Номер 41 (937), 31.10.2008
Год назад во время Второго театрального фестиваля "Встречи в Одессе" мы беседовали с Владимиром Михайловичем Пахомовым, народным артистом России, главным режиссером Липецкого драматического театра, а главное, нашим земляком. А вскоре из Липецка пришла горькая весть...
Честно признаюсь: долго не мог себя заставить поставить на диктофон кассету, с записью нашего разговора. Непрофессионально, конечно, но ко всему прочему примешивалось и ощущение какой-то личной утраты. Мальчишкой, школьником, я любил ходить в ТЮЗ, которым в 1960-х руководил молодой тогда, азартный В. Пахомов, нравились его спектакли - такие же азартные до дерзости. Самому трудно поверить, но и сорок лет спустя помню некоторые мизансцены пахомовских постановок. Знаю людей, которые считают, что во времена В. Пахомова наш ТЮЗ, если и уступал какому-либо детскому театру в Союзе, то разве что своему ленинградскому собрату во главе с легендарным З. Корогодским. Потом у В. Пахомова было несколько сезонов в Украинском театре, тоже приметных. А потом... Обычная, увы, история для нашего города, где никогда не любили слишком самостоятельных...
Что ж, будучи изгнанным из родного города, В. Пахомов в конечном счете не прогадал - в России он выдвинулся в первые ряды руководителей областных театров. Зато прогадал наш город, лишившийся одного из самых ярких театральных мастеров за всю свою историю. Но обиды мастер не держал. И о своей "Одессе" вспоминал с явным удовольствием....
- С чего для вас начался Театр?
- С первого посещения нашего Оперного. Мне тогда было четыре года, и все увиденное произвело такое впечатление, что с тех пор, где бы я ни работал, где бы по миру ни ездил (а побывал и в Париже, и в Осло, и в Гаване, и в Мюнхене, и в Барселоне, и в других городах), я всегда говорил: "Разве у вас театр?! Вот если бы вы когда-нибудь увидели Одесский оперный театр!"...
Смотрел же я свой первых поход в театр балет "Лилея" знаменитого в свое время композитора Данькевича, нашего, кстати, с вами земляка. И вот, когда кончился спектакль, я вцепился в барьер оркестровой ямы, и хотя уже все ушли, стоял с открытым ртом и смотрел, как рабочие убирают декорации. Вот с тех пор я не выхожу из театра. Потом я, где-то мне было лет 7-8, участвовал в школьной самодеятельности.
Я учился в 117-й школе, сидел за одной партой и дружил с сыном "врага народа", а сегодня всемирно известным испанским и французским архитектором Маноло Нуньесом-Яновским. Его отец, испанский коммунист, после поражения республиканцев привел в Одессу корабль из Барселоны - "Санта Мария" (он потом назывался "Волга" и долго еще стоял в порту). Остался работать в Одессе, встретил женщину, которая в университете занималась испанским языком, одна из немногих, и подрабатывала переводчицей в интерклубе моряков. Он на ней женился, и так произошел мой друг детства Маноло Нуньес. Во время войны его отец прошел с морской пехотой до Курской дуги. Был тяжело ранен, имел боевые советские ордена, не говоря уже об испанских, но это не спасло его от Норильска... Жили Маноло с матерью очень бедно, и он целые дни проводил у нас в доме. Благо было где развернуться: отец мой был первым заместителем председателя исполкома, поэтому нам дали большую квартиру в "пушкинском" доме, на Пушкинской, 13. Маноло, кстати, был художником моих первых режиссерских опытов. Я дома ставил кукольные спектакли, а он рисовал мне кукол, декорации. Весь наш подъезд был превращен в дворовый театр...
А лет в девять случилась встреча, которая уже окончательно определила мой выбор. Я по воскресеньям ходил смотреть кино на Греческую, в Дом медицинских работников. И вот однажды выхожу из зала, а ко мне подходит женщина и говорит: " Мальчик, ты хочешь в драматический кружок?". Я спросил: "А чё там делают?". Она ответила: "Читают стихи, играют пьесы". Это была Валентина Семёновна Борохович, светлая ей память! В этом кружке я прозанимался до 14 лет, переиграл там массу главных ролей, был ведущим артистом.
- Говорят, что в этом театре начинал Валерий Ободзинский?
- И Ободзинский, и Валерий Жак, известный эстрадный режиссер.. Еще Володя Захаров, который потом закончил ГИТИС, стал режиссером МХАТа и поставил там замечательный спектакль "Сон разума" с Болдуманом в роли Гойи, причем оформлял его ни много ни мало, как Йожеф Свобода, гениальный художник из Чехословакии, один из лучших мировых сценографов...
В Доме медработников я поставил свой первый "серьезный" спектакль "Белеет парус одинокий" по Катаеву: был режиссером и играл усатого сыщика. Было мне тогда 13 лет...
А потом повзрослел и перешел в народный театр Дворца культуры моряков. Там мы подружились с Ромой Кацем (ныне Карцевым), с Мишей Жванецким, который уже тогда выходил на сцену с большим портфелем и читал свои рассказы. Мне доверяли ставить спектакли по серьезным пьесам: "Иркутская история" Арбузова, "В поисках радости" Розова....
Ну а дальше жизнь сложилась так, что восьмом классе я подрался с учителем...
- Это и сейчас звучит дико, а в ту пору... Наверное, была очень серьезная причина?
- Причина была такая, что этот учитель перехватил записку одной девочки, которая писала мальчику (потом они, кстати, стали мужем и женой) и стал читать ее вслух. Я сказал: "Вы что делаете?! Какое вы имеете право?". А он ходил с указкой и ударил меня ею по рукам. Я схватил его (откуда только взялись силы?!) и об стенку мелованную вытер. А потом убежал из класса и больше уже в школу не возвращался.
Узнав об этом, мой папа спросил: "Ну, и что ты собираешься делать?" Я сказал, что пойду в вечернюю школу. На что папа заметил, что не даст мне днем бить баклуши и гонять собак по бульвару. И "по блату" устроил меня... на опытно-механический завод, попросив при этом директора, чтобы тот меня "гонял в три шеи". Будучи несовершеннолетним, я трудился не только полный рабочий день, но нередко и в ночную смену, хотя по закону это было запрещено. Но зато и выучился. В моей трудовой книжке записано, что я - "токарь- универсал шестого разряда". Для того времени это был очень высокий разряд!
- А как же театр?
- А я завод превратил в театр! У меня весь механический и сборочный цеха участвовали в спектаклях. Но мало того, я там в 16 лет сыграл, кого бы вы думали?... Владимира Ильича Ленина!
Сейчас это звучит удивительно, но мне страшно нравился спектакль "Кремлевские куранты" в Русском театре, где Ленина играл замечательный артист Павел Васильевич Михайлов. Я не пропускал ни одного спектакля с его участием. Убегал с уроков, менялся сменами, но, когда шли "Кремлевские куранты", то неизменно сидел в зале. Вначале были аншлаги, а потом, по-моему, в зале сидели я и еще человек пять-шесть. И вот, чтобы сыграть на заводе Ленина, я за свои деньги заказал гримеру Украинского театра замшевый парик, усы, бороду. А директор Дворца моряков Лидия Маевская помогла мне с ленинским костюмом, с ботинками - бульдожками ленинскими, и сыграл я Владимира Ильича...
К тому времени я уже твердо решил поступать в ГИТИС на режиссерский факультет и, чтобы заработать творческий стаж, устроился на киностудию. Там на всю жизнь подружился с великим советским режиссером Марленом Мартыновичем Хуциевым, с Петром Ефимовичем Тодоровским... После этого обнаглел настолько, что пришел в Русский театр, можно сказать, с улицы. Но меня взяли, дали роль хулигана в "Иркутской истории" и в первый свой выход я - от волнения и страха - выбил зуб будущему народному артисту Юрию Горобцу. Он сперва хотел меня прибить, бегал по театру с криком: "Где этот сумасшедший идиот?!", но, когда узнал, что это мой дебют на профессиональной сцене, рассмеялся и сказал: "Дурачок, если бы ты мне раньше об этом сказал, я бы сам пришел на репетицию и показал, как надо бить правильно".
Через полтора года работы в театре мне дали характеристику для поступления в ГИТИС. В том году курс набирал великий педагог, замечательный режиссер Андрей Александрович Гончаров. Он взял меня, хотя мне еще не было 18, я был самым молодым на курсе...
Когда учился, то пропадал днями и ночами в Центральном детском театре у Эфроса на ночных репетициях "Ромео и Джульетты", которую он разбирал много лет. И доразбирался до того, что Оля Яковлева в преклонном возрасте играла на Малой Бронной Джульетту. Но тогда все юные были! В этом театре у Эфроса был один из лучших в его жизни спектаклей "Друг мой, Колька", в котором одну из центральных ролей играла моя будущая жена Тамара Михайловна Мороз...
ГИТИС я заканчивал в 1964-м году и должен был ставить дипломный спектакль в Ленинградском ТЮЗе, даже была договоренность с Зиновием Яковлевичем Корогодским. Но перед этим мне были положены два месяца отпуска, которые я проводил дома. И вот лежу я на пляже на 12-й станции Фонтана, где у отца была дача, как вдруг через меня - в костюме, в галстуке - перешагивает человек. Этим человеком оказался Наум Юрьевич Орлов, на спектакли которого я ходил в Украинский театр. Он мне говорит: "Володя, что ты тут делаешь?". Я ответил: "Загораю". И тут Олов просит: "Я тебя умоляю, сделай мне одолжение!". Оказалось, что ТЮЗ остался без режиссера, а завтра - сбор труппы, и надо что-то ставить. Надел я штаны, майку и в таком виде мы поехали домой к директору театра Тамаре Сазоновой.
Орлов представил меня, как ученика Гончарова, пропел дифирамбы, а потом и говорит: "Он может быстро поставить спектакль". Сазонова поинтересовалась, что я хочу поставить. Первое, что пришло мне в голову, это пьеса Натальи Долининой "Они и мы". В общем, на следующее утро я взял пьесу и пришел в театр.
Можете представить, актеры в основном в возрасте 40-60 лет, а мне 22 только исполнилось. Слышу, как одна актриса говорит другой: "О, молодого мальчика привели, будет новый артист. Смотри, какой он хорошенький!". Когда же Сазонова меня представила как нового режиссера, раздался такой хохот, что я не могу вам передать. Я переждал и сказал: "Значит, так! Меня зовут Владимир Михайлович. Прошу это запомнить. Я буду ставить у вас пьесу Натальи Долининой "Они и мы". Спасибо". И сел. Они все переглянулись.
- Каким был ТЮЗ, когда вы туда пришли?
- Должен вам сказать, что одесский ТЮЗ был замечательным театром.
Из него вышли Иосиф Райхельгауз, Миша Левитин, Коля Губенко, и много других замечательных артистов и режиссеров... В общем выпустил я "Они и мы", спектакль пользовался успехом, а первую рецензию на него написал Аркадий Львов, ныне всемирно известный американский писатель. И я остался в Одесском ТЮЗе.
А через три месяца Сазонова ушла в горком партии, и я остался "един в трех лицах": директор театра, режиссер- постановщик и главный режиссер. Мне было 22 года! С тех пор я ни одного дня не работал очередным режиссером - только главным. Познал на себе этот горький хлеб...
(Окончание - в следующем номере.)
Беседу вел Александр ГАЛЯС.
Фото автора.