Номер 19 (1165), 31.05.2013

20 лет тому назад я случайно оказался на площади Независимости, а у меня в сумке тоже совершенно случайно нашлась статья, посвященная расстрелу Белого дома. В общем, ноги сами пошли прямо к ступенькам издательства. А надо сказать, что у меня с детства была такая себе светлая мечта: о том, как я "выхожу в обед из ослепительно-белого здания редакции на площадь купить газеты и выпить чашечку кофе". Фраза, прочитанная давно не то у Хемингуэя, не то у Грэхема Грина - точно не помню. Но картинка сложилась очень романтичная.

Так вот, здание по цвету как раз подходило (в первые годы после советской власти оно было еще ярко-белым). Оставалось дело за малым. Я поднялся пешком по лестнице, повернул в коридор редакции. Не помню, какой это был этаж, помню, что секретарь завела меня в кабинет и там сидел маленький серьезный человек с выдающимися седыми бровями, очень похожий на Романа Карцева. Между нами случился поразительный диалог, который я запомнил на всю свою жизнь.

- Ну, что там у вас? - спросил "Карцев".

- У меня - статья... - робко ответил я.

- О чем? - так же сурово спросил "Карцев".

- О событиях в Москве... Называется "Последняя осень".

- А вы там сами-то были? - подозрительно прищурясь, спросил суровый редактор. Мои листики он держал в руках и в них даже не посмотрел.

- Нет... Но это просто... Мысли, - сказал я.

- Ну вот, "мысли"! Вот мы с вами сейчас сядем и начнем тут размазывать кашу по белому столу! Вот так будем размазывать и размазывать!

Он водил руками по своему столу, как будто плыл брассом, показывая, как мы будем размазывать "кашу", и я себе все очень вдруг хорошо представил. Тут еще надо уточнить, что он сказал не "кашу", как Беня Крик, а другое слово, немного связанное с нафтизином и ларингитами, но я его не хочу повторять, потому что мне самому от представленной картины тогда стало дурно. Я забрал свои листики, сказал: "Спасибо, дяденька", и на негнущихся ногах побрел дальше. Здесь, наверное, надо сказать и о том, что я был еще очень молод, как раз только закончил Одесский политехнический институт, отгулял, как положено, свои три месяца после диплома и пошел устраиваться на работу молодым специалистом. Журналистом в редакцию. Потому что папа очень хотел видеть меня инженером электронной техники.

Так я прошел еще два или три этажа, везде сладко стучали пишущие машинки, а я очень хотел стать журналистом.

Вот тогда я и поднялся на седьмой этаж и зашел в приемную редактора. Секретаря не было, я постучал в кабинет редактора и вошел. За столом сидел молодой, приветливый, спортивного вида человек с усиками. Он усадил меня за стол, внимательно прочитал статью, потом позвонил кому-то и сказал мне: "Зайдете в кабинет № 712, отдадите статью Олегу. Скажете, Аркадий Рыбак велел".

Это был бессменный редактор газеты "Порто-франко" Аркадий Рыбак, а сама газета в тот момент лишь недавно родилась на базе "Комсомольской искры". Статья всем понравилась, ее опубликовали в газете, а я наконец-то стал журналистом в штате.

Семь лет работы в "Порто-франко" сейчас вспоминаются как сплошной поток приключений. "Вы тут на приемы в Кубинское консульство ходите, на кастинги модельных агентств и конкурсы барменов - а я вам за это еще и плачу зарплату!" - ворчал редактор.

В первый же месяц работы меня обещал лично пристрелить владелец первого в Одессе оружейного магазина за то, что в статье я его назвал по неопытности "человеком без имени" - потому что он отказался представиться. Потом к нам в редакцию приезжали контрразведчики еще по одному поводу, и я несколько раз ездил "на раздачу" к неприметным воротам на одной из центральных одесских улиц - но, слава Богу, без последствий. Времена уже изменились. Потом как-то притащил к редактору знакомиться кубинского консула с бутылкой рома, а после по ошибке едва не улетел на Кубу. Охотился в осенние шторма с пограничниками за турецкими шхунами-браконьерами и брал интервью у кеп-3 в тот раз, когда погранцы наконец-то догнали турок и расстреляли шхуну из пушек. Несколько раз летал на остров Змеиный и трогал руками камни, оставшиеся от храма Аполлона, в котором похоронили Ахиллеса.

Помню снайперов на крыше вокзала в Тирасполе, расстрелянную мэрию Бендер и десятки воронок от мин в бетоне на площади, похожие на следы мяча в мягкой земле. А после в "Порто-франко" вышел цикл из десяти статей о войне в Приднестровье.

Потом редакция в моем лице обзавелась собственным корреспондентом на Сахалине, и в маленьком японском вагончике мы сутки ели икру из одной миски со съемочной группой программы "Взгляд" и ее ведущим Александром Политковским. А в газете появились авторские фото сахалинских сопок, белых китов в проливе Невельского, сорокалитровых бидонов красной икры - уже по ту сторону браконьеров - прекрасных узкоглазых метисок и поражающих воображение неземных пейзажей.

Еще были милицейские патрули, выезды на шесть убийств в сутки, спасение проститутки и погоня за вооруженным убийцей ("...Если что - ложись на пол под руль, пуля двигатель не пробьет!!!", - кричал майор Фесуненко, высовываясь с пистолетом в окно моих стареньких "Жигулей". А я за рулем, и мы мчимся, подлетаем до потолка, бьемся головой о крышу на ухабах Промышленной...").

Потом летали вертолетами "Фрог" на десантный корабль США "Трентон" в Чабанке, вели рубрику одесских кадровых агентств на этапе их становления, рубрику союза студентов "Айсек", ездили с безбашенной толпой студентов "Айсека" из Литвы, Польши, Москвы, Одессы на Драгобрат в Карпаты, где базу отдали двум сотням студентов "на разграбление" - без единого преподавателя, можете себе представить, что это были за десять дней.

И много чего еще. Семь лет пролетели, как один день.

А потом однажды вдруг пришла зрелость...

Евгений СТЕБЛИВСКИЙ
(Ян Ливский, Евгений Жакоб,
Аполек Дундич).