Номер 15 (911), 25.04.2008

(Продолжение. Начало в № 6.)

V.

Начало февральских дней в Одессе 1918 года для нас с вами - уже вторая декада февраля. Новый стиль: плюс тринадцать дней. Стало быть, информация "Известий Одесского совета" от 18 января ("Контрреволюционные силы разбиты и капитулировали. Вся власть в Одессе принадлежит Советам") для нас, нонешних, ознаменовала первый одесский день февраля. Как всегда, "Одесский листок" уделил внимание общечеловеческой ценности внеклассового плана - метеолирическая зарисовка кадетской газете все еще представлялась вполне уместной. "Такой день в середине января может дать только благодатная Одесса. День ясный и теплый. Легкий бриз доносил свежесть морских волн. Солнце посылало свои животворные лучи. Словно весна дохнула своим живописным (о, Господи! - К. К.) дыханием. Казалось, солнце и море стремятся принять участие в нашем празднике".

Как видим, и на сей раз относительно культурная, интеллигентная Одесса вовсе не протестовала против власти, целиком отвоеванной Советами. У писателей и читателей "Одесского листка" не было никаких оснований сомневаться в прочности своего положения при Советах - ведь в последних заседать будут посланцы всех трудящихся слоев. А стало быть, и интеллигенция. А поскольку именно она лучше прочих владеет чувством, мыслью и речью (как письменной, так и устной), ее лирико-демократическое влияние гарантировано. Тем более, что такая ранняя весна...

Сейчас же после Январского восстания Одесса победившая заявила на всю страну о своей самодостаточности: учредила Совет Народных Комиссаров. В наши дни никого не удивляет такой терминологический оборот: "правительство Москвы". Тогда, в незабываемом восемнадцатом, никого не удивило рождение правительства Одессы. Отдельные районы бывшей империи объявляли себя республиками. Батальоны, полки, бригады и даже дивизии явочным порядком снимались с фронтов, с пушками-пулеметами, захватывали эшелоны - катили по тылам. Так что недостатка в кадрах и вооруженных силах у таких республик и правительств не было. Само собой, мягко говоря, Одесса не осталась в стороне и от этого прогрессивного процесса. В Красной гвардии города было немало вчерашних солдат и унтеров. Будущая историческая (и трагическая) фигура - начглавразведупра Генштаба РККА комкор С. П. Урицкий (в то время самодемобилизовавшийся драгун) командовал сотней красногвардейцев на Пересыпи.

Совершенно очевидно - одесситам идея собственного кабинета министров и своих министерств в целом понравилась. Во всяком случае, на первых порах. Тем более министры Одессы, в духе происходящего, назывались ужасно революционно: народные комиссары. Соответственно, министерство - наркомат. Вспомним поименно: по труду - П. И. Старостин, финансов - Л. И. Рузер, продовольствия - В. И. Милан, печати - А. М. Жвиф, юстиции - А. И. Хмельницкий, морской - П. Я. Кондратенко, почтель (почта и телеграф) - Г. П. Ачканов.

Газетные материалы свидетельствуют об особой популярности одного из одесских министерств наркомтруда. Именно оно часто меняло почему-то дислокации, всякий раз извещая и том сограждан. Сначала - ул. Церковная, 4. Но вскоре матросы и красногвардейцы перетащили столы-стулья, шкафы-сейфы департамента в гостиницу "Савойя" на Херсонской. Ныне тут - университетское общежитие на Пастера. Интересно, имеет ли это значение для его теперешних обитателей, кандидатов в интеллигенты? О, если бы эти стены заговорили!

Впрочем, наркомат вскоре переехал - тем же аллюром, под грохот мебели, ржание биндюгов и словечки носителей тяжестей - в седьмой номер дома по Казарменному переулку (ныне - Некрасова). В 1932 году В. Юдовский в журнале общества ссыльнопоселенцев и политкаторжан (№ №  11-12), подробно описал кипение жизни наркомтруда Одессы и его вождя в те недели и месяцы. Старостин прямо называется самым популярным представителем власти. Работяги рукоплескали своему министру, когда на заседании Одесского совнаркома Петр Иванович объявил об отмене циркуляра министра Временного правительства Скобелева, запрещающего фабзавкомам принимать и увольнять работников. Вновь оживали предприятия, принадлежащие коллективному хозяину. Вот уж воистину: время больших ожиданий...

VI.

Следящим за нынешней ситуацией в Черноморском морском пароходстве интересно будет узнать, что еще до Январского восстания, на I Всероссийском съезде моряков и речников был принят Закон о национализации всего водного транспорта. Но тогда сей закон (знакомая ситуация, не так ли?) не сработал. Главным образом, из-за огромного влияния там так называемых идейных анархистов, коих именно на морях и реках было бессчетно. Последние настаивали на "социализации" судов залива, то есть о передаче их непосредственно экипажам, минуя государство. Фабрично-заводское министерство Одессы довело дело до конца. Так, по крайней мере, тогда казалось: новый рескрипт ясно указывал - не "социализация", а национализация. То есть все суда и береговой комплекс принадлежат безраздельно и навсегда Республике Труда. Документ заверен самим наркомом П. Старостиным, секретарем наркомата И. Южным-Горенюком (предмет особой гордости автора этих строк - личное знакомство и переписка с Иосифом Эммануиловичем, к моменту нашей встречи в конце 60-х уже побывавшего и среди создателей Одесской ЧК, и начальником подпольной разведки при Деникине, и в головокружительных московских чинах. И 10 лет советской тюрьмы. И восемь - ссылки. Персональный пенсионер Союзного значения), его помощниками С. Новицким и М. Пащенко, секретарем Одесского горсовета И. Володиным. Разумеется, господа, решающие сегодня судьбу ЧМП, едва ли всерьез воспринимают эту историю. Впрочем, они ее и не знают. Счастливые...

Февраль18-го знаменит также решением горсовета, завершающим вековую борьбу людей фабрик-заводов за разумное упорядочение рабочего дня: 8 часов. Этот же документ налагает табу на детский труд.

Закон повторяемости истории непреложен: сегодня великое множество трудящихся одесситов (а может ли одессит быть другим?), мягко говоря, встревожены политикой горсовета в отношении их квартир и строений прибрежной, дачной местности, а февраль восемнадцатого ознаменован переселением рабочих семей из бараков и лачуг в благоустроенные квартиры центра города. Ряд литераторов, в т. ч. и талантливых, вволю поиздевались над этим явлением (о, незабываемый г-н Булгаков!), но работяги Одессы через всю жизнь пронесли любовь и уважение к своему горсовету и за этот акт. Да, к вопросу о параллелях: дачные особняки на Французском бульваре, вдоль Малого, Среднего и Большого Фонтана "передавались в пользование рабочих - и других тружеников - пенсионеров по старости и малолетним".

Оно, конечно, кое в чем тогдашнему горсовету было проще нонешнего. Во-первых, в Одессе имелся мощный класс пролетариев, весьма влиятельный, вполне осознавший свою силу и стоящий за своих вождей горой. Во-вторых, даже молдаванскому криминалу в голову не приходило давать Старостину на лапу. Кроме того, многие и многие богатые домо- и дачевладельцы, будучи людьми предчувствительными, потихонечку уезжали-уплывали из города. Дома и дачи, таким образом, становились бесхозными. Оставалось только оформить ордера слесарям иже с ними. И хотя имело-таки место занятие этих строений явочным порядком бывшей прислугой бежавших господ, фабрично-заводской народ разбирался с ней без призывов о помощи. Имелись случаи даже и вылета самовольников из окон верхних этажей.

В непростое положение ставило горсовет явление безработицы. До сих пор историки не сошлись в объяснении ея главной причины. Но ясно: помогли и наростание революции, поглощавшей великие силы и средства, и обеспечившая эту тенденцию тяжкая бездарная война. И бегство хозяев предприятий, инженерно-технической и экономической элиты. И фантастическая по масштабу предреволюционная коррупция, принесшая миллионы Бродским, Рубинштейнам, Высоцким, Поповым и братьям-разбойникам Рябушинским, а потом унесшая их из индустриального оборота. Как бы то ни было, а только в такой ситуации опять поднял голову удивительный и чисто одесский совет - совет безработных. Оказалось, роспуск его горсоветом в марте семнадцатого еще тем, непролетарским, а очень даже буржуазно-демократическим (зря, ох, зря нынешние горсоветские либералы и демократы отреклись от этого предка) был чисто формальным.

П. Старостин, получив портфель председателя Совнаркома Одессы, вынужден был официально принять человека, который по- прежнему считал себя председателем совета безработных. Е. Рыт потребовал рассмотрения горсоветом двух вопросов: 1) о выдаче безработным бесплатных завтраков и обедов во всех ресторанах и столовых города; 2) о безоговорочном признании статуса совета безработных. И намекнул: если не будут приняты оба эти пункта, он вернется к лозунгу весны семнадцатого: "Вся власть - безработным" в лице, разумеется, его совета. Между прочим, он ссылался на всемерную поддержку левых эсеров и анархистов, число коих в городе было все еще внушительным. Более того, многие боевые дружинники Красной гвардии, особенно молодые, считали себя эсерами и анархистами. Таким образом, победу в Январском восстании они считали и своей заслугой. И это было правдой. До эпохи, когда все хорошее в революции присвоила себе одна-единственная партия, изобразившая анархистов карикатурным сбродом, оставалось несколько лет. А за анархистами в карикатурное небытие она отправила и эсеров, и кадетов, и меньшевиков. И даже многих кровных собратьев - большевиков, уже сделавших свое дело.

Да не покажется сия сентенция в данном случае слишком отвлеченной: закладывавшиеся в описываемые дни одесские парт- и комсомольская организации преследовала та же доля. И имена, которые мы внятно произносим сегодня, были вырваны из оборота лет на двадцать, двадцать пять. По-своему повезло тем, кто погиб в ходе революции и гражданской войны - их имена "работали" за всех. Касается это и Петра Ивановича Старостина, именем которого до новейших времен назывались и кинотеатр, и улица, и теплоход. И даже крупное промышленное предприятие. Ему повезло. Он погиб в восемнадцатом. Урицкому не повезло. Дожил до тридцать седьмого. То же Южный-Горенюк. Ну, и иже с ними.

VII.

Как и всякое уважающее себя правительство, одесское имело и внешнедержавные хлопоты. Еще в январе на свободную Украину стала нажимать Румыния. И вот королевские войска без каких бы то ни было прелюдий вломились в пределы Бесарабии, сдув жиденькие заслоны Красной гвардии, как пылинку. Нечто подобное имело место тогда же под Псковом и Нарвой, что позднее было названо победой и породило День Красной (Советской) Армии. Но Одессе в феврале 18-го было не до праздников: передовые части румын нависали над ней тяжкой тучей.

Совнарком города, свернув ряд созидательных программ, отдался обороне и мобилизации. Во второй декаде февраля он призвал рабочих в одесскую Красную гвардию. Немногочисленные фабриканты, заводчики и их управляющие были окрылены декретом: "Всем находящимся на фронте и при несении караула рабочим гарантируется сохранение жалованья за счет хозяев предприятий".

Между тем оккупация румынскими соединениями почти всей Бессарабии привела в движение австро-германские части, которые не хотели "опаздывать" к дележке нашего пирога. Опасность для Одессы горсоветом оценивалась очень точно: решено было учредить Чрезвычайный революционный штаб обороны Одесского района. Его руководящая тройка: Г. П. Ачканов, В. Г. Юдовский, А. В. Трофимов. Ну, и П. И. Старостин, конечно.

Оборонять Одессу! А как? Чем? Гарнизон был откровенно слаб, его вполне хватало для поддержания порядка в городе. А тут - изволь воевать с кадровой германской армией. 21 февраля Одесса получила телеграмму и воззвание Совнаркома из Питера: "Социалистическое отечество в опасности!" Штаб приступил к формированию 3-й Украинской революционной армии под командованием П. С. Лазарева - имя, которое долго носила одна из улиц на Молдаванке. Видимо, не слишком переоценивая оборонный потенциал города (даже и при наличии собственной целой революционной армии), 7 марта началась эвакуация банков, ряда других учреждений и ценностей. Члены чрезвычайной эвакуационной комиссии: А. К. Воронский, Г. П. Ачканов, П. И. Старостин.

Между тем 10 марта бои шли уже за Раздельную. А 11 числа она пала, что отрезало железную дорогу. Оставалось только море. Ну, точка в точку, как в Отечественную, в августе-41. Только без НКВД и ОГПУ. Открывалась историческая цепь обороны, наступление, отступление, блокада, интервенция. Тот самый калейдоскоп властей, над которыми подтрунивали потом одесские писатели-классики. И от которого простым смертным одесситам было отнюдь не до смеха.

С той, первой эвакуацией соввласти из Одессы связана, среди прочих, и одна детективная история, до сих пор остающаяся неразгаданной и потому изобилующая слухами-сплетнями, в том числе в исторической науке и публицистике (здесь это облагорожено именуется версиями). Речь - об исчезновении в эвакуационной суматохе... одесского золотого и денежного запаса. На попытку разобраться в этом ушли у меня двадцать пять лет, которые окончательной ясности так и не внесли. Но были встречи с участниками событий, переписка. Документы. Ими и завершу торопливый, в духе того и нашего времени, рассказ о первом квартале незабываемого восемнадцатого.

(Продолжение следует.)

Ким КАНЕВСКИЙ.