Номер 49 (742), 10.12.2004

Игорь ПОТОЦКИЙ

Повесть

(Продолжение. Начало в №№  29- 34, 36- 38, 40- 48.)

19

Путник привел Селин Маларже знакомиться со своими друзьями - Даниэлем Кензи и его женой, очаровательной кубинкой Рейной Портуонде. Селин и Рейна сразу же начали обмениваться, словно послы дружественных держав, приветливыми взглядами, а Даниэль стал показывать гостям свои саксофоны. Он к ним относится, как к маленьким детям. При этом он рассказывал историю своего знакомства с Рейной, которая его поразила больше Гаваны, ведь к столице Кубы он довольно быстро привык, а вот Рейна его ошеломила, как водопад в пустыне. И тогда он начал проявлять нахальство, будто оно было лучшим из его качеств. Тут он заявил, что начало их любви напоминало музыкальный экспромт. Если бы она ему отказала, он бы стал холериком и, скорее всего, сжег Гавану, как император Нерон Рим. Рейна нам, посмеиваясь, сказала, что он зажег ее своим бешенным темпераментом. А зрачки его саксофонов тогда смотрели только на нее; она даже покраснела, боясь, что кто-нибудь еще увидит их пристальные взгляды. Потом Рейна добавила: "Потом он..." У Путника была своя интерпритация дальнейших событий, но Селин ее отвергла. Процитировала Луи Арагона: "Страшился ли он, возможно, перемены в жизни или горел желанием занять свое место в каком-то новом бытии?" Она требовала у Путника ответить на этот вопрос за Кензи, но он посчитал безумием домысливать чужие мысли. Путник только подумал, что жизнь сплетает порой слишком запутанные сюжеты.

В середине вечера Селин и Даниэль стали импровизировать на фортепияно и саксофоне (по просьбе Рейны) о дожде, стремительно бродящем по городу. Музыка была бурной, стремительной, словно стволы деревьев раскачивал стремительный ветер. Фортепьяно догоняло мелодию саксофона, рассказывающую, как подумал Путник, о метаморфозах, случающихся с телом женщины, ожидающим звуков и красок тела своего возлюбленного. А потом сквозь эту музыку проступило лицо бабушки Рахили, а потом рисунки Дронникова, на которых были изображены мосты, вознесенные над Сеной, а на спокойной поверхности отражалась луна. Когда-то лучший одесский клоун Нуолк рассказывал мне, что только жестокая обида рождает ясные листы рисунков и его лучшие афоризмы. Я хотел поделиться своими мыслями с Рейной, но она слушала с закрытыми глазами и наверняка вспомнила Гавану. А потом звуки стали медленно затихать, словно последние кадры с придуманного экрана.

Рейна первой очнулась. Она поцеловала мужа, а потом Селин, повторив несколько раз, что ревновать не будет к новому дуэту, а Селин не выдержала и спросила у Путника: "Как мы играли?" - "Прошлое соединилось с настоящим, - ответил он. - Музыка взбиралась по откосу сопки, а затем стремительно полетела вниз, но я не сразу это заметил". - "Слишком сложно, - пожаловалась Селин. - А где же твоя неслыханная простота?" - "Всему свое время".

Путник не был влюблен в эту гордую парижанку, но ему постоянно казалось, что несколько десятилетий назад у него была похожая на Селин возлюбленная - с кожей, отдающей запахом дикого винограда. У нее были редкой красоты волосы - смесь коричневого и пепельного цветов, лицо часто озарялось стремительной улыбкой, короткой, как музыкальная пауза, но она была поклонницей не Путника, а его бесед с ней. Путник был тогда молодым, настойчивым и неуверенным, гордым и слабым, насмешливым и серьезным. Она же считала себя несуразно некрасивым созданием, хоть ее неброская красота часто завораживала мужчин. В минуту их близости она заставляла его нашептывать ей страстные признания, где бы ее руки, ноги, стройное туловище принимали прямую линию восклицательного знака. Он подчинялся ее просьбе - сначала радостно, затем по привычке. Почему их роман продолжался несколько месяцев? Она заряжала его своей энергией, а он... Но тут Селин насмешливо приказывает: "Думай обо мне".

Вечер получился на славу. Даниэль шутил над пристрастиями Рейны вести себя, как могучий Рейн, а она в ответ говорила, что это из-за ее слабости сделать жизнь Кензи более респектабельной. Селин во всем поддерживала Рейну, а у мужчин общего хора не вышло, что вполне объяснимо: слишком разными у них были цели в этой каверзной жизни.

(Продолжение следует.)

Одесса, 2003 г.

Рисунок Николая ДРОННИКОВА (Париж).