Номер 24 (769), 24.06.2005

БЕССМЕРТИЕ ТЕМЫ

Музыкант, бармен загранплавания, журналист, литератор... Не совсем земной и уж точно не приземленный...

Это строчки из аннотации к сборнику стихов Анатолия Карпенко-Русого, известного в Одессе не только как автор романов, повестей, рассказов... но и как ведущий телепрограммы "Звезда Одессы".

— Анатолий, расскажите немного о себе. Почему "Русый"?

— Я Анатолий Карпенко, который сделал себе псевдоним-приставку "Русый", потому что Карпенков много. Сделал же себе приставку "Карый" самый яркий из плеяды Карпенков, чтобы его не путали с другими Карпенками и Тобилевичами. Как-то я насчитал в справочнике Союза писателей Москвы – только Москвы – пять Карпенко, один из них – Анатолий. В Киеве есть композитор Анатолий Карпенко. А я ведь тоже пишу музыку, точнее, мелодии к своим текстам. Я ведь профессиональный музыкант. Закончил Минское музыкальное училище при консерватории – классическая гитара. Играл в филармонии, ресторанах, на свадьбах, в коллективах, преподавал в музыкальной школе. А когда стал работать барменом на судах загранплавания, окончил еще торговый техникум...

— Откуда такое знание фактов и анекдотов истории, мифологии, Библии, которые вы используете в своих книгах?

— Я сам себя сделал. На мое воспитание не наложилось влияние ни семьи, ни друзей. Отец был военным – брал Берлин. Мать – торговый работник. Но моя сознательная жизнь начиналась в 60-х, когда появились смелые публикации, зазвучали бардовская песня, джаз, который был до того запрещенным элементом культуры. Мне хотелось все охватить. Я ходил по музеям в разных городах, смотрел картины, перечитал всё, что мог достать, всех французов, философов...

— Я это почувствовала, когда прочитала "Бессмертие безумия". До этого я читала только первую часть романа "Монте-Кристо" по-черноморски". Восприняла его как чисто развлекательную литературу, прилично слепленную. Но после выхода в свет продолжения поняла, что в романе есть философские пласты.

— Я хотел, кроме внешней, завлекательной стороны, вложить в роман свои глубинные мысли, раздумья, вопросы, ответы на которые я нигде не встречал. Например? Мысль о том, что прогресс человечества строился на агрессии. Именно она управляет прогрессом. Сущность человека в том, что он более агрессивен, нежели добросердечен. Но если человек создан по образу и подобию Божьему, то каков Бог? Я свято верю в Бога, но не знаю, каков он. Я этим вопросом задавался с 15-16 лет. Если исходить из представлений о человеке, Бог может оказаться самым агрессивным. Ни у Ницше, ни у Шопенгауэра я ответа не нашел. Возможно, есть философы, которых я не знаю и которые рассматривали этот вопрос. Меня вообще интересуют все вопросы, связанные с проблемой милосердия и агрессии.

— Желание углубиться в эту проблему подтолкнуло вас на продолжение "Монте-Кристо" или вам стало жаль своего героя? Или же вы поступили, как Ильф и Петров или Конан Дойль, которые подчинились читательским требованиям?

— Я ведь не оживлял своего героя Монтия Кристова так дерзко, как это сделали Ильф и Петров. Я оставил себе и ему шанс на выживание. Я чувствовал, что Монтий так не может уйти из жизни. Этому герою был предназначен большой читательский интерес. Сейчас пришло его время. Через полтора десятка лет после того, как я его придумал, реалии в романе и в жизни стали совпадать.

— Какой философский подтекст вы вкладываете в то, что вводите в роман фигуру Агасфера – Вечного Жида?

— В Агасфере символика, метафора, гипербола – все вместе. Для меня он необыкновенно симпатичный герой. Он веселый, он может выпить сколько угодно, не пьянея: он ведь вечный Агасфер – фигура уникальная в мировой мифологии. О нем толком ничего не известно. Его имя отсутствует в канонических церковных изданиях, Библии. Я прочитал все источники, где он появлялся, и не нашел подробностей его жизни. Поэтому я смог дать волю своей фантазии. Придумал ему приключения на 2 тысячи лет, которые он прожил до наших дней. Он у меня побывал и у короля Артура, и во Франции у альбигойцев, был всюду, где присутствовала Чаша Грааля.

— Он что, по выражению Марка Твена, граалил всю жизнь?

— Он-то не граалил. Граалили другие – искали благоденствия, которое принесет Чаша Грааля. Даже Гитлер граалил. Но Агасфер находился рядом с Чашей, когда в нее капала кровь Христа. И все 2 тысячи лет он находился рядом с нею. Поэтому на нем был отсвет благодати. Но ему надоело жить. Попробуй-ка проживи две тысячи лет! У меня он появляется рядом с Монтием Христовым как пришелец из тех времен, созерцавший Христа. Монтий должен помочь ему покинуть наконец землю, пусть своеобразным путем. За это он должен даровать Монтию Знание, вернее, приблизить его к Знанию. Оно, это Знание, оказалось неполным, потому-то Монтий Туда не прошел.

— У Монтия, как у графа Монте-Кристо, есть друзья- соратники. Но они не похожи на друзей графа. Погибель и Гайде не подлежат сравнению. Компания Монтия скорее напоминает свиту Воланда.

— На мое мировоззрение, на мою фантазию огромное влияние оказал Булгаков. Дюма создал беллетристику, а "Мастер и Маргарита" – это душа и мысли огромного наполнения...

— Похоже, что вся мистическая сторона романа вызревала в вас с 60-70-х годов, когда к нам пришел роман Булгакова. Впрочем, в конце XX века появилось много произведений, где мистика замешена на библейских сюжетах. Это течение можно изучать особо. Возможно, даже есть литературоведческие работы на эту тему. И ваша книга могла бы послужить материалом для такой работы. Она профессионально написана, выстроена. В ней хороший язык. Кстати, о языке. Я обратила внимание, что разные главы книги, в которых речь идет о разных временах и героях, написаны разным языком, в разной манере. Язык соответствует эпохе и среде. Так же и с другими произведениями. "Океан морей" по стилю не похож на "Бессмертие безумия", сборники рассказов тоже написаны в другой манере. Это что, поиски своего языка или вы, как актер, влезая в шкуру своего героя, начинаете воспринимать мир его глазами и говорить его языком?

— Когда я пишу, я отождествляю себя со своими героями. И вообще считаю, что о рыцарях Круглого стола нужно писать в стилистике рыцарских романов, о современных бандитах – в языковых реалиях современности. Для женского журнала я напишу рассказ не тем языком, что для "Плейбоя"... Но вы попали в точку. Расскажу вам, как меня не приняли в Союз писателей. Меня обвинили в том, что я скупил рукописи разных талантливых авторов и издал их под своим именем. Основание – разная манера и язык написания разных глав. Конечно, то, что этих авторов сочли талантливыми, меня порадовало. Но отношение! Они меня в упор не видели, презирали. Как это какой-то бармен – и вдруг осмелился писать! Но тут еще была и другая подоплека. В романе я поиздевался над персонажем по фамилии АНТИМОСКАЛЕНКО. Это трудно было пережить ряду наших письменник_в. Хотя в конце главы становится понятно, что все это поверхностное, наносное. Украинец, русский и еврей садятся и дружно пьют самогон, потому что, в общем, они живут дружно. Нет в романе ни национализма, ни антинационализма. Но главным обвинением было – "написано разным языком". А я старался воссоздавать эпоху с помощью языка, и, судя по их реакции, мне это удалось.

— Они посчитали вас таким богатым, что вы можете держать литературных рабов?

— Для них же бармен – понятие нарицательное, так же как и официант. Это персонажи для битья в советской литературе. Кстати, сейчас мой сын ходит под флагом официантом. У нас с женой две взрослые дочери, сын и внук.

— У сына еще не проявился писательский дар? Когда вы начали писать?

— Первый серьезный рассказ я написал лет двадцать назад. Я тогда плавал. Я считаю: чтобы заслужить право писать, нужно иметь что сказать людям.

— Когда вы почувствовали себя профессиональным писателем?

— Когда в 1990 году взял в руки свою первую книгу "Монте-Кристо" по-черноморски". Это было как чудо. Вообще, когда пишешь, когда перечитываешь написанное тобой, то чувствуешь себя писателем. Но профессиональный писатель – это тот, кто живет писательским трудом. Меня же мои семь книг не кормят. Как практически не кормит и "Звезда Одессы".

— Так что, писатели – это те, кто "может рукопись продать"?

— Профессиональные писатели. Так считалось в советское время, хотя из 10 тысяч членов Союза писателей по-настоящему талантливо писали лишь несколько десятков.

— Анатолий, у вас в романе три основных персонажа – евреи: Изя Синайский, его бандит-сыночек Шварцкопф, во второй части романа вообще носитель дьявольщины, и Агасфер. Так как роман с подтекстом, то что за подтекст скрыт в этом подборе?

— Я не разделяю мир и людей на черное и белое, на евреев и чукчей. Но меня интересует место еврейства в этом мире, интересует то влияние, которое этот удивительный народ оказал на всю историю и культуру. Словом, интересует так называемый "еврейский вопрос". Я люблю двух своих героев: Изю и Агасфера. Ненавижу Шварцкопфа – но ведь были среди евреев и бандиты.

— Беня Крик, например...

— Намного более страшные. Но среди евреев был и самый светлый и добрый человек – Иисус Христос...

— Ваша книга хорошо читается; думается, что ее стоит переиздать. Но есть одно замечание или, если хотите, совет. Вы взваливаете на читателя весь багаж ваших знаний по истории, мифологии, философии и так далее. Не каждому по силам эта ноша. Ведь, в конце концов, роман приключенческий. Но не все любители этого жанра читают одновременно Монтеня и наоборот. Если вы хотите, чтобы ваш непростой подтекст доходил до каждого читателя, снабдите книгу постраничным комментарием.

— Спасибо. Это очень правильный совет. Но переиздать книгу не так-то просто. Было более двух или трех попыток. Например, в Москве, где очень заинтересовались романом. Я кое-что изменил в романе, адаптировал ближе к сегодняшним реалиям. Был уже набор... И вдруг все сорвалось. Так было и в Одессе. Мне кажется, что это судьба, карма. В книге есть светлые страницы, божественные, а есть темные, связанные с дьявольщиной. Не на пустом же месте, а за какие-то грехи Монтия не пустили Туда. И вот эта карма не дает книге приблизиться к читателю. Она довлеет над книгой. Мистика, но факт.

Беседовала Елена Колтунова.