Номер 30 (826), 04.08.2006

В течение нескольких месяцев этого года мировой театр потерял двух своих выдающихся сценографов. В апреле умер Давид Боровский, чье имя неотделимо от истории прославленного Театра на Таганке. А в прошлую пятницу похоронили главного художника не менее знаменитого "Ленкома" Олега Шейнциса. Оба мастера имеют одесские корни.

Д. Боровский, правда, провел в Одессе только дошкольные годы. После войны его семья перебралась в Киев, откуда и стартовала его блистательная карьера. А вот Олег Шейнцис связан с Одессой более тесными узами. Он родился в доме на углу Ришельевской и Греческой, жил в коммуналке и, как многие одесские мальчишки, большую часть времени проводил во дворе. Обожал футбол и не любил отвлекаться на другие занятия. Отец, по профессии архитектор, мечтал, чтобы сын продолжил его дело, и прямо-таки заставлял мальчика заниматься рисованием. После восьми классов Олег поступил в театрально-техническое училище. Там он раз и навсегда страстно увлекся театром. Отправившись после третьего курса на практику в Московский театр имени Вахтангова, в училище он уже не вернулся. Трудно сказать, чем мог быть чреват этот поступок, но, на счастье Олега, тогдашний завуч училища - Александр Менделевич Баренбойм (личность для своего времени примечательная, не случайно Илья Эренбург посвятил ему целый абзац в своих мемуарах) понял, что парня влекут не соблазны столичной жизни, а перспектива настоящей творческой работы. А. Баренбойм добился, чтобы Олегу разрешили работать у вахтанговцев, поставив одно лишь условие: зачеты и экзамены сдавать в срок. И Шейнцис не подвел наставника, успешно защитив диплом работами у вахтанговцев.

Правда, отцовским делом ему все-таки пришлось заняться. Рядовой Шейнцис прослужил два года в конструкторском бюро, где вычерчивал разные проекты. О своей службе вспоминал с улыбкой, но вынес из армии одно чрезвычайно ценное "приобретение" - жену, с которой прожил три с половиной десятилетия и которая стала для него настоящим ангелом- хранителем, взяв на себя все заботы суетного быта.

Уволившись, Шейнцис с женой окончательно перебрался в Москву, поступил на постановочный факультет Школы-студии МХАТа, где готовили театральных художников. Примерно в ту же пору в Театр имени Ленинского комсомола, который после увольнения А. Эфроса прозябал на обочине зрительского интереса, пришел новый режиссер Марк Захаров. И буквально после первой же его постановки "Ленком" снова стал одним из самых модных в столице. Захаров стремился собрать в своем театре как можно больше одаренных людей. Так в поле его зрения попал и молодой одессит, успевший к концу 70-х отметиться несколькими яркими сценографическими достижениями и даже получить за это премию московского комсомола. Первой совместной работой Захарова и Шейнциса стал спектакль "Жестокие игры" по пьесе Алексея Арбузова. Пьеса эта шла буквально по всему Советскому Союзу, но спектакль "Ленкома" был признан лучшим - не в последнюю очередь благодаря замечательному оформлению. И в 30 лет Олег Шейнцис становится главным художником одного из самых известных театров Москвы.

Сказать, что его творческая судьба была счастливой, значит, сказать мало. Ибо на счету дуэта Захаров-Шейнцис такие спектакли, как "Три девушки в голубом", "Оптимистическая трагедия", "Мудрец", "Поминальная молитва", "Чайка", "Безумный день, или Женитьба Фигаро", не говоря уже о легендарной рок-опере "Юнона" и "Авось". Тут Шейнцис получил как профессиональное (несколько театральных премий "Золотая маска" как лучшему сценографу сезона), так и официальное (Государственная премия) звание "Народный художник России". Он оформлял спектакли в Лондоне, Тель- Авиве, Флоренции, Софии, Братиславе. Более четверти века учил мастерству будущих сценографов в Школе-студии им. В. И. Немировича-Данченко при МХАТе, имел звание профессора, был счастлив в учениках.

Как мастер Шейнцис был признан практически всеми. При жизни он успел услышать и прочитать о себе множество замечательных слов. И главным его апологетом был сам Марк Захаров, который не только не ревновал своего сценографа к успеху, но, напротив, всячески подчеркивал равнозначность их творческого союза. Я сам слышал, с каким неподдельным пафосом говорил о своем соратнике обычно ироничный Марк Анатольевич.

К сожалению, с одесскими театрами Шейнцис не сотрудничал. Знаю, что велись переговоры с музкомедией, наверняка по инициативе Михаила Борисовича Ивницкого, тоже выдающегося театрального художника, к которому Шейнцис питал глубокое уважение, абсолютно взаимное. Но когда я однажды спросил у Олега, почему бы ему не оформить спектакль в Одессе, он ответил полушутливо: "Боюсь, что на премьеру придут слишком много родственников и знакомых, и будут они обсуждать не столько мою работу, сколько меня самого". При этом в родной город он приезжал практически каждое лето. Говорил, что тут ему спокойно и хорошо работается. Приехал он к родственникам жены и этим июлем. Увы, эта поездка оказалась последней в его жизни. 16 июля Олег Шейнцис скончался от сердечного приступа в городе, где появился на свет 57 лет назад.

Практически все российские СМИ и первыми Интернет- издания, сообщили об этой трагедии. Так и пишут: для российского театра смерть Олега Шейнциса - настоящая трагедия. Слабым утешением может служить лишь то, что Олег Шейнцис - один из блестящей плеяды великих мастеров, которых подарил миру наш город.

Александр ГАЛЯС.