Номер 07 (650), 21.02.2003

— Вы практически единственная из украинских групп, которая добилась более или менее значимого успеха на Западе. Что способствовало этому – собственно творчество, постсоветская мода, стечение обстоятельств, конъюнктура, классный менеджмент или что-то другое?

— Наверное, все вами перечисленное, исключая классный менеджмент. Ни менеджмента, ни продюсинга у нас внятного не было. Мы коллектив старый и помогло нам то, что достаточно долго существовали. Если ты долбишь очень долго в одну точку, в любом случае будет результат. Помогло то, что сплав рок-музыки с народной сейчас популярен. Мы это делаем довольно давно, и в начале 90-х годов нам практически не было конкуренции в Европе. Мы единственная группа постсоветского пространства, которая тогда активно гастролировала в Центральной Европе, во Франции, Бельгии, Италии и т.п. Плюс политический интерес, когда упал "железный занавес", – это тоже стимулировало интерес к нам. Мы попали во Францию, когда Запад вовсю заигрывал с Горбачевым.

— Вы действительно старая группа. Что же позволяет вам не только существовать, но держаться на достаточно приличном уровне? Ведь обычно больше шансов у более молодых и современных...

— Я думаю, нам помог опыт. Приехав во Францию, мы просто окунулись в систему жесткого, давно работающего и хорошо структурированного шоу-бизнеса. Нам стали понятны законы, которые действуют там и которые будут действовать у нас. Не так, как сейчас, разумеется, а как у нас будет потом.

В жестких джунглях шоу-бизнеса музыканта ждут две опасности.

С одной стороны, очень сложно вынырнуть без какого-то продюсинга, без связей, денег, знакомств и т.п. Места возле кормушки мало и просто так тебя туда не пустят. А с другой стороны, если ты, грубо говоря, пошел на сговор с какими-то силами – продюсерскими или клановыми, тогда ты уже не хозяин своей творческой и профессиональной судьбы. Возникает диллема: либо подписать контракт кровью, но потом ты уже не отвечаешь за свое творческое "я", становишься артистам без души. Либо ты работаешь "за идею", что тоже сложно. Потому что все завязано на финансах и на той социальной структуре, которую надо принимать в расчет.

— Что же мешает возникновению нормального рынка шоу-бизнеса в Украине: отсутствие денег или отсутствие личностей?

— Быт определяет сознание, сознание определяет быт. Это замкнутое кольцо. Это две вещи, которые должны развиваться в стране. Идет развитие, конечно, может, не настолько быстрое, как нам хотелось бы. На материальных средствах все завязано, но у первого поколения людей, получаивших доступ к материальным благам, духовность еще отстает от их материального уровня. А уже их дети получают хорошее образование, частенько даже за границей. У них со вкусом все нормально, они становятся нормальными потребителями нормального духовного продукта и даже его производителями. Так что надо просто ждать, когда вырастет поколение богатых людей, которые будут слушать не Игоря Крутого, а крутую рок-музыку или крутую эстраду.

— А захотят ли они слушать украинских исполнителей и авторов?

— Патриотизм, я думаю, неизбежная вещь. В Украине не было государственности очень долго, и украинцы более или менее как нация сохранились только за счет голого патриотизма, который присущ не только этническим украинцам. Я наблюдаю за молодыми ребятами, молодыми рокерами, которые живут в Луганске, Донецке; они вполне патриотически относятся к Украине, и мало того, даже начинают петь на украинском языке.

Мы ведь тоже порождение города Киева. Это русскоязычный город, но мы запели на украинском языке и имеем благодаря этому успех. Мы приезжаем в Одессу, где отношение к украинскому языку "постольку поскольку", но тем не менее у нас тут все в порядке.

— Насколько реальны перспективы украинской эстрады выйти на европейский рынок?

— Нет, об этом можно забыть, этого никогда не произойдет. С эстрадой – так точно. У рок-музыки еще могут быть минимальные шансы. Больше перспектив у этники. Если кто-то когда-то догадается поработать в этом направлении, можно будет сделать серьезный бизнес. Но это должен быть сплав этники с симфонической музыкой, с рок-музыкой.

— В истории украинской песни есть любопытный парадокс. В советские времена существовал "железный занавес", но тем не менее появлялись примерно раз в десятилетие песни, которые выходили за пределы страны: "Рiдна мати моя", "Черемшина". Последним таким шлягером была "Червона рута" 30 лет назад. Почему же сегодня нет таких песен?

— Дело в том, что поменялось информационное пространство. Шлягер – это феномен информационного пространства, а мы имеем в принципе другое информационное общество, не такое, как в 60-70-х годах. То был период чистой идеи и чистого искусства, сегодня же есть четкие технологии зарабатывания денег. Мы находимся сейчас в зоне супермаркета, где продаются песни. И так как сейчас это зона холодного и не очень качественного бизнеса, то мы не имеем хорошего продукта. Он продается, но это скоропортящийся продукт. С другой стороны, может быть, что-то и делается качественно, но как это отыскать? Это как в супермаркете: ты находишься возле полки с обилием товаров, и глаза разбегаются – что же выбрать...

— Сегодня возможно появление такой раскрученной песни, как "Червона рута"?

— Разве что если кто-то захочет сделать это коммерческим фактом и раскрутить песню... Но маловероятно, потому что "Червона рута" была еще завязана на украинской идее плюс хипарская идея. Ведь первый образ Софии Ротару – это образ хипарской певицы, которая близка к земле, она ведь и босиком ходила... Но сегодня эта идея уже не работает, и я не думаю, что такая песня может возникнуть.

Записала беседу Елена ДАРАКОВА.