Номер 13 (1009), 9.04.2010
Эту занимательную историю когда-то рассказал мне ветеран войны, заслуженный работник культуры Борис Яковлевич Колтунов. Человек замечательно интересной судьбы, о котором мы еще расскажем читателям подробнее. А пока что - случай из жизни. Время действия - после освобождения Одессы.
- Я вернулся в Одессу в середине апреля 1944 года, буквально через несколько дней после ее освобождения. И сразу приступил с коллегами к восстановлению телефонной связи. Не прошло и месяца, как в городе заработала телефонная станция на 100 номеров. Конечно, все эти телефоны стояли в кабинетах у руководящих работников. Но уже через год количество абонентов выросло в 25 раз, тем более, что удалось (не без помощи военнопленных) восстановить подземные кабельные сооружения. Телефонные аппараты появились уже не только у руководства, но и в квартирах некоторых одесситов. В разгар этой работы начальник областного управления связи Олег Константинович Макаров был переведен в Москву руководителем одного из главков Минсвязи. Он взял с собой в столицу директора городской телефонной станции Анатолия Беликова, а на эту должность в июле 1945 года назначили меня.
Прошло менее двух лет, и я мог рапортовать об открытии первой в одесской истории автоматической телефонной станции. Для тех, кто жил в ту пору, будет понятно, что это событие знаменовало собою начало новой эпохи: навсегда в прошлое уходили телефонистки, "барышни", как именовали их повсюду, бывшие одной из примет 10-30-х годов двадцатого века. Не случайно открытие АТС было приурочено к 30-й годовщине Октябрьской революции. Нашу станцию высоко оценили такие столичные специалисты, как лауреат Сталинской премии Евгений Фортушенко, доктор технических наук Сергей Китаев. А тогдашний председатель горисполкома Александр Данилович Степаненко, побывав на открытии, через несколько дней привез на станцию всех директоров одесских гостиниц. Он повел их в комнату отдыха обслуживающего персонала, которая была оборудована шикарной по тем временам мебелью, где на стенах висели картины, а на окнах - роскошные занавески, и предупредил, что если через год, к 7 ноября 1948 года, директора не приведут свои гостиницы в такой же вид, он их попросту поснимает с работы.
Не знаю, что произошло с директорами, а вот я с работы вскоре полетел. И это несмотря на то, что 7000 номеров первой АТС позволили провести телефонную связь на заводы, фабрики, учреждения медицины, культуры и, разумеется, в квартиры сотен одесситов. Приказ о моем освобождении с занимаемой должности был настолько неожиданным для всех, что по городу тут же поползли слухи, будто меня сняли по причине национальной принадлежности. В ту пору это казалось правдоподобным: ведь шел 1950 год, и у всех еще была на памяти "борьба с безродными космополитами". Однако все оказалось гораздо проще и до известной степени печальнее. Срочно требовалось трудоустроить бывшего министра связи Таджикской ССР. Вопрос этот решался на таком высоком уровне, что даже тогдашний первый секретарь Одесского обкома партии Епишев не смог меня защитить, хотя и пытался, поскольку мы с ним были в очень хороших отношениях. Он и сказал моему брату, известному киносценаристу, пытавшемуся за меня ходатайствовать:
- Григорий Яковлевич, сделать ничего невозможно.
Вот так меня сняли с работы в первый раз...
Через некоторый срок уже упомянутый Александр Данилович Степаненко вызвал меня в горисполком и предложил стать начальником городского управления пляжами, причем управление это только предстояло создать согласно Постановлению Совета Министров СССР. Первое, что я попытался сделать, это понять, что же представляют собою одесские пляжи. Их было семь: "Ланжерон", "Лузановка", "Аркадия", "10-я станция", "13-я станция", "Золотой берег", "Черноморка". Затерялся маленький симпатичный пляжик "Австрийский" (в районе порта), зато обнаружился пляж на Хаджибейском лимане. Все эти пляжи находились в запущенном состоянии, потому и были прозваны в народе "дикими".
А уже через полгода управление заполнилось инженерами, строителями, боцманами, спасателями. Началось строительство спасательных станций, на пляжах появились сотни шлюпок для катания, топчаны, кафе, магазины, ларьки, даже рестораны. Большим успехом у отдыхающих пользовались пирожки, которые носили имена пляжей, на которых продавались, - "Ланжерон", "Золотой берег". Уборщицы начали вести беспощадную борьбу с отдыхающими за чистоту песочного покрытия пляжей. Даже установили щиты, где размещались карикатуры, бичующие нерях. Мне рассказывал новый председатель горисполкома Григорий Феофанович Ладвищенко (А. Д. Степаненко был избран первым секретарем горкома партии), как хохотал посол Индии в СССР Кришна Минон, увидев карикатуру, изображавшую, как спасатель вытаскивает из-за спины нерадивого купальщика... скелет скумбрии.
Апофеозом деятельности нашего управления стало строительство пляжных вокзалов, между которыми курсировали пароходики, вмещавщие до ста пассажиров, а также возведение противооползневых бун - громадных железобетонных сооружений, что способствовало искусственному намыву песка. Об одесских вокзалах и бунах писали даже в московской прессе.
Увидав такие успехи управления пляжами, А. Д. Степаненко решил объединить нас с управлением дачами, и стали мы именоваться управлением дачами и пляжами, сокращенно УДН. Дачный трест обладал фондом из 160 комнат. Я поставил перед собой задачу расширить его, но денег на это у города не было. (Знакомая картина, не правда ли? А говорят, будто что-то меняется!). И вот тогда пришла идея увеличить дачный фонд индивидуального пользования за счет того, что у нас арендовали разные организации. Идея эта нашла поддержку в Совете Министров, но вызвала бурный протест у руководителей этих организаций. Особенно активно выступили против меня начальник трамвайно-троллейбусного управления Семен Золотухин и его заместитель, о котором я помню только то, что он был членом партии с 1916 года. Тем не менее нам удалось построить довольно много симпатичных домиков для семей. Все вроде бы было хорошо, но вдруг меня пригласили в горком, где инструктор Лариса Писарева сообщила, что новый первый секретарь горкома Стамиков поручил ей провести проверку УДП "самым серьезным образом". И я понял, что меня ждет...
Уже через несколько дней меня вызвали на заседание бюро горкома, где предполагалось рассмотреть вопрос о недостатках в работе управления дачами и пляжами. Я сразу же попросил слово и сказал:
- Предлагаю намеченные бюро горкома меры по моему освобождению от должности считать правильными.
Лица членов бюро вытянулись, а первый секретарь тут же предложил удовлетворить мою просьбу о снятии с должности начальника УДП. Естественно, все проголосовали "за". Когда я уходил, вслед за мной вдруг поднялась Л. Писарева. Она проводила меня до выхода, пожала руку и вместо "До свидания!" сказала: "Спасибо!"
А на следующий день ко мне в кабинет пришел отставной генерал милиции и сообщил, что ему предложили занять мое место. Потом я узнал, что против моего снятия категорически возражал председатель исполкома, но горкомовская власть была посильней...
Впрочем, нет худа без добра. Через месяц мне позвонила Лидия Всеволодовна Гладкая, занимавшая тогда должность директора Одесской киностудии, и предложила пойти к ней заместителем. Я согласился и проработал на студии 36 лет. Здесь меня уже никто и никогда не пытался снять с работы.
Подготовил
Александр ГАЛЯС.