разогнать весь коллектив, но нас воистину хранил Бог.

Потом прислали редактора из Львова, Олега Приступенко, чтобы он всякие "одесские штучки" прекратил, но и Олег Георгиевич оказался совершенно изумительным человеком, ему очень понравились и город, и газета, так что мы опять вызывали недовольство у вышестоящих товарищей. Впрочем, Приступенко умел строить отношения. А потом редактором стал Деревянко, и при нем тираж "Искры" мы довели до 100 тысяч...

- У каждой газеты есть свои легенды, свои фирменные истории. Наверняка были они и у "Комсомольской искры"...

- Вспоминается история, связанная с полетом космонавта Шонина, уроженца Балты. Дело в том, что полет совпал с подписной кампанией. Мы объявили конкурс между райкомами комсомола, кто сумеет обеспечить наибольшее количество подписчиков, приготовив в качестве приза огромный торт. И победил в этом соревновании как раз Балтский райком. И вот накануне того дня, когда мы собрались вручать наш приз, приехал корреспондент из "Комсомольской правды". Оказалось, что ему нужно ехать именно в Балту. Мы обрадовались: так мы тоже туда едем, можем взять с собой. Он, по всей видимости, сперва отнесся к такому совпадению с некоторым подозрением, но, поняв по дороге, что ни о чем мы, естественно, не ведаем, "раскололся" и поведал, что приехал подготовить очерк с родины будущего космонавта. Честно говоря, он рисковал, выдавая нам военную тайну, потому что, узнай об этом компетентные органы, у московского коллеги могли бы быть неприятности. Но мы, естественно, держали язык за зубами, зато сверхоперативно смогли выдать к полету космонавта целую полосу.

- Журналистский опыт позволяет выработать какие-то профессиональные принципы, если хотите, даже заповеди. Какую из них вы считаете главной?

- Не быть равнодушным...

Нельзя ни в коем случае забывать, что ты пишешь о конкретных людях. Для меня самое страшное, когда ради красного словца с легкостью, походя, задевают человека, даже не задумываясь о том. Это несовместимо с настоящей журналистикой.

Мы должны понимать, что сегодня, при кажущемся всесилии редакторов, лично от каждого журналиста зависит намного больше, чем прежде. Многие журналисты старшего поколения к такой самостоятельности и, следовательно, ответственности оказались, к сожалению, не готовы. С другой стороны, сейчас в газеты приходят молодые свободные люди, которые не хотят ничему подчиняться, знают, что имеют право на свое Я, но не понимают, однако, что к этому Я должны быть еще приложены знания, опыт, эрудиция, талант... Потому что в противном случае получается разухабистая, безграмотная, нахальная журналистика. Наверное, это период роста, поскольку в нашей профессии многое зависит еще и от уровня образованности.

Беседу вел Александр ГАЛЯС.

На фото Михаила РЫБАКА:
Людмила Гипфрих...

...с поэтом Юрием Михайликом.

...с писателем Аркадием Львовым и журналистом Евгением Голубовским.

...на посиделках с Инной Тикер и Людмилой Слободянюк.