Номер 50 (743), 17.12.2004

Игорь ПОТОЦКИЙ

Повесть

(Продолжение. Начало в №№ 29-34, 36-38, 40-49.)

20

Путника донимает воспоминание о вытянутом в длину, как дорога, прекрасном женском теле, светящемся под луной. В этом теле множество самых разных оттенков, тонов и полутонов, но он от него далек, хоть и находится рядом. Это тело, принадлежащее Тане В., лежит на одной из скамеек ипподрома. Ночь в середине. Они на ипподроме одни.

Таня, ей еще нет двадцати, говорит Путнику: "Не смей меня трогать. Я хочу с тобой только духовной близости, а не физической. Но не вздумай мне изменять!"

Это роскошное тело – еще одна веха на пути взросления Путника, пока еще не осознавшего своего взросления. Таня В. кажется ему более взрослой, а он выглядит рядом с ней сопляком, к тому же одна его фантазия наслаивается на другую, а она ему уже давно не верит, постоянно посмеивается над ним, называет обидной кличкой. Он никак не может понять: сохранила ли она девственность в своих туристических походах, но прямо об этом спросить не решается. Она же говорит: "У меня до тебя были романтические отношения. Не веришь? Тогда спроси у моей старшей сестры".

Путник влюблялся до Тани В. довольно часто. Так он устроен. Недаром же он восхищался прозой Льва Толстого, Готье, Арагона, Кортасара, Трифонова, Барстоу, Бабеля, Камю, Ивашкевича, Сенкевича, Монтеня, Бунина. По их книгам он бродил с радостными глазами. Они его спасали. Дарили свой свет. Настраивали на любовь, краткое, как он тогда считал, взаимопонимание между мужчиной и женщиной. Таня В. вертела им, как юлой. Его голова кружилась от ее близости. Никогда до этого он не говорил столько глупостей, как во время разговоров с ней. Будто был эскимосом, впервые попавшим в Одессу, оглушенным большим городом. Он, недовольный собой, постоянно повторял: "Дева тешит до известного предела", понимая, что Таня В. не была в него влюблена, но ей нравилось его восхищение. Он же думал, в оправдание своим чувствам, что и у Петрарки к Беатриче было немое восхищение, а стихи родились потом, когда отчаянье перевешивало все остальное. Она же перечисляла его недостатки, а достоинств у него почти не было. К тому же он был евреем, а с евреями она свою будущую жизнь связывать не хотела. Она говорила: "Только, прошу, не зачисляй меня в антисемиты. Я не испытываю к евреям ненависти. Просто вы какие-то другие, не такие, как славяне. Вот и ты с твоими постоянными фантазиями и выспренними словами, словно не знаешь, что с женщиной надо вести себя более грубо. Только не думай, что я тебя провоцирую на грубость. Просто я тебе объясняю, как себя следует вести с женщинами".

Иногда она была ласковой с ним. Говорила нежные слова. Вот и сейчас она разделась и позволила, в виде милости, любоваться своим телом. Но между собой и Путником она возвела стену: "Если ты приблизишься ко мне, наша встреча будет последней". Но взгляд ее глаз призывал, торопил принять решение, ему даже показалось, что в нем есть несколько частиц самой обыкновенной похоти, но тут он услышал: "Не думай, что слова мои расходятся с желаниями моего тела". Но на этот раз тон ее был каким-то сдавленным, неестественным. Он сделал несколько шагов назад; а она посмотрела на него зло, но, вполне возможно, что это ему показалось. Он вспомнил фразу из "Рукописи, найденной в Сарагосе" Яна Потоцкого: "Несправедливость уже так закалила мое сердце, что эта речь не произвела на меня особого впечатления".

Ей нравилось его мучить, а ему внезапно показалось, что он страшен, как черт, вот поэтому она и не в силах скрыть своего презрения. У него моментально выросли копыта, на руки свои он боялся смотреть, внезапно уменьшившись ростом, а она – назло ему – заполнила собой все пространство ипподрома. И тут завыла бродячая собака, но почему-то его голосом, а Таня В. громко прошептала, что теперь она убедилась в том, что ее тело его не возбуждает. И заплакала. Все это напоминало бред или пробуждение после наркоза, но он потом уверил себя, что именно так все и произошло. А она вдогонку ему кричала: "Между нами разрыв навсегда", но он на ее истошный крик не обернулся. Так у Путника началась вторая дорога, где все было смутно и непредсказуемо, ибо потеря любви всегда оставляет в душе горький осадок, но и он проходит.

(Окончание следует.)

Одесса, 2003 г.

Рисунок Николая ДРОННИКОВА (Париж).