Номер 29 (1175), 9.08.2013

"О, СЧАСТЛИВЫЕ ДНИ!",
или СЕАНС СПИРИТИЗМА В ТЕАТРЕ КУКОЛ

Раз не нашлось смелой актрисы, готовой принять его режиссерскую концепцию, заслуженный артист Украины Юрий Невгамонный поставил понравившуюся пьесу как свой моноспектакль. Вряд ли тут до конца можно увидеть перевоплощение мужчины в женщину, это скорее драматург реконструирует события далеких дней или медиум вызывает тени великих персонажей... А в итоге Театр кукол обогатил свой репертуар для взрослых оригинальной постановкой - моноспектаклем Юрия Невгамонного "Разговор в семействе фон Штейн об отсутствующем господине фон Гёте" по одноименной пьесе немецкого драматурга Петера Хакса (перевод Эллы Венгеровой). Пьеса представляет собой монолог от лица дамы Шарлотты фон Штейн, в течение добрых десяти лет сводившей с ума от любви самого Иоганна Вольфганга фон Гёте.

В начале девяностых тот же артист создал моноспектакль "О, счастливые дни!" по Беккету. Театралы ломились в маленький подвальный зальчик театра "Аркадия", нимало не смущаясь тем, что от имени старушки Винни говорил артист в мужской одежде. У той постановки была и счастливая фестивальная судьба.


Писатель и муза, гений и современники, живые чувства и кукольные персонажи... В начале спектакля артист обозначил свою Шарлотту, оказавшись позади манекена с платьем на кринолине, но это было всего лишь несколько секунд. Дальше был господин во фраке, ведущий салонную беседу с сидящей куклой (драматург считал, что во рту куклы должна быть трубка, но и мундштука с сигаретой вполне достаточно для ирреальной ситуации): "Вот видите, Штейн, чего я достигла своим смягчающим влиянием. Ценой огромных усилий я устранила самые броские, самые скандальные неприличия: он больше не топает на нас ногами. Но распущенность, лежащую в их основании, но самомнение, глубоко оскорбляющее всякое мужское и особенно женское сердце, - его я не смогла устранить. Сегодня, как и десять лет назад, Гёте напоминает мне спесивого индюка. Он был бродягой - я его воспитала; теперь мы имеем воспитанного бродягу-гения".

А потом о господине перестаешь даже думать, начинается какая- то фантасмагория, без всяких внешних атрибутов начинаешь верить, что дама перед тобою. Дама слишком много на себя берет, но на то она и дама, чтобы принимать желаемое за действительное, упиваться собственным успехом и плести интриги. Гёте также присутствует в этой истории в виде куклы, только эта кукла поменьше той, которая именуется Иосиасом фон Штейном, и висит на гвоздике. Похоже, тут просто играют мужчинами, словно куклами, или, может статься, это сам драматург озвучивает монолог своей героини, незаурядной женщины своего времени, а для правдоподобия окружил себя молчаливыми куклами-партнерами? Но мужчина, тем более гений, отнюдь не кукла, а ведь Шарлотте уже казалось, будто без нее и Гёте-то никакого быть не может: "Я, сколько могу, мешаю ему работать и возвращаю к суровой действительности. О да, тогда он страдал. Но позволю себе заметить, что страдал он не без удовольствия. В страдании он становился таким красноречивым, выражал свои поучения с такой бесстыдной откровенностью, что я всегда чуяла за этим тайное наслаждение. У меня есть некоторые основания сомневаться в том, что человек на дыбе замолкает: насколько мне известно, он кричит. А вот Гёте - тут он сказал правду - сочиняет стихи".

Утонченная дама описывает жестокости, которым подвергала своего поклонника: писем, например, по нескольку дней не распечатывала. И это, только что принесенное, распечатывать не поспешит. Но к чему притворство? Было, все было у них с Гёте, по-настоящему: "Ах, и я таяла от его слов и поцелуев! Моя беспомощность исчезла, я забыла о своем ничтожестве и о том, что я всего лишь слабая женщина, что имею право вечно быть лишь его служанкой. И все же, ибо любовью своей он возвысил меня, я чувствовала себя равной ему. Объятие, которому предшествовали эти часы... Предвижу ваше удивление, когда вы узнаете, что наше блаженство отнюдь не означало отказа от наслаждений плоти и нервов. Между тем я решилась ничего не утаивать от вас...". Увлекаясь исповедью, Шарлотта хватает в охапку сидящую куклу и танцует с ней страстное танго (этот блестящий концертный номер поставлен балетмейстером Олегом Гусаренко). Разве мужья знают, что такое настоящая страсть?! Пусть прочувствует, хотя бы теряя свою Шарлотту навсегда: "Гёте оставалось принять последнее решение, и о том, что он его принял, свидетельствуют романтические обстоятельства его отъезда и чрезмерная удаленность его теперешнего прибежища. Что ж, я решилась. Вместе с разгадкой я скажу вам и загадку, ибо вижу, что вы ничего не поняли. Я выйду за него замуж, Иосиaс... Вы приказали мне позаботиться о том, чтобы сохранить для нас Гёте. Будь по- вашему, Штейн, он останется с нами, но я не останусь с вами. Ваш приказ будет исполнен, но иначе, чем вы хотели".

О, романтика нежной души! - воскликнул один из героев Блока по весьма схожему поводу. "О, счастливые дни!" - так можно было бы назвать не только давний спектакль по Беккету, но и нынешний, по Хаксу. Ну же, Шарлотта, не будь так самоуверенна. Открой, наконец, конверт с письмом от Гёте. Его здесь нет, и ты больше не можешь изводить поэта видом нераспечатанных писем, которые он писал спешно, по ночам, кровью сердца. В письме - не совсем ожидаемое, оно заставит тебя побледнеть и закричать уже без всякого политеса: "Ну почему?!.."

Урони своих кукол, Шарлотта. Ты им больше не нужна. Не спрашивай, почему. Ты была так уверена в своей власти над ними, ты воображала, будто подобрала все ключики к их сердцам и протянула ниточки, дергая за которые, заставишь их плясать, как тебе угодно. Больше не надо быть злой, расчетливой, кокетливой, стервозной - это отныне не работает. Ты станешь тенью, легендой, но поколения земных женщин все так же будут отваживаться любить, обольщать, завлекать и удерживать мужчин, как бы ни было тяжело. Все женщины - по сути своей - актрисы, и так же, как для тебя, для каждой из них самыми яркими окажутся воспоминания о том, какими же великолепными оказывались мгновения триумфа существования на сцене, где нужно скрыть боль и щегольнуть умом иль красотой, а лучше - тем и другим. Но тебя уже нет, Шарлотта. Чары развеялись, тени рассеялись, платье твое упало и свернулось цветным ворохом, только грустный медиум во фраке выходит на авансцену под гром аплодисментов. Это он вызвал твой дух, рассказал твою историю и примерил на себя, потому что, если честно, мужчинам тоже ведома тоска по утраченному счастью.

Мария ГУДЫМА.