Номер 30 (1077), 12.08.2011

(Окончание. Начало в № 29.)

Начало войны застало Илью Ивановича Богачева в должности военного комиссара Ворошиловского (в будущем - Центрального) района Одессы. Затем он был назначен командиром третьего стрелкового полка Одесской стрелковой дивизии. 30 августа 1941 года И.И.Богачев получил новое назначение: начальником второго сектора обороны города. Среди главных его задач - готовить ближние подступы и западную часть города - Пересыпь к уличным боям. Об этом шла речь в первой части воспоминаний полковника И. И. Богачева, которые передал нам его сын - Борис Иванович Богачев.

В штабе 82-го укрепрайона (УР), который превратился в штаб обороны города, уточнили мой сектор. На второй день я приступил к выполнению своих новых обязанностей. Работы по возведению инженерных сооружений на ближних подступах к городу и в самом городе возглавляли начальник инженерной службы Приморской армии генерал-майор Хренов (впоследствии Герой Советского Союза) и комбриг Дмитрий Петрович Монахов (начальник гарнизона). Военным комиссаром 2-го сектора обороны был при мне Александр Александрович Ерихимович. Это был политически подготовленный, принципиальный и настойчивый руководитель. Он быстро наладил деловые отношения с руководством Ворошиловского и Ленинского районов города - первыми секретарями райкомов тт. Луценко и Маргуновским - и через них хорошо обеспечивал сектор рабочей силой в количестве 1000-2000 человек ежедневно. Мне были приданы 15 офицеров- инженеров, которые практически и осуществляли руководство по возведению всех оборонительных сооружений.

Район 2-го сектора обороны города включал в себя весь Ленинский район, за исключением Слободки и полей орошения. Штаб 2-го сектора был размещен в здании завкома 1-го хлебозавода. Для ведения уличных боев в наш сектор должна была войти 421-я дивизия, штаб которой находился на территории склада "Стальсбыт".

В процессе работ по возведению оборонительных сооружений командование этой дивизии несколько раз консультировало нас, давая советы, где и что для возможных боевых действий должно быть сооружено. В общем, в нашем секторе обороны сооружались и до последних дней боев в Одессе совершенствовались:

- артиллерийские позиции для укрытого расположения артполка на Жеваховой горе;

- система ружейно-пулеметного огня в рабочем поселке завода "Большевик" на той же горе;

- оборонительные сооружения на плотине Хаджибейского лимана.

На всем его длинном протяжении сосредоточились целые пирамиды мешков с песком на случай разрушения плотины бомбежками и артогнем, вследствие чего воды лимана могли хлынуть на поля орошения, угрожая затоплением Ленинского района;

- одновременно от плотины лимана в направлении Жеваховой горы сооружался канал, имевший целью отвод в него вод лимана;

- поля орошения и имевшиеся на этой территории здания приспосабливались к обороне - сооружалась целая система огня, запасные огневые позиции. Все сточные каналы полей орошения и имевшиеся там дороги-проезды приспосабливались к ведению кинжального огня из пулеметов и огнеметов;

- в глубине сектора обороны на Пересыпи улицы Московская, Богатова, Деда Трофима и многие другие приспосабливались к ведению уличных боев: сооружались баррикады (на Московской улице баррикада пересекала улицу у электростанции, на остальных улицах места баррикад не помню). Здания завода им. Дзержинского, электростанции, сахарного, маслозавода и другие крупные сооружения и многие жилые дома приспосабливались к обороне: закладывались дверные проемы, окна и балконы оборудовались под бойницы.

Создавалась система огня по крупным скосам насыпи полотна портовой ветки железной дороги на протяжении от суконной фабрики на Слободке и до станции Бахмач на Пересыпи. Укреплялись виадуки мостов к улице Московской и 20-й линии трамвая, вдоль западных скосов насыпи портовой ветки сооружались окопы. Одновременно и в самой насыпи полотна железной дороги, пересекая ее, рылись траншеи для сообщения с тылом - доставки боеприпасов, пищи, медикаментов и выноса раненых. Траншеи должны были до минимума сократить наши потери от огня противника, чего нельзя было бы достигнуть, если бы сообщение с тылом (городом) шло по поверхности этой высокой насыпи. В то же время нам была поставлена другая задача: сохранить рельсовый путь для беспрепятственного движения поездов-летучек к фронту и обратно. Это значительно осложняло работу. Траншеи под рельсами отрывались прямыми, не защищенными сверху от осколков и мин.

В один из дней к нам прибыл генерал-майор Хренов. Посмотрев нашу работу, он приказал собрать всех офицеров - руководителей работ. Указав на гибельные последствия такой формы сооружаемых траншей, генерал начал нас учить, как надо их делать, чтобы сохранить и рельсовый путь на поверхности насыпи, и уберечь бойцов от лишних потерь при артиллерийском, минометном и пулеметном обстрелах врага. Пользуясь его указаниями, мы начали рыть траншеи не прямыми, а зигзагообразными, а сверху, под рельсами, прикрывали полотно надежными, защищенными не только от пуль, но и от осколков мин и снарядов, сантиметровой толщины стальными листами.

Сооружались баррикады, пересекающие спуск с улицы Пастера к Московской, и на Херсонском спуске, что ведет к кольцу трамваев № № 2, 3, 20 и 30.

С приближением фронта к городу и создавшейся угрозы ведения уличных боев я получил распоряжение о выводе всего оставшегося в районе населения в восточные окраины города, к побережью нынешних Киевского и Приморского районов. Однако жители в большинстве своем самовольно возвращались обратно. Их тянуло назад. И, несмотря на строгие указания, они только создавали видимость переселения. Одним из мотивов такого поведения было объяснение: какая разница, где погибнуть, лучше уж в своем углу. Это создавало и мне, и офицерам 2-го сектора массу трудностей, ведь многие из жилых домов предназначены были к ведению уличных боев. И когда мы все же приспосабливали эти дома (квартиры) для ведения огня, граждане все равно стремились расположиться поблизости от своих очагов.

В третьей декаде сентября началась работа по комплектованию людьми гарнизонов баррикад и других узлов сопротивления. К этим объектам прикреплялись стрелки, пулеметчики, огнеметчики, гранатометчики, совершенствовалась система огня и его взаимодействия, уточнялись сектора обстрелов. Укреплялись места расположения защитников баррикад. Тренировались связисты живой связи (телефонов не было). Изучали скрытые, а также и обходные пути доставки донесений. Таким же порядком бойцы санслужбы, преимущественно женщины, работавшие ранее в больницах и поликлиниках города, накапливали медсанимущество на пунктах оказания первой помощи. Где только они и каким чудом изыскивали его, было их тайной. Но медсанимущества было накоплено более чем достаточно.

В первой декаде октября началась работа по закладыванию мин на полях орошения, подготовка к подрыву электростанции и других крупных заводских объектов.

Но я уже не руководил этими работами - 28 сентября был контужен и выбыл из строя.

Нельзя не сказать о том, что вся эта, на первый взгляд, скромная работа тысяч людей, участвовавших в возведении оборонительных сооружений, и сотен защитников баррикад и узлов сопротивления протекала под ежедневным методическим артобстрелом и бомбежками.

Каждый день тысячи женщин, стариков, школьников под руководством офицеров строили укрепления - противотанковые рвы и надолбы, эскорты - крытые срезы холмов, которые простреливались сбоку артиллерией и пулеметами, а подходы минировались. Оборудовали пулеметные гнезда, огневые позиции для артиллерии, окопы для стрелков, проволочные заграждения, опорные пункты в каменных зданиях, около сотни уличных баррикад, восстанавливали старые и создавали новые артезианские колодцы.

Лично мне по долгу службы приходилось бывать в разных точках обширнейшей территории сектора обороны - консультировать, проверять, давать указания. И, как говорят, судьба улыбалась мне, если, часто попадая под массированный огонь артиллерии противника и бомбежки с воздуха, я все же до конца сентября оставался в строю. Хотя смерть ходила рядом. Два-три раза в неделю, к концу дня, я обычно проводил совещания офицеров в своем штабе на хлебозаводе.

Район Пересыпи, складов "Стальсбыта", завода Дзержинского и хлебозавода простреливался артогнем врага. Свернув работу совещания, я приказал офицерам немедленно направиться к своим объектам, а сам с комиссаром тов. Ерихимовичем пошел в столовую хлебозавода. Эта столовая была расположена в производственном корпусе, напротив нашего штаба. Пройдя дворовую площадь, покрытую булыжником, мы начали спускаться вниз по лестнице в столовую. В это время снаряды врага достигли территории хлебозавода. Один снаряд взорвался в центре двора между зданием завкома и производственным корпусом. Свист осколков, лязг стекла окон заставили нас побежать к штабу. Войдя в помещение, мы увидели такую картину: стол, за которым мы минуту назад сидели, исщеплен осколками снарядов, мой бинокль изуродован и со стола перекочевал на кровать. Новенькая шинель комиссара, висевшая на стене напротив окна, вся изрезана осколками. Задержи я офицеров еще на несколько минут, большинство из нас, видимо, стали бы жертвой этого обстрела.

28 сентября я был контужен взрывной волной взорвавшейся неподалеку авиационной бомбы в районе ст. Бахмач на Пересыпи. При артобстреле я был придавлен рухнувшим на меня козырьком окопа земляной насыпи. Двое суток пролежал в небольшом укрытии около своего штаба на хлебозаводе. Но ввиду ухудшения состояния был доставлен в полевой госпиталь, который находился в здании мединститута.

Но что это было за лечение! Меня держали на строгом постельном режиме и утоляли боли частыми уколами. Территория госпиталя подвергалась артобстрелу врага. Ходячие больные при этом уходили в укрытия - подвальные помещения здания.

Я вынужден был лежать в палате. Однажды в нашем корпусе снарядом была пробита стена. Снаряд разорвался в коридоре. Осколки его полетели в двери палат. Все покрылось пылью. Двери воздушной волной были втянуты внутрь палаты и не открывались, окна остались без стекол. Холодно. Я лежу один, накрытый с головой одеялом. Принесенная мне пища покрылась пылью и была несъедобной. Да и какая тут еда! Через несколько суток в нашем корпусе авиабомбой пробило перекрытие здания. Бомба, достигнув подвала, не взорвалась. Старший инженер штаба обороны города майор Минровский, прибывший с минерами по моей просьбе, в тот же день обезвредил эту бомбу. Я рвался из госпиталя, ибо на участке было куда спокойнее, но не мог ходить.

10 октября прибывший ко мне в госпиталь знакомый офицер штаба армии по секрету сообщил, что войска Приморской армии уже перебрасываются через море на оборону Севастополя. Одессу приказано оставить без боя.

12 октября я с последней партией раненых был вывезен теплоходом "Грузия" в Севастополь.

Особо запомнился мне один эпизод. Среди частей, оборонявших Одессу, была и 1-я кавалерийская дивизия. При эвакуации лошадям на пароходах место не нашлось, и сотни лошадей были расстреляны, чтобы не достались врагу. Такова суровая необходимость войны. Уже в Севастополе я узнал, что туда перебросили всех офицеров Ворошиловского райвоенкомата. Большинство из них погибли при обороне города. Некоторые застрелились, чтобы не попасть в плен.

Прошло почти четыре года. В январе 1945-го мне была вручена медаль "За оборону Одессы" с изображением солдата и матроса с винтовками наперевес, идущими в атаку на фоне одесского маяка.

Публикацию подготовил
Александр ГАЛЯС.