Номер 10 (653), 14.03.2003

12 марта 2003 года исполняется 140 лет со дня рождения Владимира Ивановича Вернадского – русского гения, ученого энциклопедической широты и мирового признания. Вернадский – основатель геохимии, биогеохимии, радиогеологии, создатель научной школы, организатор и директор Радиевого института, биогеохимической лаборатории и многих других научных учреждений, организатор и первый президент Академии наук УССР. Но и это не все. Вернадский первым сделал шаг по пути, восходящему к ноосфере, доказав, что жизнь вообще – а человека в особенности – есть влияние космическое, и что разум человека – мощная космическая сила.

О Вернадском-ученом каждый что-то знает, что-то читал и слышал. А вот мысли ученого о том, как сложилась жизнь в России после революции, его оценки советской действительности, вероятно, мало кому известны. Их Вернадский доверял только своему дневнику и письмам к очень близким ему людям – кстати, в те годы и это было уже проявлением большого мужества.

Выдающийся мыслитель, Вернадский много думал об истории России. Большевистскую революцию он воспринял как трагедию для народа. Но, даже не принимая политику большевиков, он продолжал трудиться на благо России. Боль за Родину сквозит в каждой строчке Вернадского. Вы это почувствуете, прочитав даже те немногие отрывки из дневников и писем, которые публикуются ниже.

12 октября 1917 года: "Всегда боялся, что социализм даст дисциплину казармы..."

17 октября 1917 года: "...В большевизме есть идейная сторона, но она так чужда сознательно действенным силам, что в конце концов чувствуется ими только как дикая разрушительная сила..."

3 ноября 1917 года: "Утро. Кажется, целая вечность прошла после последних записей. Невозможное становится возможным – и разворачивается небывалая в истории катастрофа или, может быть, новое мировое явление. И в нем чувствуешь себя бессильной былинкой...

По Петрограду – безумные процессии победивших большевиков. Сергей, работающий все еще в Следственной комиссии, говорит о необычайном сходстве психологии и организации черной сотни с большевиками..."

5 ноября 1917 года: "Утро. Возможен арест, но бежать неприятно.

Кощунство в Зимнем Дворце – в Церкви Евангелие облито (Вернадский употребил другое слово, означающее то же самое, но более хлесткое). Церковь и комнаты Николая I и Александра II превращены были в нужники! Кощунство и гадость сознательные...

Сегодня в "Деле Народа" поразительное по цинизму решение большевиков о свободе печати. Это что-то невероятное".

9 ноября 1917 года: "...Еще хуже царских жандармов. Как быстро социалисты показали свой нравственный уровень..."

18 ноября 1917 года: "Был Д. Д. Арцыбашев. Приехал из Тульской губернии, где все разграбили. Говорит, что разорение полное... Все деревни переполнены обломками от грабежа усадеб. В грабеже участвуют подростки, и мы имеем и в этом отношении очень тяжелые последствия. Сифилис и болезни, разнузданность и оправдание грабежа – почва, на которой придется строить воспитание нового поколения..."

3 июля 1929 года: "Как-нибудь напишу тебе (сыну) о положении в России. Мы идем к какой-то катастрофе, если не найдется человек, который сумеет остановить и повернуть безумный бег... Как бы то ни было, сейчас растет ненависть к большевикам без малейшего проявления симпатии к старому...

Встречаешь людей, которые верят, что в 5 лет будет достигнут "рай" – перегоним Америку. Задачи поставленные интересны, и опыт направления огромных капиталов на государственно-научное строительство – провозвестник будущего. Но все уничтожается в корне выбором людей. Выбирают благонадежных, а не талантливых и знающих. При этих условиях неудача почти несомненна..."

16 июля 1929 года: "То, что видим, далеко не удовлетворяет. Стараются найти порядочного коммуниста – не вора, не Держиморду (каких много), не Помпадура (которых еще больше) – но никогда нельзя ручаться, что он долго продержится. Партия это мир интриг и произвола. И по партийным велениям порядочный человек делает непорядочные поступки, оправдываясь дисциплиной..."

3 января 1939 года: "Я очень редко вижу идейных коммунистов. Элемент идеи и веры, живого товорчества исчезает. Идейные коммунисты вымирают. Толпа по существу к коммунизму безразлична".

19 марта 1939 года: "Все время длится XVIII съезд ВКП(б), и газеты все более скучны. Удивительное впечатление банальности и бессодержательности, раболепства к Сталину. Обыватели, если не заставляли, произнесенных на съезде речей не читали. Люди думают по трафаретам. Говорят, что нужно..."

5 октября 1939 года: "Поражает "наживкой" настрой берущих верх массы коммунистов. Хорошо одеваться, есть, жить – и все буржуазные стремления ярко растут. Друг друга поддерживают. Это скажется в том реальном строе, который уложится. Все отбросы идут в партию".

12 декабря 1939 года: "В радио впервые услышал голос Сталина. Удивительно, как при таких неблагоприятных посылках – голос и акцент некультурный – и такой успех!".

12 января 1940 года: "Один день мы остались без хлеба. Полный хаос, и видишь, как легко может быть паника со всеми ее последствиями. По-видимому по всей стране не хватает и хлеба и пищевых продуктов. Недовольство растет и оно может быть грозным. Первый раз за эти годы так переживаю. А наряду с этим, как в насмешку, идет пропаганда о "счастливой" у нас жизни. А люди – тысячи и сотни тысяч – стоят в очередях буквально за куском хлеба. Причина ясна – плохой выбор людей. Невежды и преступный элемент проникают в партию. Рассматривая сложившееся положение, видишь 10-15-мильонную армию заключенных и спецссыльных. Последние производят дешевый – рабский – труд превосходящий в среднем труд, рабочих".

14 сентября 1940 года: "Я 'никак не могу примириться с арестом Н.И. Вавилова. Все это напоминает Одиссея и его спутников в пещере Полифема".

21 января 1941 года: "Модный теперь курс, взятый в Академии наук, аналогичный тому яркому огрублению жизни и резкому пренебрежению к достоинству личности, который сейчас у нас растет в связи с бездарностью государственной машины. Люди страдают – и на каждом шагу растет их недовольство. Полицейский коммунизм растет и фактически разъедает государственную структуру. Все проникнуто шпионажем. Всюду все растущее воровство. Продавцы продуктовых магазинов повсеместно этим занимаются. Их ссылают – через несколько лет они возвращаются, и начинается та же канитель. Нет чувства прочности режима через 20 с лишним лет после революции".

6 февраля 1941 года: "Ножницы между реальностью и официальным "благополучием" все более расходятся".

2 ноября 1941 года: "Невольно мысль направляется на ближайшее будущее. Крупные неудачи нашей власти – результат ослабления ее культурности: средний уровень коммунистов – и морально, и интеллектуально – ниже среднего уровня беспартийных. Он сильно понизился в последние годы – в тюрьмах, ссылке, и казнены лучшие люди партии, делавшие революцию, и лучшие люди страны. Это сказалось очень ярко уже в первых столкновениях – в Финляндской войне, и сейчас сказывается катастрофически.

Я не ожидал тех проявлений, которые сейчас сказались. Будущее неясно.

Цвет нации заслонен дельцами и лакеями-карьеристами.

Сейчас мы не знаем всего происходящего. Информация делается так, чтобы население не могло понять положения.

Слухи вскрывают иное, чем слова в правительственных толкованиях".

16 ноября 1941 года: "...Будущее ближайшее принесет нам много неожиданного и коренное изменение условий нашей жизни.

Найдутся ли люди для этого?".

27 декабря 1941 года: "...28 февраля 1942 (года) должно быть мне 79 лет".

* * *

Последняя запись в дневнике была сделана 24 декабря 1944 года, но уже не самим Вернадским, а под диктовку опасно занемогшего Владимира Ивановича рукой его секретаря А.Д. Шаховской в Москве.

Подготовил Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.