Номер 11 (704), 19.03.2004

К 190-летию СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ

Очередной роскошный журфикс у знаменитого русского трагика Василия Андреевича Каратыгина был, как всегда, весел и шумлив. Вино лилось рекой. Гвоздь программы – выступление Петра Андреевича Каратыгина-младшего с чтением эпиграмм. Будучи актером Аликсандринского драматического театра, он кроме всего прочего являлся еще и автором водевилей и статей о театре, а также завзятым эпиграммистом. Тарас Шевченко, который слушал его не первый раз, всегда удивлялся рвению, с каким тот обличал своих товарищей по искусству. Вот и сегодня в одной из своих "закулисных эпиграмм" он камня на камне не оставил от игры Павла Васильевича Васильева в роли Ивана Грозного в пьесе А.К. Толстого "Смерть Иоанна Грозного", хотя отзывы на игру актера в петербургской прессе были хорошие. Однако глубокий психологизм Васильевской игры Петром Андреевичем не был понят или принят. И вот, пожалуйста, очередной разнос:

Васильев в "Грозном" мог смешить,
Но вряд ли повод даст к суждениям серьезным:
Иваном грязным он и грузным может быть,
Но мудрено ему быть грозным.

Ну о том, что в роли Ивана Грозного, этого кровавого тирана, можно было кого-нибудь смешить, – тут Карытыгин-младший явно перегнул палицю. Впрочем, и Каратыгина-старшего некоторые называли "лейб-гвардейским трагиком", у которого "все было до того заучено, выштудировано и приведено в строй, что он по темпам закипал страстью, знал церемониальный марш отчаяния и, правильно убивши кого надобно, мастерски делал на погребение". "Каратыгин удивительно шел николаевскому времени и военной столице его", – говорил Александр Герцен в некрологе по поводу смерти Михаила Семеновича Щепкина.

К великому Щепкину – лучшему другу Шевченко – мы еще вернемся. А сейчас необходимо отметить, что кроме каратыгинского были у Шевченко и более серьезные петербургские знакомства, в том числе и с людьми, которых Некрасов называл "компания друзей покойного поэта..." Это прелюбопытнейший и весьма знаменательный факт: среди петербургских знакомцев Великого Кобзаря 1838-45 гг. большинство – вчерашние друзья и однодумцы А.С. Пушкина. Жуковский, Вяземский, Одоевский... Что это – случайность?!. Или круг интеллектуалов северной столицы был так узок, что повтор был неизбежен? Или "компания друзей покойного поэта", так высоко ценящая общение с первым Поэтом российским не могла не оценить общения с первым Поэтом украинским!? Согласитесь, что в последнем предположении что-то есть. Оно представляется мне вполне правдоподобным, если учесть широкий кругозор князей Вяземского и Одоевского – работники министерств и публичной библиотеки... В петербургской публичке, к примеру, один из особо ценимых раритетов – единственный дошедший до нас беловой автограф стихотворения Лермонтова "На смерть поэта" с пометкой Одоевского: "Стихотворение, которое не может быть напечатано". Знал князь с кем дело имеет – всем тогдашним высочествам и величествам. А князь Петр Андреевич Вяземский, которому я лично очень симпатизирую и как поэту, и как литературному критику, и просто умному, высокопорядочному человеку, этот российский интеллектуал высочайшей пробы, называл себя шутливо "Журнальный сыщик". Свидетельство тому – его письмо к М.П. Погодину: "Я постоянно и всячески щелкал Булгарина "Северную пчелу" под именем "Журнального сыщика" и в других своих статьях". (П.А. Вяземский, старая записная книжка", Полн. собр. соч.). Как известно, Ф. Булгарин издавал полуофициальную газету "Северная пчела", в которой вел травлю передовой литературы и журналистики. Являясь осведомителем III Отделения собственной канцелярии императора, он систематически направлял туда доносы на писателей и общественных деятелей.

Однако и этого благородного "журнального сыщика" достали эпиграммные ядовитые стрелы, выпущенные из революционного арбалета сподвижником Герцена по эмигрантскому "Колоколу" Николаем Огаревым:

ОТВЕТ КНЯЗЮ П.А. ВЯЗЕМСКОМУ НА ЕГО ЗАМЕТКИ,

помещенные в сентябрьской книжке "Русского вестника"

О! Не великий князь (когда-то либерал),
От ссыльных сверстников далеко ты удрал
В жандармскую любовь – к престолу, не к народу,
продажностью писал втесняемую в моду, –
Твой неуклюжий стих теперь, когда попал
В потаповский, то бишь в катковский сей журнал,
Совсем не бабочка, сидящая на розе,
А муха старая, почившая в навозе.

Короче говоря, было чему подивиться Тарасу Григорьевичу в пору проживания его в Северной Пальмире. Литературные, журнальные нравы никогда не отличались благопристойностью, а в период обострения политической борьбы тем более.

В те же годы Шевченко сближается и с самой прогрессивной частью петербургского политического, философского и литературного бомонда – с кружком Станкевича, так называемыми "западниками": Белинским, Грановским, поэтами станкевического кружка; и тут его ожидало самое большое разочарование: воинственное неприятие "неистовым Виссарионом" его творчества. Однако я не делал бы из этого трагедии, как не делал из этого факта трагедии сам Великий Кобзарь. Некоторые современные писатели, литературоведы и краеведы готовы испепелить российского критика, стереть его в порошок. В Одессе прозвучали даже предложения не только переименовать улицу, носящую его имя, но и снять мемориальную доску, что на Приморском бульваре. Между тем, проживая в небезызвестной гостинице на тогдашнем Николаевском бульваре, Виссарион Григорьевич писал А. Герцену в июне 1846 г.: "...Одесса лучше всех губернских городов, это решительно третья столица России, очаровательный город..." И при этом на все лады расхваливал Михаила Семеновича Щепкина, который в то же время гастролировал в нашей городе. А как говорится: скажи мне, кто твой друг... Если же вернуться к вопросу о ругательной критике, которому мы посвятили столько времени в этой статье, то самому Белинскому тоже доставалось на орехи – и не раз. Как известно, обвинение в публичном чтении "Письма к Гоголю" Белинскому было предъявлено в 1949 г., ряду членам кружка М.В. Петрашевского. А Федор Достоевский был приговорен за это даже к смертной казни, замененной затем четырьмя годами каторги и шестью солдатчины. Так вот, когда он отбыл свой срок и вернулся в литературу, да еще как вернулся, он "отблагодарил" Белинского такой характеристикой (цитирую по памяти): "Белинский и вся эта свора – это самое мерзкое и гнусное явление русской жизни"... Бесы-совратители... Что же касается хорошего знакомца Шевченко по кружку Станкевича профессора Т.Н. Грановского, то он в том же 1849-ом "благословлял судьбу умершего Белинского (Герцен), ибо не умри он в своей постели, он, будучи туберкулезником, загнулся бы на нарах Шлиссельбургской крепости.

История не всегда, но в большинстве случаев ставит все на свои места. Каждому свое, как говорили древние. Кто нынче знает что-то о "поэтах кружка Станкевича"? Наследие этих малоизвестных поэтов 30-40 гг. XIX века знакомо разве что специалистам-литературоведам. А поэтическое, этическое, художественное наследие Т.Г. Шевченко известно всей планете. Независимо от того, что говорил по этому поводу неистовый русский критик. Так стоит ли задним числом бить горшки? Тем более, что это у нас всегда слишком хорошо получалось. Недостойно сводить старые счеты именем Великого Кобзаря.

Анатоль ШАХЛИЕВИЧ.